Мы долго молчали, потрясенные непредсказуемостью наших реакций. Я восприняла эту историю, как суфийскую притчу, имеющую не семь, а семьдесят семь смыслов.
Я мучительно думала, как бы я поступила, и не находила ответа. Уж если Владимир Георгиевич Ажажа прогнал с кухни пришельца! — что говорить о нас, не очень-то готовых к подобной встрече. Что во мне взыграет — Вездесущая, Всюдуприсутствующая Душа или ответственный квартиросъемщик?
Естественно, мой взор устремлен был исключительно в небеса. Тишков как-то не зажегся. А мы с Сереней только и думали об инопланетянах. Сереня в своей общей тетради в клеточку писал:
Жду ночь и день инопланетян,
Они ко мне не приходят…
А может, это все обман,
И за нос меня водят?
Но в черном небе, знаю я,
Он появиться должен.
Хороший он? Плохой?..
Я искренне верила: уж ко мне-то обязательно прилетит умный, добрый, просветленный инопланетянин в шелестящем скафандре и позовет в иные галактики, далекие миры — туда, где …под небом го-лу-бым есть го-род зо-ло-той, с прозра-ачными воротами и яс-но-ю звездой! Ме-ня там встретит огнегривый лев и синий вол, исполненный очей… С ними золотой орел небе-есный, чей так светел взор незабыва-е-мый!..
Ничтоже сумняшеся, рискнула я исполнить эту песню в эфире, пытаясь осилить всю ее, целиком, от начала до конца, подыгрывая себе на гитаре, вплетая в свой нехитрый аккомпанимент некое подобие средневекового лютневого проигрыша.
Первый, кто не выдержал моего отчаянного исполнения «Города золотого», это Виктор Трухан. Прямо посреди песни он включил режиссерский микрофон и громко произнес на весь Союз Советских Социалистических Республик:
— Фальшивишь!
— Витька, — я отозвалась прозой, и это, конечно, тоже прозвучало в эфире. — Дай мне допеть — очень хочется!
— Ну, если очень хочется — допой! — великодушно разрешил Трухан, умывая руки.
— …А в не-бе голубом го-рит одна звезда, она твоя, о, ангел мой, она твоя все-гда! — я продолжала как бог на душу положит, окончательно попирая канон Хвостенко-Гребенщикова. — …Кто любит — тот любим, кто светел — тот и свят!.. — я пела с такой несокрушимой силой, что наш музыкальный редактор Андрей Карпенко потом говорил: есть такие люди, вроде Маринки Москвиной, которым надо позволить петь, как им вздумается. Правильно у них все равно не получится, а НЕ ПЕТЬ они просто не могут, их прямо на куски разорвет, если начать сдерживать.
Полностью восприимчивая, открытая, без единой запертой двери, без единого закрытого окна, я ждала встречи с чем-то непостижимым и безымянным.
— Марина, вы на верном пути! — подбадривал меня палеоуфолог Владимир Иванович Авинский. — Нельзя отгораживаться от внеземных цивилизаций! Как это бесславно — жить в мире зафиксированных понятий! Мы должны создать атмосферу постоянно меняющихся представлений. Хорошо относиться к феноменам НЛО, телепатии, ясновидению, телекинезу, левитации, телепортации. И неустанно искать человекоподобных во Вселенной, не отрицая высшего разума в виде мыслящей плесени, океана, электромагнитных полей, мерцающих контуров. Может существовать цивилизация духов, которые вообще плоти не имеют. …Вплоть до лучистого человечества по Циолковскому!..
Кстати, многие уфологи в нашем университете не разрешали мне в радиопередачах называть НЛО космическими кораблями.
— Мы никого так не называем: инопланетяне, — они говорили мне строго, — «UFO» или НЛО — термин исторический, первичный и международный. Когда американский астронавт с «Джемини-4» увидел и сфотографировал сверкающее блюдце, он сказал: «Вовсе не значит, что это чей-то космический корабль. Вовсе не значит, что это НЕ космический корабль. Это Неопознанный Летающий Объект. И прошу оставить меня в покое!»
Владимир Георгиевич Ажажа меня серьезно отчитывал:
— Почему вы называете их внеземными объектами? Встречи ведь происходят на Земле! Значит, мы видим перед собой особую форму земной жизни. Здесь, на планете, вполне могут находиться неведомые нам эфирные пространства. И совершенно неясно, кто тут хозяева — мы или они. Что если мы как раз — инопланетяне, а они коренные обитатели Земли?
И в качестве домашнего задания вручил мне для всестороннего изучения статью профессора Казначеева «Инопланетяне или сопланетники?»
Ее содержание я честно довела до умов радиослушателей. Правда, сама уже не понимала — кто, собственно, меня слушает? Дети или взрослые? Или запредельные старики? Или накурившиеся подростки, пьющие в подворотнях пиво? Потому что письма приходили от всех слоев населения, но очень многие люди, которые мне писали, явно были немного не в себе. Кое-кто исписывал целые тетрадки корявым почерком, так что можно прочитать только: «Здравствуй, Марина!» Остальное неразборчиво.
Однако радийному начальству мы твердили, глядя прямо в глаза, что передача — детская, абсолютно фантастическая, типа «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова, «Головы профессора Доуэля» Беляева или «Аэлиты» Алексея Толстого.
