Королевский колледж, куда подавал заявление Дэниел, даже в сумерках выглядел величественно, как готический замок. Высокий, сложенный из белого камня, он ничуть не напоминал скромный колледж, где я проходила собеседование. Пожалуй, для Дэниела это было самое подходящее место.
Сам Дэниел сидел в одиночестве на низкой кирпичной стене. Свет от экрана мобильного освещал его лицо и теплую куртку Puffa, из-под которой выглядывал воротник школьной формы с галстуком. Он и в самом деле идеально вписывался. Я легко могла представить, как через несколько лет Дэниел в мантии идет к собору на выпускную церемонию или обменивается шутками с долговязым парнем по имени Тим по пути в дискуссионный клуб, где Стивен Фрай будет выступать с речью о приватизации Национальной службы здравоохранения.
Когда я подошла, Дэниел оторвался от телефона, и я улыбнулась ему, не разжимая губ, в стиле типичной Фрэнсис.
– Привет. – Я села рядом. Дэниел без особого успеха попытался улыбнуться в ответ. – Все в порядке?
Мне показалось, что глаза у него заплаканные, но, может, я ошиблась. Хотя вряд ли.
– Ага, – выдохнул он, хотя мы оба понимали, что это ложь.
Дэниел вдруг наклонился, уперев локти в колени, и уронил голову на руки.
Тут бы даже слепой увидел, что ни в каком он не в порядке.
– Мне… очень надо поступить, – с трудом проговорил он. – Это единственное… Я…
Дэниел выпрямился, избегая встречаться со мной взглядом.
– Когда мне было тринадцать, я лучше всех сдал тест на когнитивные способности[23]. Получил самые высокие баллы в истории школы… – Дэниел снова начал нервно притопывать. Потом мотнул головой и нервно рассмеялся. – И я… Возомнил себя самым умным. А теперь… Кажется, я дорос до понимания, что во мне нет ничего особенного.
Дэниел был прав. Во мне тоже не было ничего особенного.
– Но… у меня больше ничего нет. Кто я без этого?
Я подумала, что, в отличие от меня, Дэниел хотя бы интересуется предметом, который выбрал. Он выглядел усталым, даже измученным, волосы растрепались, а колени беспокойно ходили вверх-вниз.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Решила, что тебе потребуется моральная поддержка, – ответила я, потом поняла, как отстойно это прозвучало, и добавила: – К тому же опасно парню бродить одному в темноте.
Дэниел фыркнул.
Мы немного помолчали, глядя на безлюдную улицу и витрины пустых магазинов.
– Будешь? – Я протянула ему латте. – Написано, что со вкусом эгг-нога, но больше напоминает грязь.
Дэниел с подозрением покосился на стаканчик, но потом все-таки сделал глоток.
– Спасибо.
– Не за что.
– Что теперь будем делать?
– Поедем домой. Я замерзла.
– Отличная идея.
И снова тишина.
– Твое собеседование правда прошло так плохо? – спросила я.
Дэниел гоготнул. Раньше он издавал такие звуки только в пьяном виде.
– Нам обязательно об этом говорить?
– Нет. Прости.
Он глубоко вздохнул и покачал головой.
– Оно прошло неплохо. Просто не так идеально, как должно было.
– Мне кажется, ты слишком строг к себе.
– Нет, я просто реалистично смотрю на вещи. – Дэниел пробежался рукой по волосам. – В Кембридж берут только лучших. Значит, я должен быть лучшим.
– Алед хотя бы пожелал тебе удачи?
У Дэниела вырвался нервный смешок.
– Алед… Вау. Ты говоришь все, что хочешь?
– Только тебе. – Я потерла лоб. – Прости, это прозвучало как-то пугающе.
– Ха. Но нет, не пожелал. Я же рассказывал тебе, что мы не разговариваем?
– Ага.
– Тебе он тоже не отвечает?
– Нет.
– О. Я надеялся, что вы к этому времени уже помиритесь, – с ноткой горечи сказал он.
– Уверена, с тобой он помирится раньше, чем со мной… – начала было я, но Дэниел со смехом меня перебил:
– В самом деле? Не думал, что ты такая глупая.
Я заерзала.
– О чем ты?
На лице Дэниела отразилось искреннее недоумение.
– Фрэнсис, ты лучше меня во всем. Ты правда думаешь, что я ему нужен больше, чем ты?
– Что? Но ты… – Я запнулась. – Ты его бойфренд. И самый близкий друг.
– Нет. Я всего лишь парень, с которым он иногда целуется.
Детские поцелуи
Начал накрапывать дождь. В темноте улицы Кембриджа растеряли свое очарование. Дэниел молчал и постукивал по коленке полупустым стаканчиком из «Старбакса». Потом он вдруг рассмеялся, словно больше не видел смысла на меня злиться.
– Похоже, настал час, когда «герой рассказывает историю своей жизни».
– Ты не обязан, если не хочешь, – возразила я.
– Но ты ведь хочешь узнать о нас? – Он выразительно на меня посмотрел.
– Типа того, – не стала отрицать я.
Дэниел отхлебнул кофе.
– А еще я хочу лучше понять Аледа.
– Зачем? – Дэниел вскинул брови.
Я пожала плечами.
