Я еще раз попытался втолковать ему, что всю, так сказать, черную работу выполнил Эдвин, а Бертрам всего лишь без злого умысла стоял и смотрел. Но до него не доходило. Он так и остался при твердом убеждении, что мы с его мальчишкой совместно составили кворум, подорвали домик порохом, а потом еще поддерживали горение, систематически подливая керосин и подбадривая друг друга, ибо на всякой работе, как говорится, вся сила — в коллективе.
На прощание он велел мне прислать к нему Дживса, только тот объявится, и сказал, что меня, конечно, нельзя оставлять на свободе, добавив, что хорошо бы — хотя тут я с ним решительно не согласен, — мне было сейчас лет на десять меньше, тогда бы он мог задать мне жару своим охотничьим хлыстом. А затем удалился, предоставив меня одиноким раздумьям.
Раздумья мои, сами понимаете, были не из приятных. Однако они не затянулись: я успел уделить им не больше двух минут, когда неподалеку послышались пыхтение и лязг и глазам предстало транспортное средство, которое не могло быть ничем иным, как вокзальным такси. На крыше у него возвышались чемоданы, а при ближайшем рассмотрении оказалось, что из бокового окна торчит Дживс.
Фантастический этот предмет — я имею в виду автомобиль, а не Дживса, — скрипя, остановился у ворот. Дживс от него откупился, чемоданы были сброшены на обочину, и верный слуга, слава богу, смог наконец поговорить с молодым хозяином, который его заждался. Я нуждался в его сочувствии, поддержке и совете. И, кроме того, я хотел сделать ему замечание за то, что он обрек меня на такие неприятности.
Глава 11
— Дживс, — сразу же взял я быка за рога, как это принято в нашем славном роду, — если бы вы только знали, что тут произошло.
— Что же, сэр?
— Мир содрогнулся до самых глубин ада.
— Вот как, сэр?
— На меня пало проклятие, ведь я предупреждал вас, что так будет, если я еще хоть раз в жизни появлюсь в Стипл-Бампли. Вы же отлично знаете мое отношение к этой колонии прокаженных. Не говорил ли я вам тысячу раз, что, несмотря на пряные ароматы, веющие над Стипл-Бампли, лучше всего будет мне вообще сюда больше не соваться?
— Говорили, сэр.
— Вот видите, Дживс. Может быть, в следующий раз вы прислушаетесь к моим словам. Но опустим укоры и обратимся к фактам. Вы заметили, что наш милый летний домик погиб?
— Да, сэр. Я как раз обратил на это внимание.
— Эдвин постарался. Потрясающий парень, я вам скажу. Близкое знакомство с ним наталкивает на мысль, что Англия нуждается в ком-то вроде царя Ирода. Применил сначала порох, а потом керосин. Взгляните на эти дымящиеся развалины. Кто бы подумал, что один слабый отрок в спортивной рубашонке и парусиновых шортах способен причинить такое разорение? И, однако же, он это сделал, притом по своей инициативе. Вы понимаете, что теперь будет?
— Да, сэр.
— Он ликвидировал место встречи дяди Перси с его другом-корабельщиком. Вам придется придумывать другое.
— Да, сэр. Его сиятельство вполне отдает себе отчет в том, что при данных условиях встреча в «Укромном уголке» состояться не может.
— Значит, вы с ним уже виделись?
— Мы встретились на повороте, сэр.
— Сказал он вам, чтобы вы при первой же возможности явились к нему для разговора?
— Да, сэр. Он желает, чтобы я расположился в барском доме.
— Чтобы быть под рукой на случай, если вас внезапно осенит ценная мысль?
— Да, его сиятельство имел в виду что-то в этом роде, сэр.
— Я тоже приглашен?
— Нет, сэр.
Я, собственно, и не рассчитывал. Тем не менее слышать это было неприятно.
— Стало быть, мы с вами на некоторое время расстаемся.
— Боюсь, что да, сэр.
— Вы, как рассказывается в сказке, пойдете верхней дорогой, а я — нижней?
— Да, сэр.
— Мне будет недоставать вас, Дживс.
— Благодарю вас, сэр.
— Кто был тот субъект, который ныл, что у него постоянно пропадают газели?
— Поэт Томас Мур, сэр. Он выражал сожаление, что он вскармливал милых газелей, чтобы жизнь его украшали, но стоило им привязаться к нему, как они умирали[13].
— Вот и я так же. Остаюсь без газели. Вам не обидно, что я называю вас газелью, Дживс?
— Нисколько, сэр.
— Ну что ж. Ничего не поделаешь. Должно быть, мне надо отправиться к Боко и поселиться у него.
— Я как раз собирался предложить вам это, сэр. Я уверен, что мистер Фитлуорт будет счастлив принять вас у себя.
— Думаю, что да. То есть надеюсь, что да. Он совсем недавно говорил про упитанных тельцов. Но если снова обратиться к дяде Перси и старому мореходу из Америки, есть у вас задумка, где им встретиться?
— В данную минуту еще нет, сэр.
— Вы уж постарайтесь получше раскинуть умом, Дживс, потому что это очень важно. Помните, я вам рассказывал, что Боко и юная Нобби обручились?
— Да, сэр.
— Но понимаете, она не может за него выйти без согласия дяди Перси.
— Вот как, сэр?
