Благодаря этому крупные сегменты мусульманских общин смогли существовать в Европе практически без взаимодействия с местным населением, уклоняясь от участия в жизни европейского общества. Именно это создает основу для «отчуждения» от западного общества. Что, в свою очередь, создает нишу для радикализации и конфликтов.
С учетом описанной выше модели, мы можем предположить, что мусульманское население в Европе:
а) будет привлекать внимание, несоразмерное его численности;
б) будет оставаться «чуждым» элементом в силу того, что во многих странах мусульмане не обладают полноценными правами гражданства, а также из-за неуклонно продолжающегося процесса иммиграции. По сути, мы будем наблюдать постоянно возобновляемое «первое поколение» мусульман, которым сложно адаптироваться к западным нормам;
в) будет и впредь представлять собой в большинстве европейских стран культурно обособленную, маргинализованную, беднейшую страту общества.
Какой бы модели мы ни придерживались, ассимиляционной или интеграционной, совершенно очевидно, что значительные слои иммигрантских общин (среди которых мусульмане, возможно, более других на виду) не сумели найти способов сосуществования с основной массой населения в странах проживания. В конечном итоге, этот недостаток взаимодействия создает почву для радикализации отдельных сегментов маргинализованного населения.
Пытаясь разобраться в причинах отсутствия такого взаимодействия, мы видим, что в любом обществе, какой бы ни была его природа, существуют вполне определенные нормы, которые обеспечивают гладкое сосуществование составляющих его индивидов.
Но многие иммигранты происходят из сообществ, крайне привязанных к традиции. Прибыв в Европу, они столкнулись с совершенно иным социальным контекстом. Для них такой переход повлек разрушение привычных им устоев (особенно внутри семьи). В то же время они оказались перед лицом совершенно иного набора социальных норм. Но механизма для их восприятия и усвоения не оказалось. А это вызвало чувство потери и тревоги.
В попытке совладать с этой тревогой и со своей неспособностью воспринять новые правила, люди естественным образом сопротивлялись «западному» влиянию и правилам поведения и пытались справиться с ситуацией, обращаясь к практике тех обществ, которые они покинули. В некоторых случаях они пытались воссоздать свое прошлое в новом окружении. В любом случае эти тенденции обостряли проблемы и без того сложного процесса интеграции.
Мечеть всегда была центральным элементом социальной жизни мусульман. В новой и чуждой окружающей среде мечеть приобрела еще большее значение в качестве места поклонения, культурного убежища и социального центра. Местные мечети вполне естественно превратились в центры социальной жизни мусульманских сообществ в Европе, а имамы стали играть в сообществах весьма важную, руководящую роль, особенно в том, что касается влияния на молодежь.
Проблема тем не менее заключалась в том, что практически повсеместно имамы европейских мечетей набирались из мусульманских стран. Но, будучи знатоками исламской теологии, они были совершенно незнакомы с жизнью в Европе. Зачастую они даже не знали местного языка. В некоторых случаях речь шла об имамах, воспитанных на особо жесткой трактовке ислама. Эффект этого проявлялся в сведении к минимуму более умеренных традиций в среде мусульманских общин. Некоторые государства постарались решить проблему имамов, родившихся и получивших образование за границей. Например, в Нидерландах начали вводить программу обязательного обучения потенциальных имамов, цель которой – научить их голландскому языку и предоставить знания об особенностях европейского общества и систем государственного устройства.
Общества на родине мусульманских иммигрантов без исключения были монохроматическими. В тех местах, откуда они попадали в Европу, мусульман объединяли общие культурные признаки: этническая и религиозная принадлежность, клановость, язык, кухня. Однако в Европе у мусульман различного происхождения почти не было подобных общих признаков, и зачастую им приходилось объединяться только на основе единой мусульманской веры. Это привело к двум естественным последствиям. Во-первых, возникла тенденция к образованию ядра общины, и, во-вторых, идеи одной из составляющих общину групп распространялись среди всех ее членов. Таким образом, теряя возможность воспользоваться наличием местных сглаживающих общественные противоречия факторов, мусульманская община параллельно становится восприимчивой к радикальным и ориентированным на конфликт идеям.
В то же время появилась тенденция включать отдельные мечети в единую сеть, имеющую общие теологические установки и общие источники финансовой поддержки. Результатом этого стала некоторая унификация трактовки учения и практики ислама за счет отказа от существовавшего ранее многообразия. В некоторых случаях эта тенденция обеспечила радикальным силам пространство для распространения своего учения.
