Когда прозвенел звонок, я одним из первых бросился в школу. На лестнице я чуть не упал на одну второклассницу. Она задремала, сидя на ступеньке, и не слышала звонка.
– Эй, смотри под ноги! – буркнула она.
– Сама смотри, где устраиваешься спать! – огрызнулся я. – И вообще, звонок уже прозвенел.
Девчонка посмотрела на меня с любопытством:
– Ты что сейчас сказал? И вообще, кто ты такой?
– Я Альфред, учусь в третьем классе, и я сказал, что надо смотреть, где спишь. – И я пошел своей дорогой.
Проходя мимо девчонки, я чувствовал, что она провожает меня взглядом. Наверняка из-за моих странных одежек. Мне захотелось сделаться невидимым. Я пробежал в класс и побыстрее шмыгнул за свою парту, чтобы не встречаться ни с кем в коридоре. Секунду спустя в класс вошел учитель. Он шагнул к своему столу, опустил на него черный кожаный портфель и потер бороду.
– Доброе утро. Надеюсь, все хорошо провели каникулы, – сказал он, обводя взглядом класс и остановившись в конце концов на мне. – Альфред, а ты почему сидишь в куртке?
– Мне холодно, – ответил я и покашлял. – Наверное, заболеваю.
Мое объяснение учителя не устроило, и куртку все-таки пришлось снять. Я сбросил ее на спинку стула и ссутулился, чтобы никто не заметил моих ужасных антикварных одежек. Учитель попросил достать учебник математики. Я достал из рюкзака ручку и ластик, которые дала мне Аманда, и положил их на парту.
– Альфред, а где твой учебник? – спросил учитель.
– Был да сплыл, – попробовал отшутиться я.
– Как же ты не научил его плавать? – осведомился учитель.
Класс взорвался смехом. «Весьма функциональный ребенок», – вспомнил вдруг я. Собрался с духом и выпрямился.
– Он правда утонул, – не моргнув глазом соврал я. – На гранитном мосту я положил рюкзак на перила, и он упал в реку. Я хотел сфотографировать уток на реке, но они взлетели, и я от неожиданности столкнул рюкзак. А там были все учебники.
Учитель оглядел меня изучающим взглядом, но ничего не сказал. Он сделал мне копию нужной страницы из учебника и заметил, что мне придется, видимо, раздобыть новые книги, раз предыдущие я скормил рыбам. Остаток урока прошел без приключений. Задачи были легкие, я первым все решил. В конце урока учитель раздал нам результаты контрольных и попросил, чтобы родители расписались. Он курсировал между партами и раскладывал на них листки. К моей парте он подошел, когда у него в руках остался последний.
– Напоминаю, что подделка чужой подписи является преступлением, – сказал учитель, опуская листок на мою парту.
У меня упало сердце. Я сразу догадался, в чей адрес это замечание. Я подделывал отцовскую подпись на контрольных сколько себя помню. Крайне редко, когда он не только был дома, но еще и готов меня слушать, мне удавалось заполучить его подпись. В один из таких дней, увидев оценку на контрольной, он, довольно крякнув, сфотографировал листок и выложил его у себя на странице. Под фото он поставил теги #отличносплюсом, #яблокоотяблони и #мымолодцы. Потом, наверное, его подписчики лайкали фото и думали, что мои оценки – результат исключительно отцовского личного примера и терпеливого воспитания.
Я взялся за листок, но учитель не отпускал его, пока я не поднял взгляд.
– Надеюсь, что с сегодняшнего дня никто не будет подделывать подписи родителей на контрольных, – проговорил он громко и добавил тише, почти не шевеля губами и глядя мне прямо в глаза: – Особенно так небрежно.
Учитель наконец выпустил из рук мою контрольную и вышел из класса. В верхнем углу листка стояла оценка – «отлично» с плюсом.
Отец возвращается
Утром я проснулся в холодном поту. Мне приснился кошмар. Во сне я сидел в холодной башне, завернувшись в толстое одеяло, с огромным атласом-определителем насекомых. Я рассказывал по радио, какие насекомые водятся в старых домах, и вдруг из приемника послышалось тихое потрескивание. Звук постепенно усиливался и стал таким громким, что мне пришлось зажать уши. Потом приемник задвигался. Деревянная подставка пошла трещинами, провода и катушки отвалились. Из трещин стало выползать что-то черное. Я наклонился поближе и увидел, что из недр прибора лезут на стол маленькие черные букашки. Прежде чем я успел что-то предпринять, приемник раскололся и оттуда показалась отцовская голова. Глаза у отца горели, как у кошки, рот искривила странная усмешка. Я хотел слезть со стула, но одеяло тоже зашевелилось и обхватило меня так крепко, что я не мог двинуться. Насекомые лезли по одеялу к моей шее. Отец поднимался из радио постепенно, как на лифте, и хохотал. Он размахивал контрольной, на которой стояло «плохо». Потом он перестал смеяться и начал всхлипывать. Я пытался сказать, что это не моя контрольная, не плачь, но не мог, насекомые уже лезли мне прямо в рот. Я пытался их выплевывать, но они всё прибывали. В конце концов я закрыл глаза и скорчился. Я начал съезжать в сторону, не владея больше собственным телом, и соскользнул со стула в темноту.