– Если честно, я не понимаю, что он делает и зачем… Почему принимает те или иные решения. Мне… просто интересно. – Я скрестила ноги. – И я волнуюсь за него. Хотя прекрасно обошлась бы без этого.
Дэниел кивнул.
– Неудивительно. Вы же были друзьями.
– А когда вы подружились?
– Когда родились. Наши мамы работали вместе и забеременели с разницей всего в пару месяцев.
– То есть вы сразу стали лучшими друзьями?
– Ага. Мы ходили в одну начальную школу, потом вместе учились в гимназии для мальчиков, пока я не перешел в Академию в шестом классе. Мы зависали каждый день… Я ведь раньше жил в вашем городке, ты не знала? Мы переехали, когда мне исполнилось одиннадцать.
Я покачала головой.
– Мы гуляли, гоняли мяч на лугу, строили секретные базы, катались на велосипедах, играли в приставку. В общем, делали все, что делают лучшие друзья.
Дэниел снова поднес к губам стаканчик с латте и сделал большой глоток. Я ждала продолжения, но он молчал.
– И… – Я не знала, с какой стороны подступиться. – Когда вы начали встречаться? Можешь не говорить, если не хочешь…
Он задумался.
– Так сразу и не скажешь. Я вообще не уверен, что мы встречались.
Я едва не спросила, что он имеет в виду, но решила не давить. Дэниел и без того нервничал, судорожно подбирая слова, и не отрывал глаз от тротуара.
– Алед всегда знал, что я гей, – тихо проговорил он. – Мы оба знали. Лет с десяти или одиннадцати. Как только поняли, что значит быть геем. Мы…
Дэниел зарылся пальцами в волосы.
– В детстве мы иногда целовались, когда были одни. Это были детские поцелуи, мы просто тыкались друг другу в губы, потому что думали, что это весело. У нас всегда были очень теплые отношения. Мы обнимались и… никогда не обижали друг друга, в отличие от большинства детей. Наверное, мы были так друг другом увлечены, что вся гетеронормативная пропаганда, которую льют в уши в этом возрасте, прошла мимо нас.
Я в жизни не слышала ничего более милого, но голос у Дэниела был такой, словно он рассказывал о чьей-то смерти.
– Мы не видели в этом ничего особенного… ну да, как раз лет до десяти. Но и потом нас это не остановило. Думаю… Мои чувства всегда были более романтичными. Алед же относился к этому как к чему-то, чем занимаются друзья, а не бойфренды. Он всегда был странным. Ему нет дела до того, что подумают люди. Он не обращает внимания на социальные нормы. Он целиком погружен в собственный мир.
На улице показалась шумная группа студентов. Дэниел молча подождал, пока они уйдут.
– А через… через пару лет все стало немного серьезнее. В смысле поцелуями в губы мы уже не ограничивались. – Дэниел неловко рассмеялся. – Когда нам было четырнадцать, я сделал первый шаг. Помню, мы сидели у него в комнате, играли в приставку, и я спросил, могу ли я поцеловать его по-настоящему. Он сперва удивился, а потом сказал: «Да, конечно». И я его поцеловал.
Я слушала, затаив дыхание. Видимо, на лице у меня отразилась такая гамма чувств, что Дэниел прыснул со смеху.
– Господи, зачем я вообще тебе это рассказываю? Ладно. И значит, потом мы стали больше целоваться и… не только. Я всегда спрашивал у него разрешения. Сама знаешь, Алед… Сложно понять, чего он хочет. Он такой тихий и покладистый… Чем бы мы ни занимались, я сначала спрашивал, согласен ли он. И он мог отказаться. Но всегда говорил «да».
Дэниел затих, словно заново переживал случившееся. Такого я и вообразить не могла. Впрочем, до того вечера в Кембридже я также не представляла, что можно поделиться подобной историей – фактически частью себя – с другим человеком.
– Это было что-то… исключительное, только для нас двоих. Мы не хотели быть «в отношениях» или стать «парочкой» для тех, кто нас знает. Не хотели, чтобы остальной мир все испортил; нам казалось, мы должны защищать то, что возникло между нами. Не знаю почему… Наверное, все дело было в том, что мы не считали это отношениями. Мы были лучшими друзьями, первыми и единственными. И не представляли, как объяснить это людям.
Дэниел перевел дух.
– Мне сложно объяснить, как он был важен для меня, а я – для него. Мы всем делились, у нас не было секретов. Мы во всем стали друг для друга первыми. Алед – он… ангел.
Никогда не слышала, чтобы кто-то так говорил о другом человеке.
– Но проблема в том, что Алед не хочет делать каминг-аут, потому что не считает себя геем. Говорит, что его вообще ни к кому не влечет, кроме меня.
– Так не обязательно быть геем, есть много вариантов, – быстро сказала я.
– Кем бы он ни был, он еще в себе не разобрался, – вздохнул Дэниел. – Я с каминг-аутом тоже не спешил – не хотел нарываться на неприятности. Мы все-таки ходили в школу для мальчиков… Впрочем, были те, кто не испугался. Например, друг Аледа, который учился на год старше нас. Но я боялся, что скажут люди, и молчал. Думал, переведусь в Академию и уж там перестану скрывать, кто я. Но близких друзей в новой школе я не завел. И так получилось, что мне даже не с кем было об этом поговорить.
Он покачал головой и сделал большой глоток латте.