Преодоление
Будь двери восприятия чисты, всё являло бы себя как оно есть…
В своих книгах и устных наставлениях буддийские учителя отмечают, что все существа хотят обрести счастье и избежать страдания. Разумеется, это наблюдение не ограничивается буддийскими учениями или какой-либо отдельной философской, психологической, научной или духовной дисциплиной. Это продиктованный здравым смыслом вывод, основанный на наблюдении образа действий, который свойствен нам самим и другим существам, живущим в этом мире.
Теперь нам уже ясно, что есть много разновидностей и степеней страдания, но все их можно объединить термином дуккха. Но что такое счастье? Как нам его определить? Как нам его достичь? Есть ли хоть одна вещь, которая, по единогласному мнению, делает нас счастливыми?
Этот последний вопрос я часто задаю, когда передаю учение, и ответы всегда разные. Некоторые говорят «деньги». Другие — «любовь». Третьи — «покой». Четвёртые — «золото». Однажды я даже услышал, как кто-то сказал «перец чили!».
Мне кажется особенно интересным, что на каждый вопрос есть противоположный ответ. Некоторые не хотят богатства, а предпочитают скромную жизнь. Кто-то предпочитает жить в одиночестве. Кто-то любит споры и борьбу за то, что они считают правильным. И, конечно же, некоторые терпеть не могут перец чили.
Когда ответы заканчиваются, в комнате воцаряется тишина, потому что все присутствующие понимают, что нет ни одной вещи, относительно которой было бы единое мнение. Постепенно до слушателей начинает доходить, что в их ответах упоминаются или предметы, существующие снаружи, вне их самих, или состояния, некоторым образом иные, чем те, что они переживают прямо здесь, прямо сейчас. Тогда тишина становится еще более глубокой и более содержательной, потому что люди размышляют и один за другим начинают осознавать, что простое упражнение «вопрос-ответ», проводимое как забава и часто сопровождающееся смехом, обнаружило прочно укоренившиеся привычки восприятия и убеждения, которые почти гарантированно увековечивают страдание и подавляют возможность обнаружения постоянного, безусловного состояния счастья.
Среди таких привычек есть и склонность оценивать наше переживание с точки зрения двойственности: «я» и «другие», «моё» и «чужое», «приятное» и «неприятное». Сам по себе двойственный подход к миру не является большой трагедией. На самом деле, как уже говорилось, мы предрасположены — и биологически, и в следствие влияния нашей культурной, семейной и индивидуальной среды — проводить различия, и не только по признаку ценности для выживания, но и по признаку роли в социальном взаимодействии и в исполнении повседневных задач. С чисто практической точки зрения, способность планировать нашу повседневную жизнь и управлять ею в двойственном плане очень существенна.
Однако, беседуя с людьми на протяжении многих лет, я столкнулся с распространённым заблуждением, будто буддизм рассматривает двойственное восприятие как некий недостаток. Это не так. Ни Будда, ни другие великие учителя, следовавшие по его стопам, не говорили, что описание мира на языке двойственности есть нечто в корне неверное или вредное. Скорее, они объясняли, что описание переживания с точки зрения субъекта и объекта, «я» и «другие» и т. п. — это просто один из аспектов осознанности: полезный, пусть и ограниченный, инструмент.
Поясним на простом примере. Своими руками мы можем выполнять много задач: печатать, нарезать овощи, набирать телефонные номера, прокручивать список песен на MP3-плеере, открывать и закрывать двери, застёгивать рубашки или блузки. Наверное, вы можете добавить длинный перечень того, как можно с пользой употреблять ваши руки. Но разве могли бы вы утверждать, что все ваши возможности ограничиваются только тем, что вы делаете руками? Да, если потренироваться, вероятно, вы сможете и ходить на руках. Но можете ли вы видеть ими, слышать ими, или чувствовать ими запахи? Могут ли ваши руки переваривать пищу, выполнять функции сердца или печени или принимать решения? Если только вы не одарены сверхъестественными способностями, ответом на эти вопросы будет «нет», и вы отвергнете идею о том, что все ваши возможности ограничиваются лишь тем, что делают ваши руки.
