Это было сказано как бы невзначай, так что только через три секунды по хронометру до дяди дошел смысл сказанного. И когда он дошел, дядя весь встрепенулся, будто ему в мягкие части вонзилось неожиданное шило.
— Ее си… Что?
— Ее сиятельство, милорд.
— Ее сиятельство?
— Да, милорд.
Дядя Перси весь скукожился, как мокрый носок. Рухнул в кресло и ухватился за банку с джемом, словно ища в ней опору. Глаза у него вылезли из орбит и закачались на ложноножках.
— Но ведь ее сиятельство…
— …вернулась нежданно вчера поздно вечером, милорд.
Глава 29
Не знаю, знакомо ли вам имя жены Лота и слышали ли вы, какой необыкновенный конец ее постиг. За точность деталей не ручаюсь, но, как мне рассказывали, ей рекомендовали не оборачиваться и не глядеть на что-то там такое, иначе она превратится в соляной столб, ну и, естественно, решив, что ее разыгрывают, она, конечно, обернулась, и бац! — соляной столб. А почему я здесь об этом вспомнил, так это потому, что такая же история приключилась с дядей Перси. Скорчившись в кресле, с банкой джема в побелевших пальцах, он словно превратился в соляной столб. Если бы не мелкая дрожь рыжей накладной растительности на лице, можно было бы подумать, что жизнь покинула остолбеневшие члены.
— Выяснилось, что мастер Томас уже вне опасности, милорд, и дальнейшая надобность в материнском уходе отпала.
Накладная растительность продолжала мелко дрожать, и я ее понимаю. Мне легко было представить себе, что сейчас испытывает мой почтенный свояк, поскольку, как я выше говорил, он, обсуждая со мной планы на ближайшее будущее, не делал секрета из своих опасений о том, что будет, если тетя Агата узнает о его посещении костюмированного бала в ее отсутствие.
Не укрылась острота положения и от юной Нобби.
— Ух ты! — произнесла она с подобающим женственным состраданием в голосе. — Вот неудачно получилось, дядя Перси, а? Теперь вам, наверное, придется при встрече потратить минуту-другую на объяснения, почему вы всю ночь где-то пропадали.
Ее слова вывели несчастного из транса или коматозного состояния, как будто под ним взорвалась динамитная шашка. Он ожил, пошевелился, задвигался, похоже, почувствовал в теле струение жизни.
— Дживс, — хрипло проговорил он.
— Милорд?
— Дживс.
— Да, милорд?
Дядя на добрых полтора дюйма высунул язык и провел им по губам. Было видно, как ему нелегко привести в действие свои голосовые связки.
— Скажите, Дживс… Ее сиятельство… Она… Ей… известно уже о моем отсутствии?
— Да, милорд. Ее поставила об этом в известность старшая горничная. Когда я уходил, они совещались.
«Вы говорите, что его сиятельство спать не ложился?» — это были последние услышанные мною слова ее сиятельства. Обеспокоенность ее была ярко выражена.
Дядя Перси покосился вбок и встретился взглядом со мной. В его взгляде прочитывались немая мольба и вопрос: не будет ли каких предложений?
— А что, если, — запинаясь, рискнул я (надо же было сказать хоть что-нибудь), — что, если сказать ей правду?
— Правду? — рассеянно повторил он, и было видно, что мысль эта для него нова.
— Ну да. Что вы поехали на бал, чтобы посовещаться с Устрицей.
Дядя отрицательно покачал головой:
— Мне ни за что не убедить твою тетю, что я поехал на костюмированный бал по деловым соображениям. Женщины слишком склонны предполагать худшее.
— Не без того.
— И бесполезно втолковывать им, потому что они кошмарно быстро говорят. Нет, — вздохнул дядя Перси, — это конец. Остается только, сжав зубы, принять кару, как английский джентльмен.
— Разве только Дживс что-нибудь придумает.
В ответ он на миг встрепенулся. Но тут же безнадежное, отрешенное выражение лица снова к нему вернулось. И он опять медленно и понуро помотал головой:
— Невозможно. Это ему не под силу.
— Нет такого положения, которое не под силу Дживсу, — возразил я немного обиженно. — Более того, — продолжал я, приглядевшись к этому чуду интеллекта, — по-моему, у него там уже что-то варится, в его объемистом котелке. Я ошибаюсь, Дживс, или в ваших глазах действительно заискрилась идея?
— Нет, сэр. Вы не ошибаетесь. Я, мне кажется, мог бы предложить его сиятельству выход из его затруднения.
Дядя Перси громко сглотнул. На открытых участках его физиономии заиграло нечто вроде благоговения. Он что-то пробормотал себе под нос, мне послышалось слово «рыба».
— Это правда, Дживс?
— Да, сэр.
— Что ж, сейчас посмотрим, — сказал я, как импресарио дрессированных блох, когда на авансцену выходит звезда его труппы. — Так что же это за выход?
— Видите ли, сэр, мне пришло в голову, что, поскольку его сиятельство, как я понял, дал согласие на свадьбу мистера Фитлуорта с мисс Хопвуд…
Дядя Перси издал животный вопль:
— Нет, не дал! Или если и дал, то взял обратно.
— Очень хорошо, милорд. В таком случае у меня нет предложений.
