[215]. Возможно, имеется в виду, что, хотя другие и могут измениться, пока этого не случилось, взаимодействие с ними можно облегчить, памятуя, что они обречены вести себя так, как ведут.
Предположим, даже с учетом этих советов кому-нибудь все равно удалось взбесить вас. Тогда, говорит Марк Аврелий, следует напомнить себе «о мимолетности человеческой жизни» и о том, что вскоре мы все умрем[216]. Если поместить произошедший инцидент в космическую перспективу[217], его тривиальность станет очевидной, что умерит ваше недовольство.
По Марку Аврелию, наибольшая опасность отношений с неприятными людьми кроется в том, что своим поведением они пробуждают в нас ненависть, которая нам же самим и вредит. Именно поэтому мы должны постоянно прилагать усилия, не позволяя окружающим разрушить наши благосклонные чувства к ним. (Доброго человека, замечает Марк Аврелий, боги никогда не уличат в том, что он затаил злобу на кого-то.) Таким образом, когда люди ведут себя бесчеловечно, нельзя отвечать им тем же. Если вы ощутили гнев, ненависть и желание отомстить, лучшая форма мести злопыхателю – не быть похожим на него[218].
Весьма значимы для нас и отношения с противоположным полом – и на этот счет у стоиков тоже имелись соображения. Мудрый человек, говорит Музоний, не занимается сексом вне брака, а в браке – только с целью зачатия детей; секс в иных обстоятельствах означает отсутствие самоконтроля[219]. Эпиктет согласен с тем, что следует избегать секса до брака, но добавляет: если это удалось кому-то, он не должен хвастаться своей воздержностью и принижать тех, кто не отличается таким целомудрием[220].
Марк Аврелий относится к сексу еще более настороженно, чем Музоний и Эпиктет. В «Размышлениях» он описывает технику для обнаружения истинной ценности вещей: разложив вещь на составные элементы, мы увидим ее такой, какова она есть, и оценим надлежащим образом. Прекрасное вино, проанализированное таким образом, оказывается не чем иным, как ферментированным виноградным соком, а пурпурные одежды, так высоко ценимые римлянами, всего лишь овечьей шерстью, покрытой кровью моллюска. Проанализировав таким же образом секс, Марк Аврелий заключает, что это «трение внутренностей и выделение слизи с каким-то содроганием»[221], поэтому глупо придавать большое значение сексуальным отношениям, а еще глупее – портить свою жизнь из-за них.
Любопытно, что у буддистов есть аналогичная техника. Мужчине, испытывающему вожделение к женщине, буддист предложит думать о ней не как о целом, а как о том, из чего она состоит, включая легкие, экскременты, слизь, гной и слюну. Это должно помочь справиться с влечением. Если же нет, ему посоветуют представлять тело женщины на разных стадиях трупного разложения[222].
Сексуальное воздержание стоиков современному читателю покажется ханжеским, но оно не лишено оснований. Мы живем в эпоху сексуального раскрепощения, последствия которого оказались катастрофическими для душевного спокойствия множества людей. Подумайте, например, о девушке, которая не смогла устоять перед сексуальным искушением и в результате столкнулась с трудностями, обычно сопровождающими жизнь матерей-одиночек, или о молодом человеке, который по той же причине теперь обременен обязательствами (или по крайней мере выплатой алиментов), мешающими ему воплотить юношеские мечты. В наши дни легко найти людей, которые подтвердят, что жили бы лучше, если бы проявили больше сексуальной сдержанности, но очень трудно – тех, кто уверен, что жил бы лучше, будь он менее воздержан.
Стоики не единственные из античных философов, кто указывал на деструктивную силу секса. Эпикур, может, и был их философским соперником, но разделял опасения: «Половое сношение никогда не приносит пользы; довольно того, если оно не повредит»[223].
Несмотря на свое отношение к сексу, стоики были большими поборниками супружеской жизни. Как говорит Музоний, мудрый человек обязательно женится и они с супругой будут от всего сердца стараться принести счастье друг другу. Хороший брак представляет собой любовный союз двух людей, стремящихся превзойти друг друга в заботе, которой окружают партнера[224]. Такая пара, надо полагать, будет счастлива как никакая другая.
А вступив в брак, мудрые подарят миру детей. Ни одна религиозная процессия, продолжает философ, не сравнится красотою с детьми, которые идут по городу с родителями, поддерживают их за руку и всячески заботятся[225]. Музоний надеялся показать: мало кто бывает счастливее человека, у которого есть любящий супруг и преданные дети.