Хотя мы без труда можем принять допущение, что спектр наших возможностей не ограничивается одними лишь руками, немного более трудно понять, что расчленение переживания на противоположности, определяемые терминами «субъект» и «объект», «я» и «другие», «моё» и «чужое», представляет собой лишь частицу способности нашей природы будды. Пока нас не познакомили с возможностью другого подхода к переживанию и мы не научились его использовать, наша двойственная точка зрения и проистекающее от неё разнообразие умственных и эмоциональных привычек не позволяют нам в полной мере переживать заложенный в нас потенциал.
Заблуждение и иллюзия
Самообман — вот постоянная проблема.
Представьте, что вы надели солнечные очки с темно-зелёными стёклами. Всё, что вы видите, будет иметь зелёный оттенок: зелёные люди, зелёные автомобили, зелёные здания, зелёный рис, зелёная пицца. Даже руки и ноги у вас будут выглядеть зелёными. Если вы снимите очки, всё ваше восприятие изменится. «О! Люди не зелёные!» «Руки у меня не зелёные!» «Лицо у меня не зелёное!» «Пицца не зелёная!».
Но что если вы никогда не снимали очков? Если вы верили, что не можете жить без них, и так привыкли их носить, что никогда не помышляли, чтобы их снять, даже ложась спать? Конечно, можно прожить всю жизнь, видя всё в зелёном цвете. Но тогда вы лишитесь возможности видеть множество разных цветов. А привыкнув видеть всё зелёным, вы вряд ли задумаетесь о том, что зелёный может и не быть единственным цветом, который вы способны видеть. Вы искренне верите, что всё зелёное.
Точно так же умственные и эмоциональные привычки определяют наше мировоззрение. Мы не расстаёмся с привязанностью к «точке зрения через солнечные очки». Мы верим, что видим вещи такими, какие они есть на самом деле.
Наша биология, культура и личное восприятие все вместе заставляют нас заблуждаться, принимая относительные различия за абсолютную истину, а умозрительные представления — за прямое переживание. Это коренное противоречие почти неизменно порождает навязчивое чувство беспокойства, разновидность «свободноплавающей» дуккхи, таящейся на задворках осознанности как ноющее чувство неполноты, оторванности или неустойчивости.
Силясь противостоять этому исходному беспокойству, мы стремимся наделить «обитателей» нашего относительного, зависимого мира — самих себя, других людей, объекты и ситуации — качествами, усиливающими их видимость прочности и устойчивости. Но эта стратегия ещё больше затуманивает нашу перспективу. В дополнение к ошибочному принятию относительных различий за абсолютные мы прячем этот ошибочный взгляд под слоями иллюзии.
Первый шаг
Страдание имеет положительные стороны.
Четвёртая благородная истина, Истина о пути, учит нас: для того чтобы покончить со страданием, необходимо отказаться от двойственных привычек восприятия и иллюзий, которые их поддерживают, — и сделать это не путём борьбы с ними или их подавления, но путём объединения с ними и их использования. Дуккха, хоть она и проявляется, служит нам проводником на пути, который в конечном счёте ведёт к обнаружению её источника. Глядя ей прямо в лицо, мы начинаем её использовать, вместо того чтобы становиться её жертвой.
Поначалу мы, возможно, увидим только лишь неясное смешение мыслей, чувств и ощущений, проносящихся так быстро и бурно, что невозможно отличить одно от другого. Но, приложив чуточку усердия и терпения, мы начнём видеть всю панораму представлений, позиций и мнений, большинство из которых на первый взгляд кажутся довольно основательными, осязаемыми и прочно опирающимися на реальность. Да — думаем мы — именно так всё и обстоит.