Последовало молчание. Чувствовалось, что в душе у дяди Перси идет борьба. Вот он покосился на Боко, и его передернуло. Но затем по всему его туловищу пробежала сильная судорога — это он вспомнил слова Дживса про то, что обеспокоенность тети Агаты была ярко выражена. Когда у тети Агаты бывает ярко выраженная обеспокоенность, это означает, что брови ее сползаются к переносице, а нос уподобляется орлиному клюву. Крепкие мужчины не выдерживали этого зрелища даже и при повторных попытках.
— Пожалуй, все же выслушаем, что вы имеете сказать, — наконец буркнул дядя.
— Верно, — поддержал его я. — Нет худа в… в этой, как ее… как это называется, Дживс?
— Творческая дискуссия, сэр?
— Да, благодарю вас, Дживс.
— Не стоит благодарности, сэр.
— Итак, продолжайте.
— Очень хорошо, сэр. Мне просто-напросто пришло в голову, что если его сиятельство согласился на их союз, то будет вполне естественно, чтобы он отправился в дом к мистеру Фитлуорту, дабы все детально обсудить и договориться относительно свадьбы. Поглощенный разговором на такую животрепещущую тему, его сиятельство вполне мог потерять счет времени, а когда…
Я взвизгнул. Я уже обо всем догадался.
— А когда взглянул на часы и увидел, как поздно…
— Совершенно верно, сэр. Когда его сиятельство взглянул на часы и увидел, как поздно, мистер Фитлуорт гостеприимно пригласил его провести остаток ночи под его крышей. Его сиятельство согласился с тем, что это будет самое разумное, и на том и порешили.
Я оглянулся на дядю Перси, ожидая от него оваций, но с удивлением обнаружил, что он опять качает головой.
— Ничего не получится, — произнес он.
— Да почему же? Так здорово придумано.
Но его голова продолжала колебательные движения.
— Нет, Берти. Этот план невыполним. Твоя тетка, мой милый, женщина проницательная. Видит глубоко под землей и задает наводящие вопросы. И первым делом она спросит, почему, отправляясь к будущему мужу своей воспитанницы договариваться насчет свадьбы, я нарядился в костюм Синдбада-морехода? Сам видишь, Берти, вопрос это деликатный, и ответить на него было бы трудно.
Что верно, то верно, ничего не скажешь.
— Закавыка, Дживс. Как вы ее обойдете?
— Очень просто, сэр. Перед тем как идти домой, его сиятельство позаимствует костюм у мистера Фитлуорта.
— Ну конечно! Надев его костюм в елочку, который висит у меня в шкафу, дядя Перси, вы сможете бесстрашно смотреть в глаза тете Агате.
Думаю, вам не раз случалось, гуляя в саду, наблюдать, как оживает увядший цветок под благодатными струями дождя. Такой цветок сейчас сильно напоминал мне дядя Перси. Он словно поднялся, расправился, прищуренные глаза утратили сходство с брюхом дохлой рыбешки, на которое они примечательным образом походили до сих пор во время этой сцены.
— Боже мой! — воскликнул он. — Ну конечно! Вы совершенно правы. Дживс, — с чувством продолжал он, — такие мозги, как у вас, надо засолить и подарить в какой-нибудь музей.
— Очень хорошо, милорд.
— Конечно, когда они уже будут вам не нужны. Пошли, пошли, Берти! Вперед за костюмом в елочку!
— Сюда, пожалуйста, дядя Перси.
Я повел его к двери, но дорогу нам преградил Боко. Вид у него был немного испуганный, но твердый и решительный.
— Одну минуту, — сказал он. — Сделайте милость, не торопитесь так. Как насчет опекунского благословения? Я его получу?
— Конечно, получишь, старина, — успокоил я его. — Предусмотрено в смете расходов, верно, дядя Перси?
— А? Что?
— Опекунское благословение. Вы его выдаете?
Снова пошла немая внутренняя борьба. Но потом он печально кивнул:
— По-видимому, этого не избежать.
— Конечно, не избежать.
— Тогда я не буду и пытаться.
— Вот и хорошо. Боко, с тобой все улажено.
— Прекрасно, — отозвался Боко. — Только будьте добры, выдайте мне решение в письменном виде, мой дорогой Уорплесдон. Я не собираюсь критиковать и придираться, но в этом деле к настоящему моменту набралось столько всяких вывертов и поворотов, что я предпочитаю получить соответствующую бумагу, где все будет сказано черным по белому. Чернила и бумага на столике в углу. Подайте знать, мой дорогой Уорплесдон, если перо вам не подходит, я немедленно предоставлю вам другое.
Дядя Перси побрел в угол, где стоял столик, и взял в руку перо. Было бы преувеличением утверждать, что вид у него при этом был такой уж ликующий. Очевидно, он до последней секунды все же лелеял слабую надежду, если повезет, воспользоваться положительной стороной плана Дживса, а от отрицательной увильнуть. Однако же, как я уже сказал, теперь он взял в руку перо, что-то такое написал и это свое писание вручил Боко, Боко прочел и вручил Нобби, Нобби прочла, удовлетворенно произнесла: «Вот и ладненько» — и упрятала бумагу в какое-то надежное хранилище в глубинах своего одеяния.
И лишь только она с этим управилась, как снаружи раздались звучные официальные шаги и в столовую тяжелой поступью вошел Чеддер по прозвищу Сыр.