Каждый из персонажей романа всеми силами стремится преодолеть сложность, хаотичность, непонятность бытия, стараясь обрести для себя «тихий уголок» — в творчестве, службе, интимных отношениях. Слишком часто, однако, спасение оказывается недостижимой мечтой или рухнувшей вдруг иллюзией. Действительность, напоминает Каллаган, властно вмешивается в человеческие судьбы, перекраивая все на свой лад, превращая «все понимающих», самостоятельных, целеустремленных людей в послушных исполнителей ролей, навязанных неумолимым ходом обстоятельств.
Каллаган в этом романе весьма суров к своим героям. Показав непрочность их положения перед лицом реальности, он в качестве двусмысленного избавления от многих бед, выпавших на долю персонажей, принесет в жертву Шора. По злой иронии судьбы нелепая гибель последнего многое поставит на свои места. Может спать спокойно Дансфорд. Лиза, судя по всему, вернет себе любовь Ала Дилани, запутавшегося в лабиринтах художественного мира Шора. Ал, похоже, закончит монографию о Шоре, из субъекта превратившегося в объект, с которым исследователю всегда проще. Было бы ошибкой, однако, не заметить авторской усмешки: слишком призрачны эти «удачи», и кто знает, что станет с героями на очередном витке фабулы, автор которой — жизнь, сама природа.
«Жизнь огромна, таинственна и загадочна, она не дает окончательных ответов. Никаких. Только вопросы», — размышляет умудренный случившимся Ал. Вывод важный и для героев «Тихого уголка», и для его автора, попытавшегося в этой книге задать себе и читателям новые вопросы, не ожидая легких и все объясняющих ответов.
В романах, о которых шла речь выше, основное внимание автор уделял тем, кто стремился жить, бросив вызов стандартам поведения и мышления современного ему буржуазного общества. В романе «И снова к солнцу» писатель исследует иной тип личности — человека, который всецело принял правила и нормы окружающего мира. И снова, как в прежних романах, «судьба одного канадца» становится для Каллагана поводом для размышлений об уделе человеческого существования в условиях буржуазного общества XX века. Специалисты-литературоведы не раз отмечали как характерную черту современной литературы Запада исчезновение героя — сильной, деятельной личности. Словно восполняя этот дефицит, Каллаган делает центральным героем романа сильного человека. Айра Гроум — блестящий морской офицер, герой войны, один из руководителей крупной международной фирмы — всегда обладал удивительным талантом подчинять чужую волю своей, а свою — интересам дела, которому служил. Парадокс ситуации, в которой читатель застает этого «последнего магната», заключается в том, что он, человек большой энергии, самообладания, ума, окруженный всеобщим уважением, находится в состоянии тяжелейшего душевного кризиса. Внешне этот разлад проявляется в тайных и необъяснимых даже для тех, кто близко знает Гроума, запоях, во время одного из которых он попадает в аварию. Перед лицом смерти, когда защитные механизмы сознания — поглощенность сиюминутным, надежды на будущее, иллюзии и самообман — не срабатывают, герой оказывается один на один со своей совестью. Он силится понять, почему же, состоявшись по всем внешним меркам, он потерпел поражение по сути: никакие деловые триумфы не в состоянии заслонить властно заявившую о себе духовную бессодержательность его существования. Перебирая в памяти эпизоды прошлого, Гроум убеждается в пагубности императива «будь бесстрастным», которым доселе вдохновлялся. Личные отношения с коллегами и подчиненными мешают успешно функционировать? Тем хуже для личных отношений. На службе и вне ее Гроум держит свои чувства и эмоции под строжайшим контролем. Так безопаснее. Ведь любовь, сострадание, переживания вносят в упорядоченный мир личности хаос, делают ее слабой, беззащитной, а главное — бездеятельной. Однако гонения на эмоции, на человечность не проходят даром: в душе героя образуется вакуум, который не заполнить ни семейными обязательствами, ни случайными связями. В этом контексте одиночество Гроума, растерявшего близких, воспринимается как кара за душевную черствость.