Но, продолжая наблюдать, мы начинаем замечать в них кое-какие трещины и щели. Быть может, наши представления не так уж прочные, как нам казалось. Чем дольше мы на них смотрим, тем больше слабых мест мы замечаем, пока в конце концов вся совокупность убеждений и мнений, на которые опирается наше понимание самих себя и окружающего нас мира, не начинает рушиться. Понятно, когда такое происходит, мы можем впасть в растерянность и замешательство. Однако, когда пыль начинает оседать, мы оказываемся лицом к лицу с гораздо более прямым и глубоким пониманием собственной природы и природы реальности.
Прежде чем ступить на путь, может быть полезно ознакомиться с местностью: не только получить представление, куда мы направляемся, но и подготовиться к «ухабам» — закоснелым убеждениям, преодолеть которые особенно трудно, — скорее всего ожидающим нас на пути. В юности, когда я учился в Шераб Линге, меня учили в особенности остерегаться трёх таких ухабов: постоянства, «единичности» и независимости.
Постоянство
Думай о том, что нет ничего вечного.
Автомобили и компьютеры ломаются. Люди уезжают, меняют работу, вырастают, старятся, заболевают и в конце концов умирают. Рассматривая свои переживания, мы можем осознать, что мы уже не дети или не школьники. Мы можем увидеть, и часто к своей радости, другие крупные перемены, например окончание колледжа, женитьбу, рождение детей, переезд в новый дом или назначение на новую работу. Иногда перемены, которые мы претерпеваем, не так приятны. Как и другие люди, мы заболеваем, старимся и наконец умираем. Или, допустим, мы теряем работу, или человек, с которым нас соединяют брачные узы или романтическая связь, вдруг заявляет: «Я тебя больше не люблю».
Однако, даже признавая определённые перемены, мы на очень тонком уровне сохраняем представление о постоянстве: убеждение в том, что сущностное ядро «меня», «других» и т. п. всё время остаётся постоянным. То «я», которое было вчера, то же самое, что моё сегодняшнее «я». Стол или книга, которые мы видели вчера, — те же самые стол и книга, которые мы видим сегодня. Тот Мингьюр Ринпоче, который читал лекцию вчера, — тот же самый Мингьюр Ринпоче, который читает лекцию сегодня. Даже наши эмоции подчас кажутся постоянными: «Я злился на начальника вчера, злюсь сегодня и буду злиться завтра. Я никогда его не прощу!».
Будда сравнивал это заблуждение с залезанием на дерево, которое снаружи выглядит крепким и целым, но внутри гнилое и пустое. Чем выше мы забираемся, тем сильнее хватаемся за сухие ветки и тем вероятнее, что одна из них обломится. В конце концов мы, скорее всего, упадём — и боль от этого падения будет тем сильнее, чем выше мы забрались.
На умственном и эмоциональном уровнях, например, «ты», «я» и другие люди всегда претерпевают изменения. Я не могу сказать, что то «я», которым я был в свои девять лет, — это то же самое «я» в моём девятнадцатилетнем возрасте и даже в тридцатилетнем. Девятилетнее «я» было ребёнком, полным тревоги, пугающимся громких звуков и ужасно боящимся выглядеть неудачником в глазах своего отца и его учеников. Девятнадцатилетнее «я» выполнило программу трёхлетнего затворничества, целью которого было овладеть глубокими практиками медитации тибетского буддизма, оно заботилось об одной монашеской школе и помогало строить другую, выполняло ежедневные обязанности в большом монастыре в Индии и учило монахов, гораздо старше себя. Тридцатитрёхлетнее «я» много времени проводит в аэропортах, путешествуя по разным странам; встречается одновременно с сотнями людей, стараясь донести до них учения и наставления нескольких уровней сложности; проводит личные беседы с отдельными людьми или с небольшими группами, стремящимися к более глубокому проникновению в свою практику; звонит по международному телефону, чтобы согласовать учебные поездки на год вперёд; пытается нахвататься каких-то познаний в разных языках, чтобы общаться с людьми по всему миру. Ещё оно даёт советы людям из всех слоёв общества, как справиться с их личными трудностями: с хронической болью, депрессией, разводом, эмоциональным и физическим насилием, а также с физическими и эмоциональными издержками, связанными с уходом за больными или умирающими друзьями и членами семьи.