Глава 11. Оскорбления. Как не дать себя в обиду
Кому-то покажется странным, что римские стоики рассуждают об оскорблениях и о том, как с ними бороться. «Разве этим занимаются философы?» – удивятся некоторые. Безусловно, если мы вслед за стоиками считаем, что истинная задача философа заключается в создании философии жизни.
Как мы уже неоднократно видели, стоики призывают стремиться к безмятежности. Однако они знают, что помешать этому могут и чужие оскорбления, поэтому одним из компонентов их жизненной стратегии было развитие техник, помогающих не расстраиваться из-за нанесенных обид. В этой главе мы рассмотрим некоторые из них.
Я употребляю здесь слово «оскорбление» в самом широком смысле, подразумевая не только словесные (например, обзывательства), но и «оскорбления путем бездействия» (презрение или пренебрежение) и физические (как пощечина). Люди, как правило, чрезвычайно чувствительны к оскорблениям. В некоторых случаях, указывает Музоний, оскорбить можно одним лишь взглядом[226]. Более того, даже нефизические оскорбления весьма болезненны. Из-за прилюдного выговора от вышестоящего лица – скажем, начальника или учителя – вы можете испытать сильный гнев и почувствовать себя униженным. Вдобавок к этому оскорбления способны причинять боль долгое время спустя. Через десять лет тот выговор вдруг всплывет в памяти и, несмотря на прошедшие годы, снова выведет вас из себя.
Чтобы оценить, насколько мешают оскорбления спокойствию, достаточно взглянуть, что расстраивает нас в повседневной жизни. На первом месте будет оскорбительное поведение других людей – прежде всего друзей, родственников и коллег. Иногда они оскорбляют нас открыто и прямо: «Ну ты и дурак!» Но чаще их оскорбления носят скрытый или косвенный характер. Они могут выставлять нас на посмешище: «Надень кепку, проплешина так сверкает, что в глазах рябит». Или же, поздравив с каким-то успехом, не удержаться и в сотый раз припомнить давнюю неудачу. Или отвесить двусмысленный комплимент: «Этот наряд замечательно скрывает фигуру». Или будут обращаться пренебрежительно, недооценивая либо не выказывая должного уважения. Или уничижительно отзовутся о вас в разговоре с общим знакомым, который перескажет это вам. Любое из этих происшествий, если только позволить ему, может испортить нам настроение.
Не только современные люди чувствительны к оскорблениям. В качестве примера обратимся к перечисленным Сенекой ситуациям, считавшимся в Древнем Риме оскорбительными: «такой-то не принял меня сегодня, а других между тем принимал», «как высокомерно он отвечал мне», «откровенно расхохотался в ответ на мои слова», «он поместил меня за столом не посередине, а в самом низу»[227]. Если бы что-то из этого случилось сегодня, то, конечно, тоже было бы принято за оскорбление.
Будучи оскорбленными, обычно люди сердятся. Поскольку гнев является негативной эмоцией, способной вывести из душевного равновесия, стоики считали важным продумывать стратегии, не позволяющие разгневать нас. Лишить оскорбления их жала, фигурально выражаясь. Одна из таких стратегий – выдержать паузу после оскорбления, взвесив, прав ли обидчик. Если да, особых причин сердиться нет. Допустим, кто-то съязвил по поводу лысины человека, который и правда лыс. Что же, спрашивает Сенека, «оскорбительного в том, чтобы услышать и без того очевидное?»[228]
Эпиктет предлагает еще одно противожалящее средство – выдерживая паузу, прикинуть, насколько хорошо осведомлен обидчик. Возможно, он говорит что-то скверное не потому, что хочет задеть, а поскольку искренне верит в сказанное или, по меньшей мере, описывает вещи такими, какими они ему кажутся[229]. Вместо того чтобы сердиться на собеседника за прямолинейность, нужно спокойно поправить его.
Особенно мощная стратегия устранения жала – оценить источник оскорбления. Если я уважаю этого человека и дорожу его мнением, его замечания не должны сердить. Предположим, я учусь играть на банджо и мое исполнение ругает талантливый музыкант, у которого я беру уроки. В данном случае я плачу человеку за то, чтобы он критиковал меня. Было бы крайне глупо оскорбляться на его слова. Напротив, если я намерен всерьез освоить банджо, то должен поблагодарить учителя за критику.
Предположим, однако, что я не уважаю своего хулителя, а, напротив, считаю недостойным человеком. В таком случае я должен чувствовать не оскорбление, а облегчение: раз такой персонаж осуждает мои действия, я, безусловно, все делаю правильно. Что должно было бы меня беспокоить, так это одобрение моих поступков. И если я вообще удостою его ответом, самым уместным будет следующий: «Рад, что вы обо мне такого мнения».