За личной трагедией Гроума вырисовывается беда помасштабнее — кризис западного сознания, разуверившегося в своих героических «добродетелях» — индивидуализме, рационализме, практицизме. Жизнь прожита впустую — эта истина приходит к Гроуму слишком поздно, с последней вспышкой сознания. Однако, понимая, как жить не надо, Гроум так и не осознал, как же следует строить свою жизнь. Предавая анафеме упорядоченный мир деловых отношений, царство логики и дисциплины, он видит спасение в стихии бурных страстей, жаждет подлинных, человеческих отношений. Он позавидует юной американке Джине и ее вечной тени — Джетро Чоуну, умевшим любить и ненавидеть, для которых жить как все — вполнакала — было смерти подобно. Но вывод, что истина — в страсти, в следовании велениям сердца, а не рассудка, — столь же частичен, как и отвергнутая Гроумом идея бесстрастия и железного самоконтроля во всем, что касается эмоций. Принявший мир целесообразности и подчинения своей воли интересам дела, Гроум ощущает себя проигравшим. Но так ли счастлив его сын, мечтавший о военной карьере, а потом разочаровавшийся в идее служения обществу, отпустивший волосы, пристрастившийся к «травке» и неприкаянно слоняющийся по белому свету? Личность, существующая в условиях жесткого социального принуждения, мечтает пожить безрассудно, вопреки житейскому расчету и здравому смыслу, но на одном отрицании долго не проживешь. Здесь Каллаган нащупал «болевую точку» западного индивидуализма. Отвергая ценности «организованного общества», носители этого сознания в любом коллективном устремлении склонны видеть прежде всего насилие над личностью, покушение на ее автономию. Спасаясь от мести всемогущего гангстера Россо, Джина и ее спутник бегут из Америки в Англию. Их корабль подбит немецкой торпедой, и это заставляет Джину сделать заключение: «Подлодка на стороне Россо. И война тоже подстроена». Вывод знаменательный. Не первый раз герои западной литературы видят в войне с фашизмом угрозу своему личному благополучию, а до всего остального им дела нет. Кто же виноват, что «маленький человек» в любом общественном испытании готов усмотреть заговор против собственной персоны? Прежде всего, конечно, он сам. Но и взрастившая его система не свободна от ответственности. Слишком часто идеализм и патриотизм, подогретые в «маленьком человеке» официальной пропагандой, приносили внушительные прибыли — политические, идеологические, экономические — правящей элите. В таких обстоятельствах индивидуализм с его недоверием к общим целям выступает как болезненная реакция на претензии общества всецело подчинить себе личность, превратить ее в легко манипулируемую «безличность». Страшась обезличивания и отчуждения, человек бросается в иную крайность: замыкается в мире интимных переживаний, начинает возводить различные ограды вокруг того, что входит в понятие «мое», забывая, что не в самоизоляции, а в единении с другими, в наличии общей цели — сила личности, залог ее жизнеспособности. Но как раз общих целей, причастности к жизни других трагически не хватает Западу. В результате слишком часто окружающий мир понимается, пользуясь словами Гроума, «как жестокий и бессмысленный кошмар, таким он был — и таким он будет всегда, и нам останется только попытаться преобразить частицу кошмарного во что-нибудь прекрасное». Но каким волшебством преобразить хаос в гармонию, ад повседневности в рай будущего, Гроум не знает, как не знают и многие его «литературные родственники» — герои Апдайка и Оутс, Чивера и Хеллера.
Не знает этого и Каллаган, его романы-притчи весьма убедительно свидетельствуют, сколь тщетными оказываются добрые порывы и благородные устремления тех, кто в одиночку сражается со злом и ложью, но пафос коллективных усилий канадскому писателю, похоже, незнаком. Все три романа, вошедшие в этот сборник, заканчиваются гибелью одного из главных героев. Можно было бы счесть это случайностью, совпадением, однако в общем контексте размышлений Каллагана такие финалы вполне закономерны: личность, не нашедшая в себе силы противостоять обезличивающим и отчуждающим силам, обречена на умирание. Человека надо спасать, но как спасать — открытый, требующий разрешения вопрос. Официальные идеалы счастья и успеха Каллаган объявляет несостоятельными, как несостоятельны для него и герои, замкнувшиеся в своем эгоцентризме или целиком и полностью растворившиеся в своей социальной роли. В устремлении к людям — «к солнцу» — при всех выпадающих на долю пустившегося в этот нелегкий путь испытаниях и разочарованиях — и заключается для канадского писателя важная истина человеческого бытия, его главное оправдание.
Хочется надеяться, что канадский писатель Морли Каллаган стал интересным собеседником для советских читателей — прежде всего своим постоянным стремлением сказать правду об обществе, в котором живет и работает. Что-то, наверное, выглядит спорным, что-то в каллагановской картине мира и человеческих отношений не убедило (кому-то, вероятно, показалось, что психологизм порой приносится в жертву иносказательному началу с его неизбежной тягой к схеме, общим моделям), но не стоит забывать, что порой спорное со всеми его изъянами — повод подумать самостоятельно, проверить силу и прочность собственных убеждений. Ради этого, в конце концов, пишутся, переводятся и читаются книги.