Действительно, дети радостно откликались, вступали в разговор. Поэтому на «летучки» Жанна честно притаскивала пачки писем от ребят: «Маринка! Вчера я гулял с бабушкой во дворе и видел летающую тарелку. Она светилась, кружилась, а потом — фьють! И улетела…»
Я же — под композицию Свиридова «Время, вперед!» — сообщала всерьез, не шутя, без скидки на возраст и умственное развитие радиослушателей:
— Космиты или местные? — вот он, краеугольный камень уфологии! Возможно, мы не одни на этой Земле, а НЛО — живая земная цивилизация, более древняя и высокая — словом, параллельные миры, поэтому мы с ними, в большинстве своем, не сталкиваемся. Только иногда они заглядывают к нам в окошко и прячутся…
На что замечательный писатель Саша Дорофеев, он вскоре уехал в Мексику, прожил там много лет (теперь вернулся в Москву и очень полюбил гулять по улице Эльдорадовской), так вот, Дорофеев, памятуя о моем пристрастии к разным неопознанным объектам, рассказывал мне, раскуривая трубочку:
— Мой товарищ просыпается утром, а у него по груди кто-то бегает. Пригляделся, а это маленькие милиционеры. Он им: кыш! Кыш! А они все равно. Тогда он согнал их с груди и платочек расстелил. Они сбежались, а он раз! Платочек и завязал. И несет их в милицию к самому главному начальнику. «Что? — говорит, — распустили сотрудников?». — «А в чем дело?» — «Бегают, — говорит, — по груди». — «Как так?» — «А вот так!» Платочек на стол, и развязывает.
Тот говорит: «Обождите, товарищ. Я с ними мигом разберусь». Вышел, приходит с двумя милиционерами. Те его к стулу привязали и в психбольницу увезли.
— И ничего в этом нету хорошего! — я отвечала Дорофееву. — Люди не дают себе труда проникнуть в мир другого человека, отозваться на его надежды и чаяния. Им даже в голову не приходит: то, что видит один, — для другого может оказаться полностью прозрачным!
Так устроен глаз человека, мы видим малую толику мира, значит, нам пока не по силам выдержать это зрелище во всей полноте и разнообразии. Но уже древние мудрецы отлично знали, что существует не только видимый мир, но мир невидимый, тонкий, и мы находимся в таинственной связи с ним, хотим мы этого или нет.
Раньше все миры были переплетены, никто ни от кого не прятался. Существа иных цивилизаций открыто появлялись перед первобытными славянами, египтянами, греками, средиземноморцами, индусами — люди воспринимали их естественным образом, как всемогущие духовные силы, стоящие за солнцем, ветром, громом, дождем, жизнью, смертью, плодородием…
Теперь не тот, конечно, период, докладывала я со знанием дела. Но все равно у нас на Земле можно встретить самые что ни на есть неожиданные формы жизни. Это подтверждают радиолокаторы, кинокамеры и даже обычные фотоаппараты. Пусть в нашей повседневной жизни потусторонние герои не слишком бросаются в глаза, однако они с полным правом имеют возможность сфотографироваться на фоне памятника Пушкина или …Пизанской башни.
Итальянский ученый по имени Лучиано Боккони поблизости от Генуи устроил фотолабораторию. Вооружившись магнитометрами, счетчиками Гейгера, чувствительными микрофонами, он стал наблюдать пустое пространство вокруг уединенного холма в районе Аренцано. Если специальные приборы показывают нечто необычное или собака залает, а никого нет, Лучиано — щелк! И сфотографирует. Правда, он снимал в невидимом человеческому глазу спектре — инфракрасном. Ну, и еще какие-то хитрости.
И что же? На фотографиях получилось огромное множество странных, в том числе и человекообразных существ — плотных и непрозрачных, в виде тающих облаков и неясных сгустков. На снимках видны черные расплывчатые тела, блуждающие огни… Небывалой длины фигуры — вроде грифонов, — на них с особенной яростью лаяли собаки. «Грифоны» скользили, плыли, подпрыгивали в воздухе. Живые подвижные существа!
Синьор Лучиано говорил, что все они летали на самых разных высотах или двигались по земле — в двух шагах от него. С бешеной скоростью катились с горы или неподвижно висели в небе над городом, взлетали и приземлялись, парили, покачиваясь, над пожарами и вдруг вытягивались в огромные фигуры, похожие на дельфинов, и гонялись за самолетами.
Он их назвал неоптеродактили — новые птеродактили. Если захотят — они видимые, не захотят — невидимые. А собаки с кошками видят их всегда или по крайней мере чуют.
Они излучают свет, тепло, поражался Лучиано Боккони, обладают магнитными свойствами, это какая-то особая, не биологическая форма жизни, но плазменная или эфирная — легкая, воздушная.
Эх, жаль, я не могла взять интервью у славного Лучиано, побывать у него в лаборатории на вершине холма (могу себе представить, какой оттуда открывался пейзаж!), погулять, поглядеть вокруг сквозь изобретенную им оптику. Вот что было полностью нереально в советские времена: сорваться, поехать в Италию… С кем-то встретиться, с кем тебе захочется… Пожить там в свое удовольствие…