ясь на писк. Голос мне окончательно отказал.
«Ты веришь мне? – думала я. – Хоть кто-нибудь мне верит?» Похоже, во всем мире только я себе верила.
– Тогда какого хрена?! – повторил Алед. – Зачем ты так со мной поступила?
Я все-таки не удержалась и расплакалась. По щекам покатились слезы.
– Я… Это вышло случайно…
Алед наконец отступил.
– Ты сама призналась, что Кэрис ушла из-за тебя.
Последнее слово прозвучало как выстрел. Я отшатнулась и разрыдалась в голос. Господи, как я ненавидела себя в тот миг.
– Прости, прости, прости, прости, прости… – только и могла бормотать я.
Прежде чем я поняла, что происходит, передо мной возник Дэниел. Он практически оттолкнул меня со словами: «Уходи, Фрэнсис, оставь его в покое». Потом откуда-то выскочила Рейн. Она заслонила меня от Дэниела и выкрикнула ему в лицо:
– Остынь, парень! Что ты ей сказал?
А потом они принялись орать друг на друга, но их слова доносились до меня, как сквозь толщу воды. Наконец Рейн рявкнула «Он не твоя собственность!» – и они оба куда-то пропали. Я не помню, как вышла из клуба, как села на бордюр, тщетно пытаясь унять слезы. Но они все катились и катились…
– Фрэнсис, господи… – подбежала ко мне Рейн.
– Прости, прости, прости, прости… – всхлипывала я.
– Ты не сделала ничего плохого!
– Сделала. Я снова все испортила.
– Ты ни в чем не виновата.
– Виновата. Во всем виновата я одна.
– Это неважно. Алед переживет, обещаю тебе.
– Нет… Все не так просто. Кэрис… Я виновата в том, что она ушла… И никто не знает, где она, а Алед остался дома со своей матерью. И это тоже моя вина…
Я пришла в себя на скамейке, где сидела, положив голову на плечо Рейн. Она включила музыку в телефоне, и казалось, что мелодия доносится прямо у нее из руки. Но динамик в мобильном был откровенно дерьмовым, и музыка мало походила на музыку, скорее, на сочащийся из автомагнитолы смутный радиошум. Парень пел «Я могу лечь внутри», и песня играла с темнотой неба, она играла со мной, все вокруг плыло, и я никак не могла вспомнить, что собиралась сказать.
3. Осенний семестрb)
По пунктам
• Весь следующий день я писала Аледу эсэмэс. Отправляла ему сообщения в фейсбуке. Звонила ему. Бесполезно. Без четверти семь вечера я вышла из дома, полная решимости перейти дорогу и постучать в его дверь, но машины Кэрол Ласт нигде не было видно. И Алед тоже пропал.
• На выходных я отправила ему неприлично длинное извинение в фейсбуке. Оно выглядело жалким, когда я его писала, и еще более жалким – когда перечитывала. Пока я мучительно подбирала слова, я снова с кристальной ясностью поняла, что никак не могу исправить ситуацию – и что, кажется, потеряла единственного настоящего друга, который у меня был.
• В октябре я опустилась на эмоциональное дно – сама не думала, что на такое способна. Я плакала каждый день, по ночам не могла уснуть – и жутко на себя за это злилась. Я набрала пару кило, но они меня совершенно не беспокоили. Не сказать, чтобы я раньше была худой.
• Октябрь также выдался щедрым на домашние задания – они занимали все мои вечера. На искусстве нас завалили проектами и рефератами, и не проходило недели, чтобы мы не писали эссе по английскому. Книги, которые нужно было прочитать для подготовки к собеседованию в Кембридж, укоризненно взирали на меня с полки, а я никак не могла сосредоточиться. «Кентерберийские рассказы», «Сыновья и любовники», «По ком звонит колокол» – я буквально заставляла себя продираться сквозь текст. Ведь если я не попаду в Кембридж, зачем я столько лет пыталась быть не тем, кто я есть?..
• Как-то вечером я увидела в окно Аледа – он шел со станции с чемоданом в руке. Наверное, приехал домой на выходные. Я чуть не выскочила на улицу, но потом подумала: если бы он хотел со мной общаться, то ответил бы на мои сообщения. Интересно, как ему университет? Его отметили на нескольких фотографиях с другими первокурсниками в фейсбуке – они улыбались, пили и даже наряжались в карнавальные костюмы. Я не знала, радоваться или грустить, но при взгляде на эти снимки мне становилось тошно.
• Естественно, после всего случившегося я перестала быть голосом Тулуз в «Городе Юниверс». И рисовать тоже перестала. Алед переиграл сюжет так, что Тулуз внезапно изгнали из города. Было горько, словно изгнали меня.
• Подписчики на тамблере спрашивали, почему это случилось. Я отвечала, что история Тулуз завершена.
• Еще они спрашивали, почему мои рисунки больше не появляются в подкасте – и почему я ничего не публикую у себя на странице. Я написала, что много стрессую из-за школы и мне нужна передышка.
• А они продолжали спрашивать.
• Я почти дошла до края и едва не удалила свой профиль на тамблере – но рука не поднялась. Поэтому я просто старалась пореже туда заходить.
• Первого ноября мне исполнилось восемнадцать. Я думала, что буду чувствовать себя по-другому, но ничего не изменилось. Похоже, возраст не имеет никакого отношения к взрослости.