Точно так же претерпевают эмоциональные перемены и «другие». У меня были беседы с людьми, которых озадачивает одно явление. Например, сегодня они разговаривают с человеком, которого знают, и всё выглядит замечательно. Этот человек счастлив, строит жизненные планы и готов решать возникающие задачи. Через день или, допустим, неделю тот же человек пребывает в раздражённом или подавленном состоянии, всё время валяется в постели и не видит никакой перспективы в своей жизни. Иногда перемены бывают столь резкими — например, в результате алкоголизма или другой зависимости, — что мы думаем: «Я просто не могу узнать этого человека!».
Кроме того, из бесед с учёными на протяжении нескольких лет я узнал, что наше материальное тело подвергается постоянным изменениям на уровнях, гораздо более глубинных, чем те, что доступны осознанию или контролю, — это, например, касается процессов выработки гормонов или терморегуляции. За то время, что вы прочитаете это предложение, некоторые из клеток вашего организма уже погибнут и будут замещены новыми. Молекулы, атомы и элементарные частицы, составляющие эти клетки, изменились.
Даже молекулы, атомы и элементарные частицы, из которых состоит эта книга, — а также мебель в комнате, где вы её читаете, — всегда изменяются и перемещаются. Страницы книги могут желтеть или сморщиваться. На стене вашей комнаты могут появляться трещины. Со стола может чуть-чуть облезать краска.
Если принять во внимание все эти вещи, откуда взяться постоянству?
«Единичность»
Все моменты похожи, и эта похожесть вводит нас в заблуждение.
От иллюзии постоянства проистекает представление о единичности — вера в то, что «сущностное ядро», сохраняющееся во времени, неделимо и опознаваемо как нечто единственное. Даже если мы говорим что-то вроде: «Это событие меня изменило» или «Теперь я смотрю на мир по-другому», мы всё равно утверждаем смысл «я» как единого целого, внутреннего «лица», которым мы смотрим на мир.
Единичность — это такое тонкое заблуждение, что его трудно заметить, пока нам не укажут на него. Например, недавно одна женщина поделилась: «Мой брак стал совершенно невыносим. Я любила мужа, когда выходила за него, а теперь я его ненавижу. Но у меня трое детей, и я не хочу вовлекать их в эту долгую бракоразводную войну. Я хочу, чтобы у них сохранились хорошие отношения с отцом. Я не хочу, чтобы они уехали из дома, где выросли, но я не хочу и зависеть от финансовой помощи мужа».
Какое слово чаще всего повторяется в этих фразах?
«Я».
Но кто этот «я»? «Я» — это та, кто любила своего мужа, но теперь ненавидит? «Я» — это мать троих детей, желающая избежать долгой бракоразводной войны, или женщина желающая своим детям сохранять хорошие отношения с отцом? Сколько здесь таких «я»? Одно? Два? Три?
Вероятный ответ: здесь только одно «я», которое по-разному реагирует на разные ситуации, которое выражает разные свои аспекты по отношению к другим людям или которое — в ответ на новые идеи и переживания или изменения обстоятельств и условий — проявляет иную совокупность своих позиций и чувств.
Если принять во внимание все эти различия, может ли «я» действительно быть одним?
Точно так же мы могли бы спросить себя, является ли «я», реагирующее определенным образом на конкретную ситуацию — допустим, на ссору с коллегой или с членом семьи, — тем же самым «я», которое на другую ситуацию — чтение книги, просмотр телепередачи или проверку электронной почты — реагирует по-иному.
Мы склонны отвечать: «Конечно, всё это части меня».