— До тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год. Так в законе записано. А все дело в том, Дживс, мне просто некогда сейчас вам все объяснять, но Боко, дурак несчастный, свалял страшного дурака, и, одним словом… Как это называется, когда человек с пеной у рта начинает жевать ковер?
— Предубеждение, сэр, вы, вероятно, это имеете в виду.
— Точно! Оно самое. Мне сейчас, как я уже заметил, некогда излагать подробности, но Боко выказал себя последним ослом и навлек этим на себя предубеждение дяди Перси, так что теперь от него и намека на опекунское согласие не дождешься. Вы поняли, о чем я? Необходимо, чтобы та ответственная встреча состоялась как можно скорее.
— Чтобы его сиятельство пришел в более благодушное настроение?
— Именно! Если ему удастся провести желанную сделку, млеко человеческой доброты у него в душе перельется через край и затопит это самое предубеждение. Или вы со мной не согласны?
— По-моему, тут и сомнения быть не может, сэр.
— Вот и я так думаю. Потому я и расстроился, Дживс. У меня только что произошел довольно неприятный разговор с дядей Перси, в ходе которого он дал мне определенно понять, что не принадлежит к числу моих почитателей, так как считает меня — ошибочно — главным действующим лицом произошедшего здесь небольшого поджога.
— Это мнение несправедливо, сэр?
— Совершенно несправедливо. Я не принимал в поджоге ни малейшего участия. Это дело рук Эдвина, и только его одного. Но дядя, когда что-нибудь заберет в голову, ничего больше не видит, не слышит и знать не желает.
— К сожалению, сэр.
— К огромному сожалению. Вообще-то меня его приговор не особенно трогает. Попыхтит, покривит нос, и все дела. Бертрам Вустер не из тех, кого можно испугать парой-тройкой резких слов. Он просто усмехнется про себя и потихоньку щелкнет пальцами. Не все ли равно, какого мнения обо мне старый дурень. Да он не произнес и десятой доли того, что высказала бы на его месте тетя Агата. Беда только в том, что я обещал Нобби замолвить перед дядей словечко за ее обожаемого Боко, и, когда вы появились, я как раз стоял и огорчался, что мои возможности в этой области сильно убыли. Я больше не оказываю на дядю Перси прежнего влияния. Так что вы уж постарайтесь насчет этой встречи.
— Я, безусловно, употреблю все старания, сэр. Ситуация мне совершенно ясна.
— Отлично. Что-то еще я должен был вам сказать? Ах да. Сыр.
— Мистер Чеддер?
— Не просто мистер Чеддер, а констебль полиции Чеддер, Дживс. Сыр, оказывается, теперь деревенский полисмен.
У Дживса на лице выразилось удивление, что вполне естественно.
Ведь еще недавно, когда они только познакомились у нас в лондонской квартире, Сыр был для Дживса всего лишь обыкновенным заурядным гостем в костюме из твида. То есть я хочу сказать, на нем не было ни мундира, ни каски и ничего похожего на форменные башмаки.
— Полисмен, сэр?
— Да, и к тому же вредный и мстительный. С ним у меня тоже состоялся неприятный разговор. Ему не нравится, что я здесь.
— Мне кажется, в наши дни много молодых джентльменов поступают на работу в полицию, сэр.
— Хорошо бы их было одним меньше. Попасть в немилость к полиции — это не шутки.
— Да, сэр.
— Мне придется быть постоянно начеку, чтобы он не мог придраться и применить ко мне свои служебные полномочия. Нельзя будет учинить пьяный дебош в деревенском трактире.
— Ни в коем случае, сэр.
— Один ложный шаг, и он нападет на меня, как этот… кто это нападал, будто волк на овчарню, Дживс?
— Ассирийцы[14], сэр.
— Верно. Вот сколько всего я пережил с тех пор, как мы с вами расстались. Сначала Сыр, потом Эдвин, потом пожар и в заключение — дядя Перси. И это за каких-то полчаса. Все вместе наглядно показывает, что может учинить над человеком Стипл-Бампли, если возьмется за дело как следует. Да, и вот еще что, о господи, чуть было не забыл. Брошь помните?
— Сэр?
— Ну, брошь тети Агаты.
— А, да, сэр.
— Она потерялась. Не беспокойтесь, все в порядке. Потом она нашлась. Но можете себе представить, что я пережил. У меня сердце чуть не остановилось.
— Нетрудно вообразить, сэр. Но теперь она точно у вас?
— О да, — ответил я и засунул руку в карман. — Вернее сказать, — проговорил я и вынул руку из кармана, чувствуя, что лицо мое бледнеет, а глаза лезут на лоб, — вернее, нет. Дживс, — сказал я, — вы не поверите, но эта чертова штуковина опять куда-то подевалась!
С Дживсом иногда так бывает, и я, случалось, ставил ему это на вид: услышав, что вселенная молодого хозяина закачалась, он произносит только: «Весьма неприятно, сэр». Но в данном случае он не мог не признать, что такое важное событие заслуживает большего. Не стану утверждать, что он побелел как полотно, и он не чертыхнулся, это совершенно точно, но он был максимально — для него — близок к тому, что называется в кинобоевиках «дыхание у него перехватило». Он посмотрел озабоченно и, если бы не придерживался самых строгих взглядов на корректность в отношениях между хозяином и слугой, наверное, похлопал бы меня по плечу.