Школьная Фрэнсис
– Фрэнсис, ты чего такая смурная? – со смешком поинтересовалась Майя.
В последнее время каждый обед со школьными «подругами» укреплял во мне желание собрать рюкзак, сбежать из города и отправиться автостопом в Уэльс. Не потому, что они были плохими. Просто они дружили со Школьной Фрэнсис, тихой зубрилой, и даже не подозревали о существовании Настоящей Фрэнсис, которая обожала мемы и легинсы с фантастическими принтами и уже месяц балансировала на грани нервного срыва. Школьная Фрэнсис была довольно унылой особой, поэтому на нее редко обращали внимание. По сути – я только сейчас начала это понимать, – она вообще ничего из себя не представляла. Неудивительно, что над ней смеялись.
Ноябрь только вступал в свои права, а мне с каждым днем становилось все сложнее влезать в шкуру Школьной Фрэнсис.
– Да все в порядке. Просто нервничаю из-за уроков. – Я вымученно улыбнулась Майе. Похоже, «нервничаю из-за уроков» в моем лексиконе превратилось в синоним «все в порядке».
– Господи, я тоже, – ответила Майя и тут же заговорила с кем-то еще.
Зато ко мне повернулась Рейн. За обедом она теперь всегда садилась рядом, за что я была бесконечно ей благодарна – ведь только с ней я могла нормально общаться.
– Ты уверена, что в порядке? – спросила она тоном куда менее покровительственным, чем Майя. – Выглядишь слегка больной.
– Ну спасибо, – рассмеялась я.
Рейн ухмыльнулась.
– Да я не то хотела сказать. Просто ты сама на себя не похожа.
– Наверное, потому что я сама себя едва знаю.
– До сих пор переживаешь из-за Аледа?
Она спросила напрямик, и я снова едва не рассмеялась.
– Не без того… Он не отвечает на мои сообщения.
Рейн какое-то время сверлила меня взглядом.
– Он ведь натуральный говнюк, – сказала она, и у меня все-таки вырвался надтреснутый смешок.
– Почему?
– Если у него мозгов не хватает сообразить, что все это время ты была его другом, зачем пытаться его вернуть? Он ясно дал понять, что совершенно не ценит ваши отношения. Вот и ты на него наплюй. – Рейн покачала головой. – Тебе тоже не нужны такие друзья.
Я знала, что на самом деле все сложнее, что только я во всем виновата, что я не заслуживаю жалости, – но для разнообразия приятно было почувствовать, что кто-то на моей стороне.
– Наверное.
И тут Рейн обняла меня – впервые за время нашего знакомства. Я обняла ее в ответ, не вставая со стула.
– Ты правда заслуживаешь друзей получше. Потому что ты солнечный ангел.
Я не нашлась, что на это ответить, и просто обняла ее покрепче.
Зимняя олимпиада
– Фрэнсис, когда у тебя собеседование в Кембридже?
Я проходила мимо двери, ведущей в закулисье школьного актового зала, когда Дэниел заговорил со мной впервые с того злополучного сентябрьского вечера. Он стоял у занавеса рядом с участником Зимних Олимпийских игр, который приехал к нам в школу, чтобы выступить перед учащимися седьмых, восьмых и девятых классов.
У Дэниела, конечно, имелись все причины на меня злиться, и, поскольку я лишилась значка старосты, общаться нам было незачем. Так что я не удивлялась, когда при встрече в школьных коридорах он отводил взгляд и не удостаивал меня даже кивком.
Я никуда не торопилась, а Дэниел задал вопрос вполне будничным тоном, поэтому я ответила:
– Десятого декабря.
На календаре была середина ноября, так что у меня оставалось в запасе еще несколько недель. Увы, я до сих пор не прочитала все, что перечислила в своем эссе. Я просто не успевала делать домашние задания и готовиться к собеседованию.
– У меня тоже, – сказал Дэниел.
Что-то в нем изменилось с тех пор, как мы разговаривали в последний раз. Возможно, просто отросли волосы – но Дэниел зачесывал их так, что сразу и не разобрать.
– И как продвигается подготовка? – спросила я. – Уже выучил… ну… все бактерии, кости и прочее?
– Бактерии и кости? – Дэниел недоуменно вскинул брови.
– Что? Я не знаю, что вы там учите на биологии.
– Ты же сдавала экзамены.
Я скрестила руки на груди.
– Ядро – это энергетическая станция клетки. Клеточная мембрана… Так, зачем нужна клеточная мембрана? Надеюсь, ты знаешь, потому что тебя могут об этом спросить.
– Сомневаюсь, что меня будут спрашивать о клеточной мембране.
– Тогда о чем?
Дэниел смерил меня долгим взглядом.
– Боюсь, ты не поймешь.
– Что ж, значит, я правильно сделала, что выбрала гуманитарное направление.
– Ага.
Я вдруг заметила, что за кулисы пришла Рейн. Оседлав свободный стул, она накинулась с расспросами на олимпийца. Я пожалела бедолагу: этот парень в очках с толстыми линзами был старше нас всего на пару лет и выглядел слишком зажатым и неловким для атлета. Высокий, в джинсах, которые были ему слегка коротки, он беспомощно озирался по сторонам. Очевидно, перспектива двадцать минут рассказывать ученикам средней школы о своих успехах и достижениях ничуть его не радовала – и Рейн нисколько не помогала. Я вспомнила, что раньше он ходил в ту же гимназию, что и Алед.