Но если есть «части», может ли быть одно неделимое целое?
Независимость
Существует ли «я» в имени?
Иногда, когда я даю учения, я предлагаю слушателям поиграть: закрываюсь верхней монашеской накидкой и оставляю снаружи только один большой палец.
— Это Мингьюр Ринпоче? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечают люди.
Тогда я высовываю кисть руки и спрашиваю:
— А теперь? Это Мингьюр Ринпоче?
Большинство снова отвечает «нет».
Если я высовываю всю руку и задаю тот же вопрос, большинство тоже отвечает «нет».
Но если я опускаю накидку на место, чтобы было видно моё лицо, руки и т. д., и задаю тот же вопрос, ответ не всегда так однозначен. Некоторые, возможно, скажут: «Да, теперь мы можем видеть вас целиком, это Мингьюр Ринпоче».
Но это «целиком» состоит из многих разных частей: пальцев, кистей рук, рук, головы, ног, сердца, лёгких и т. д. И все эти части складываются из более мелких частей: кожи, костей, кровеносных сосудов и составляющих их клеток; из атомов, составляющих клетки; из элементарных частиц, составляющих атомы. «Частями» Мингьюра Ринпоче можно было бы признать и некоторые другие факторы: например, культуру, в которой я воспитывался, образование, которое я получил, мой опыт, приобретённый в практике затворничества, и мои беседы с людьми, которые я вёл по всему миру на протяжении последних двенадцати лет.
Место в лекционном зале, на котором сидит говорящий, также может определять то, каким образом проявляется «Мингьюр Ринпоче». Люди, сидящие слева или справа, могут видеть только одну его сторону; люди, сидящие прямо перед ним, могут видеть его целиком; а люди, сидящие в задних рядах, могут видеть лишь расплывчатый образ. Точно так же прохожий на улице может увидеть «Мингьюра Ринпоче» так: «один из этих улыбающихся лысых парней в красном». Те, кто, допустим, впервые в жизни присутствует на буддийском учении, возможно, видят «Мингьюра Ринпоче» как «улыбающегося лысого парня в красном, у которого есть некоторые интересные идеи и пара хороших шуток». Давние ученики могут видеть в «Мингьюре Ринпоче» воплощенного ламу, духовного наставника и личного советчика.
Итак, хотя «Мингьюр Ринпоче» может проявляться как независимый человек, это проявление состоит из множества разных частей и определяется разнообразными обстоятельствами. Как постоянство и единичность, независимость тоже представляет собой относительное понятие: это способ определения самих себя, других людей, мест, предметов — даже мыслей и эмоций — как самосущих, самостоятельных и самодостаточных «вещей-в-себе».
Но мы на собственном опыте можем убедиться, что независимость — иллюзия. Сказали бы мы, например, что мы — это наш большой палец? Или рука? Или волосы? Являемся ли мы болью, которую, возможно, чувствуем сейчас где-то в своём теле, или болезнью, которой, возможно, страдаем? Тот ли мы человек, которого кто-то другой видит идущим по улице или сидящим напротив за столом?
Точно так же, анализируя то, что мы видим вокруг: людей, места и предметы, — мы можем понять, что ничто из этого не является по сути своей независимым, но состоит из множества различных взаимосвязанных частей, причин и условий. Например, стул состоит, самое меньшее, из ножек, сиденья и спинки, к которой мы можем прислониться. Уберите ножки, или сиденье, или спинку и это будет уже не стул, а несколько кусков дерева, или металла, или другого материала, из которого сделаны части стула. А этот материал, как и части нашего тела, состоит из молекул, атомов, субатомных частиц и, наконец, — с точки зрения современных физиков — из квантов энергии, образующих субатомные частицы.
