Радиобеседы — страница 31 из 49

— Нет, это исключено, это невозможно. Прошу Вас, отче, не надо! Хорошо, я попробую бросить курить.

А он ответил ей:

— Хорошо. А я тогда буду есть вареные кабачки и картошку, которые вообще не люблю. В Страстную седмицу я обычно ем сухофрукты, потому что они мне нравятся. Но ради тебя и я совершу небольшой подвиг — чтобы совершила и ты! У нас будет компромисс. Я ем то, что мне не нравится, а ты не куришь, чтобы причаститься на Пасху.

Вот что такое духовная аскеза. Ты ведешь борьбу и прикладываешь усилия. Старец Паисий говорил, что раньше духовнику было легче давать указания — люди выполняли их легко. Например, приходят к тебе посетители, а ты устал. И ты просто говоришь им:

— Я устал. Не могли бы вы уйти?

И люди уходили. Они не обижались, а просто слушались, говоря:

— Хорошо, раз тебе так хочется. Мы уйдем без обиды — ведь ты не отругал нас!

«А сейчас, — говорил старец, — если ты хочешь что-то сказать, даже если это будет человеку во благо, нужно быть очень осторожным. Сначала — вступление, и очень продуманное вступление. А в конце нужно добавить и эпилог, чтобы человек понял тебя правильно, не почувствовал себя обиженным и не рассердился».

Мы не терпим замечаний. Мы не готовы к аскетическим подвигам. В прошлом (да и сейчас иногда) монахи часто принимали на себя хулу, ругательства — для чего? Для того, чтобы подвизаться, чтобы смирять свое «я» — то есть вести аскетический образ жизни.

«Сейчас нет таких мучений, как во времена Нерона или Диоклетиана, — говорил старец. — Но и своя братия может „помучить“. Один тебя обругает, другой обидит, третий отнесется презрительно — примешь ли ты все это? Вот оно — твое сегодняшнее мученичество. Это — смирение».

И при этом ты не прославишься, не станешь известным, о тебе не будут говорить люди. Вот твоя теперешняя жертва Христу. Сможешь ли ты это? Именно так поступали прежние монахи. И после этого Бог слышал их молитвы — ибо они смирились, то есть приложили усилия для того, чтобы придать своей душе определенную форму.

Если, например, у нас есть кусок мрамора, и мы хотим придать ему какую-то форму, то нужно обработать этот мрамор. Возможно, таким образом мы причиняем ему «боль» и наносим «раны», но, в конце концов, из камня выйдет прекрасное изваяние.

И из себя мы также хотим изваять прекрасное. Внутри нас живет Христос, но невозможно придать этому Образу форму, пока мы живем в привычном комфорте. Мы ничего не делаем для этого — не постимся, не молимся, не бодрствуем, не любим, не подаем милостыню, не прощаем, не относимся к чужим ошибкам со снисхождением.



И что нам делать в таком случае? Мы говорим, что мы христиане. И что с того? Сейчас ты внимательно слушаешь, но если твоя жена хоть в чем-то возразит тебе, ты впадаешь в раздражительность. Тебя раздражает любой пустяк. Ты не можешь жить в подвиге, ни с кем не ругаясь. А ведь твое мученичество — это терпение к замечаниям, клевете и даже преследованию. Это — аскеза, это — духовный рост в христианстве.

И если я скажу тебе, что ты попадешь в рай вместе с теми великими монахами, которые так подвизались, то ты, возможно, спросишь меня: «Неужели мы будем в раю с ними?» Открою тебе один подвиг, который ты можешь начать совершать прямо с этого момента, не отрываясь от прочих дел.

Если сейчас, после того как ты услышал все это, ты поймешь, что фактически ничего еще не сделал, и тем самым немного разочаруешься в самом себе — это также будет прекрасной аскезой. Так мы уподобляемся разбойнику на кресте, который не успел совершить ни одного духовного подвига (у него просто не было на это времени).

Но он смирился и тем самым достиг цели любой аскезы, смирив свою душу, приблизившись через это смирение к Богу. Он смог то, что можешь и ты, если скажешь себе: «Я ничего не делаю! Как же так?» И эта аскеза хороша — аскеза смирения. Ты смиряешь свой дух и не ощущаешь себя важной персоной, высоко духовным человеком, искусным, опытным и искушенным христианином. Ты знаешь, что ты — ничто. Смири себя! И в Писании сказано: «Я смирился, и Господь спас меня» (Пс. 114:5).

Мы должны смиряться и подвизаться в меру своих сил, кто как может — по своим возможностям, данным от Бога. Если жена скажет тебе: «Надень куртку!», — а тебе не хочется этого делать, не говори ей: «Мне не холодно, отстань от меня!» Удержавшись от такой фразы, ты тем самым совершишь подвиг в борьбе со своим эгоизмом.

И не критиковать еду, которую жена приготовила на обед, — тоже подвиг. В этот момент ты настоящий подвижник, и именно так воспринимает тебя Бог. Но прежде всего нужно смириться, потому что смирение — самый надежный билет в Царство Божие.