Одним из вопросов, которые вызывают наибольшие разногласия при обсуждении «ислама в Европе», является его «экстерриториальность».
С одной стороны, как мы уже убедились, существуют тесные связи, которые мусульманские общины поддерживают со странами своего происхождения, зачастую в ущерб развитию отношений с европейскими странами.
С другой стороны, мы видим, что мусульманские страны стремятся оказывать влияние на свои общины в Европе.
В принципе для этого используются два способа.
Во-первых, оказывается институциональная поддержка. В некоторых случаях поддерживать мусульман в Европе (и оказывать на них влияние) стараются предоставляя организационную помощь структурам, учреждаемым этими мусульманами. Например, Директорат по религиозным делам правительства Турции контролирует дела огромного числа турецких мечетей в Европе. А во многих из них имамы оплачиваются Директоратом.
Во-вторых, мусульманские государства пытаются увеличить свое влияние на европейских мусульман, осуществляя ряд программ поддержки. Среди них – выделение финансовой помощи на строительство мечетей или исламских центров, а также предоставление стипендий для изучения религии.
Мусульманские сообщества с готовностью принимают такую помощь. В противном случае найти имама, который говорит на их языке, было бы непросто. Кроме того, в силу относительно недолгого пребывания в Европе, они не имеют ни помещений, построенных специально для отправления религиозного культа, ни, вполне вероятно, местных источников финансирования.
И еще. Хорошо заметно, что часть мусульманских общин полагает: если у них возникают проблемы с европейскими государствами, проще обратиться в мусульманские страны, которые во многих случаях вмешиваются в конфликтные ситуации.
Подобные связи с чужими государствами и наличие зависимости от них зачастую вызывают вопросы о благонадежности мусульманских общин в целом.
Все иммигранты: сталкиваются с многочисленными проблемами самоидентификации. Наиболее сложным при этом является уяснение соотношений между понятиями «мусульманский» и «современный», «ислам» и «демократия», а также вопроса о развитии мусульманина в западном контексте.
Ни один из этих трех вопросов не содержит фундаментального противоречия, и тем не менее такие противопоставления зачастую имеют место. Одно из возможных объяснений может лежать в области того, как некоторые мусульмане объединяют «традицию» и «религию».
Как уже было отмечено выше, обстоятельства существования мусульман в Европе привели к тому, что главным объединяющим фактором для них стал ислам. Альтернативные системы ценностей – такие, как национальная или этническая принадлежность, – оказались (сущностно или в силу обстоятельств) слишком слабыми, чтобы играть значительную роль. То, что мусульмане постоянно сталкивались с проявлениями социальной несправедливости и предрассудками, облегчало радикальным элементам в общине задачу описания «врагов» по принципу принадлежности к христианскому вероисповеданию. После того, как «иной» был описан в религиозных терминах, логично было думать о себе в тех же категориях – то есть как о носителях веры мусульманской.
И некоторые влиятельные выразители взглядов, свойственных европейцам, излагали их также в культурно-религиозной, а не в светской или универсалистской форме.
Многие из социальных требований мусульман по сути являются культурно-религиозными. Поэтому вполне логично было опираться на исламскую самоидентификацию даже для ведения переговоров по проблемам, имеющим светский характер.
Так, в общинах сочли, что удобно использовать фактор своей мусульманской идентичности при обсуждении требований к работодателям или даже при «торговле» по поводу размеров арендной платы. Структуры, которые создавались в этих целях, естественно, имели в своей основе религию (зачастую их деятельность совпадала с деятельностью мечетей) и способствовали укреплению религиозной власти над общиной.
Вдобавок к этому мечеть была чем-то гораздо большим, нежели исключительно местом поклонения – она стала центром сосредоточения социальной жизни общины. К мечети перешел ряд функций вспомогательного «социального центра» – таких, например, как организация курсов по изучению Корана и обучению языку, функция районного общественного или спортивного центра, места встреч по интересам. Широкие слои мусульманских сообществ, особенно представители рабочего класса, вполне готовы существовать в такой системе.
В результате чрезвычайно вырос авторитет имама. Один исследователь, наблюдающий за пакистанской общиной в Великобритании, отметил, что даже в Пакистане влияние муллы сдерживалось, например, политическими лидерами, в то время как в Европе не было заметно таких ограничителей.
Чем же порождено представление об исламе как угрозе?