Я стукнулся спиной и, открыв глаза, обнаружил, что лежу на полу. Надо мной раскачивался гамак. Я лежал не в башне, а у себя на антресоли. Это был сон, подумал я, но тут почувствовал на своей груди легкие шаги. Я содрогнулся – неужели кошмар продолжается? Приподнял голову и понял, в чем дело. Прямо у меня на животе сидел Харламовский и покачивал головой.
– В жизни не догадаешься, что мне снилось, – с облегчением шепнул я ему и сел. – Тебе вообще когда-нибудь снятся сны?
Прежде чем Харламовский успел ответить, внизу заскрипела лестница. На антресоль поднялась Аманда.
– Я как раз собиралась на работу, но услышала, как ты плюхнулся. Похоже, торопился куда-то во сне. Все хорошо?
Аманда собиралась на работу – значит, еще ночь. Я вскочил, подобрал с пола одежду и начал одеваться.
– Я с тобой, – выпалил я, натягивая свой партизанский свитер и одновременно спускаясь по лестнице. Не останусь я тут один и уж точно не лягу больше спать.
– Ну пойдем. – Аманда спустилась следом. – В школу завтра только к десяти, так что успеешь доспать, когда вернемся.
Я оделся и выскочил на улицу. Аманда ждала меня с тележкой возле еловой изгороди. На улице было тихо, только мимо иногда проезжала машина-другая. Спустя какое-то время мы дошли до дома четыре по Керамической улице. Я остался снаружи. Когда Аманда ушла в корпус А, на улице показалось такси. Оно замедлило скорость и припарковалось с противоположной стороны дома. Вышел таксист, обошел машину и вытащил из багажника на тротуар большой чемодан. Чемодан показался мне знакомым, но я не сразу понял почему. Из пассажирской двери показалась сначала правая нога, потом левая, следом голова и наконец все остальное. Из машины вылез высокий силуэт, он взялся за ручку чемодана, такси уехало, и мы остались на ночной улице вдвоем. Когда силуэт наклонился, я узнал его.
Я быстро запрыгнул в тележку и сжался в комочек. Тележка качнулась, одно колесо соскользнуло с тротуара на проезжую часть, которая в этом месте уходила вниз. Тележка угрожающе накренилась, съехала на проезжую часть целиком и покатилась по наклонной. Она переваливалась из стороны в сторону, а я в ужасе держался за стенки. Вот это беда. Если я сейчас выпрыгну, он сразу меня обнаружит. Если ничего не делать, я попаду под машину, разобьюсь о стену или что там еще попадется навстречу. Тележка неумолимо катилась дальше, а мне оставалось только закрыть глаза и надеяться на чудо. И тут позади послышался испуганный вскрик и торопливые шаги. Кто-то перехватил тележку, и она остановилась, будто по команде. Я свернулся на дне клубочком, как еж, и затаил дыхание.
– Боже мой! – раздался надо мной голос запыхавшейся Аманды. – Что это еще за цирк?
– Тсс, – прошептал я, умоляюще глядя на нее. – Закрой меня, скорее!
Аманда посмотрела на меня с удивлением и собиралась что-то сказать, но я опередил ее. Я указал в ту сторону, откуда приехал, и одними губами произнес: «Мой отец». Аманда вскинула брови. Губы ее изогнулись, но она только молча взялась обеими руками за брезент, которым накрывала тележку, быстро накинула его и замурлыкала что-то себе под нос, как будто погрузившись в собственные мысли. Но отец уже услышал шум.
– Что случилось? – крикнул он.
– Да ничего, тележка живет своей жизнью, – беспечно откликнулась Аманда, и сквозь щель я увидел, как она задрала голову и посмотрела на небо. – Полнолуние, что ли.
– То есть все в порядке?
– Все отлично, – заверила Аманда, втолкнула тележку на тротуар и быстро покатила прочь.
Тележка подпрыгивала в такт шагам. Пронесло, подумал я с облегчением. Но слишком рано.
– Эй, обожди-ка, – крикнул отец.
Послышались шаги. Отец приближался к нам.
– Некогда мне, – бросила Аманда, ускоряя шаг.
– Ах некогда, – фыркнул отец и схватился за ручку тележки так, что она качнулась и я больно ударился локтями о стенки.
Я крепко вцепился в свои локти, чтобы не закричать. Сердце стучало, во рту пересохло. Сейчас мой сон станет явью?
– У тебя там газеты, – проговорил отец. – Сто лет не читал газет. Дай-ка мне одну.
Аманда ответила не сразу. По решительному отцовскому голосу я понял, что он так просто не отступит. Я боялся, что он сам приподнимет брезент. Аманда, видно, это почувствовала и решила согласиться.
– Ладно уж, – сказала она громко. – Кажется, там на дне еще что-то завалялось.
И сунула руку под брезент. Она делала вид, что нащупывает что-то и одновременно указывала мне пальцем на дно тележки, где лежала еще небольшая стопка газет. Как можно беззвучнее я вытащил газету и сунул ее в руку Аманде. Аманда протянула газету отцу и поскорее приладила брезент на прежнее место.
– Вот и славно, – довольно пробурчал отец. – Надо поглядеть в новостях, где нынче потеплее. В здешних темноте и холоде долго не протянешь.
Аманда сердито пробормотала что-то в ответ. Я боялся, что она сейчас заспорит с отцом. Зажмурился и затаил дыхание. Но Аманда сдержалась, и вскоре тележка снова пустилась в путь. Она покачивалась из стороны в сторону, у меня уже болел зад, но я не осмеливался и пикнуть, пока Аманда наконец не остановилась.