Будем молиться, чтобы Христос разбудил нашу душу и дал нам желание подвига и борьбы, желание радоваться жизни. Пусть наши дни не проходят напрасно и монотонно. Вспомним — в Откровении говорится, что последние годы земной жизни будет множество мучеников. Эти годы будут очень трудны, и только люди, которые действительно будут желать Христа, смогут выдержать все страдания. Эти люди пока делают только маленькие шаги к Богу, но в последние времена у них появятся силы для большой жертвы во имя Христа. Они будут жертвовать ради Него телом и душой независимо от того, что ожидает их в дальнейшем.

И пусть Господь прикоснется к нашим сердцам и подаст нам любовь и желание совершить что-нибудь для Него — Того, Кто сделал для нас все.

«Хочу козинак»

Православие. Ru, 19 мая 2014 г.

http://www.pravoslavie.ru/put/70794.htm

Перевела с новогреческого Александра Никифорова.



Величайшее чудо! Величайшее чудо в жизни — научиться любить. Научиться всему тому, о чем ты слышишь в Евангелии, всему тому, что нам преподал Господь, всему тому, что мы видим в жизни святых, — научиться опытно пережить и сделать своим достоянием. Не только теоретически (в том смысле, что просто услышать об этом), но и в действительности хоть немногое я желаю тебе применить на деле, по-настоящему, а не умозрительно, не в фантазии и мечтаниях. Вот это есть великое чудо!

Люди часто считают, что чудо — это когда икона обретает способность двигаться, плакать, кровоточить. Да, и это, разумеется, чудо. Но еще более поражает (и этому веселятся небеса, и радуется Бог, взирая на Свое творение!) согласованность нашей жизни с жизнью Бога. Когда Его жизнь становится нашей жизнью, когда то, что мы говорим, не просто слова — слова и теории, — но дела. Тогда мы получаем подлинную радость. Тогда мы можем сказать, что помаленьку становимся христианами. Тогда мы можем сказать, что мы и в самом деле люди Божии, что Бог вошел в наши сердца.

На меня произвел впечатление один случай. Как-то я проводил беседу и в ней говорил на разные темы. В конце один из слушателей у меня спросил:

— Всё, что ты сказал, это ведь теория?

Я ответил:

— Нет! Это, конечно же, слова, но именно этому нас учит Церковь и это то, чем мы живем!

— Погоди, — остановил он меня, — ты сказал, что «этому учит» и «этим живем». То, что Церковь «этому учит», я знаю. То, что «этим живем», я не знаю. Я не видел этого. Ты мне можешь показать то, о чем ты говоришь, чтобы и я увидел, кто так живет? Я имею в виду обычную жизнь: личный опыт, поступки, конкретные ситуации здесь и сейчас…

Иногда люди впадают в другую крайность: «Ну что ты! То, о чем мы говорим, вовсе не теория! На Святой Горе есть люди, которые живут так». Но кто эти люди на Святой Горе и сколько их? Пять человек? «Я на Святой Горе познакомился со старцем Паисием!» «Хорошо, но, простите, разве опыт жизни по Евангелию — это один старец Паисий?» — спросил меня кто-то из вас, написал мне письмо. То есть когда я называю тебе пять имен, это и есть учение Церкви на практике? Пять человек? И еще несколько?

Мне стало стыдно. И я сказал:

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что хочу понять: то, чему ты учишь, это теория или реальность? Может, это всего лишь слова, пускай и красивые. Но красивые слова мы слышим отовсюду. И мне важно увидеть то, о чем ты говоришь, где-нибудь в действии.

Мне не хотелось продолжать этот разговор. Мне стало стыдно. Да и веских аргументов в свою защиту, чтобы привести их собеседнику, у меня не было. Я с ним согласен. Мы христиане в теории. Мы не следуем на деле тому, о чем говорим, — говорим одно, делаем другое. Много слов и мало дела.

К примеру, заканчиваю я проповедь и собираюсь уходить из церкви. Ко мне подходит нищий и просит у меня милостыню. А я говорю ему:

— Вы знаете, у меня нет с собой мелочи!

Один нищий повернулся ко мне:

— Отче, мне нужна не только мелочь. Ничего страшного. Давайте крупные, если у вас есть. (То есть 5 евро — «крупная» купюра, ее не часто ему подают.)

Это малое ему необходимо, потому что он беден. Ты дашь ему 5 евро, и они его выручат. А мы всё твердим: «Нету мелочи, нету мелочи!»

И я тоже — как и ты (а перед этим я, наверное, говорил на проповеди о любви и сейчас говорю прекрасные слова). И, быть может, меня слышит тот, кто испытывает нужду. Представь: он звонит мне по телефону и просит о помощи. Я поступлю точно так же, к сожалению. Представь: звонишь ты мне по телефону и говоришь: «Отче, ты молодец, как ты хорошо всё сказал! Я звоню тебе, чтобы ты исправился! Дай мне денег. Мне нужна большая сумма денег». И я снова промолчу в ответ…



А где же заповеди Христа? Вот что было бы величайшим чудом: чтобы мы жили по конкретным заповедям Христа и не тратили свое время на брюзжание, ссоры, ненависть, злобу и что бы то ни было подобное, на всё то, что отягощает нашу душу вещами, для жизни неважными, второстепенными…

Кто-то, вероятно, спросит сейчас: «А какие вещи неважные?» Разве я знаю? Я не знаю, какие из них неважные. Но одно я знаю точно: часто мы ссоримся из-за вещей — и в церковном пространстве — одних, хотя главные другие. И именно те, другие, должны бы иметь первостепенное значение в нашей жизни. Но всё происходит иначе.