Кроме того, чтобы получился исходный материал для изготовления стула, все эти мельчайшие части должны сойтись вместе при нужных обстоятельствах. Вдобавок кто-то — или, скорее, не один человек — должен работать над созданием разных частей стула. Кто-то, например, должен срубить дерево, чтобы получить древесину, или добыть сырьё для изготовления стекла или металла, ткани, которой обит стул, и набивки, которую помещают под ткань. Ещё кто-то должен обработать все эти материалы, а кто-то занимается сборкой частей, устанавливает цену, отправляет готовый стул в магазин и выставляет на продажу в торговом зале. Затем кто-то должен купить стул и перевезти его домой или в офис.
Так что даже самый простой предмет, вроде стула, не является независимо существующей «вещью-в-себе», но возникает из сочетания причин и условий — этот принцип в буддизме называют взаимозависимость. Даже мысли, чувства и ощущения не являются вещами-в-себе, но существуют вследствие разнообразных причин и условий. Гнев и неудовлетворённость могут являться результатом бессонной ночи, ссоры или напряжённой работы. Я встречал людей, которых физически или эмоционально угнетали родители или другие взрослые. Иногда они говорят: «Я неудачник». «Я никогда не смогу найти хорошую работу или сохранить длительные отношения». «По ночам я иногда просыпаюсь в холодном поту, а днём, бывает, при виде начальника у меня так колотится сердце, что чуть не выпрыгивает из груди».
Однако, как непостоянство имеет свои преимущества — предоставляя возможность, например, поменять работу или излечиться от болезни, — так и взаимозависимость тоже может действовать нам на благо. Одна моя канадская ученица, по совету своей подруги вступила в группу поддержки людей, в детстве подвергшихся той или иной разновидности насилия. За те несколько месяцев, когда она рассказывала о собственных переживаниях и выслушивала такие же рассказы других людей, стыд и неуверенность в себе, преследовавшие её на протяжении большей части жизни, сначала пошатнулись, а затем и рассеялись вовсе. «Многие годы я будто снова и снова слушала одну и ту же песню, — объясняла она впоследствии, — а теперь я могу слушать весь диск».
В тот период она еще не изучала буддизма, но с помощью своих новых друзей она открыла для себя понимание, занимающее центральное место в учениях Будды.
Пустота
Нет ничего, что можно было бы назвать существующим или несуществующим.
Во время открытых учений и личных бесед, кто-нибудь обязательно задаёт один важный вопрос. Хотя разные люди формулируют этот вопрос используя разные слова и выражения, суть одна и та же. «Если всё относительно, непостоянно и взаимозависимо, если ничего нельзя с полной уверенностью назвать той или иной вещью, значит ли это, что я сам нереален? Вы нереальны? Мои чувства нереальны? Эта комната нереальна?».
Существует четыре возможных ответа, рождающихся одновременно и в равной степени верных и неверных.
Да.
Нет.
Да и нет.
Ни да ни нет.
Вы в замешательстве? Прекрасно? Замешательство — это большой шаг вперёд: знак преодоления привязанности к какой-то одной точке зрения и вступления в более широкое измерение восприятия.
Хотя коробочки, по которым мы раскладываем наше восприятие, — такие как «я», «моё», «другие», «субъект», «объект», «приятное», «неприятное», — это изобретения ума, мы всё равно воспринимаем «сам-ость», «друг-ость», «боль», «удовольствие» и т. п. Мы видим стулья, столы, машины и компьютеры. Мы ощущаем радости и горести перемен. Мы злимся, мы печалимся. Мы ищем счастья в людях, местах и вещах и изо всех сил стараемся защититься от ситуаций, причиняющих нам страдание.
Отрицать эти переживания было бы нелепо. В то же время, если мы станем пристально их рассматривать, то не сможем указать на что-то и сказать: «Да! Вот это точно постоянное! Вот это единое и неделимое! Вот это независимое!».
Если мы продолжим разбивать своё восприятие на всё более мелкие части, исследуя их взаимодействия, отыскивая причины и условия, лежащие в основе других причин и условий, в конце концов мы наталкиваемся на то, что некоторые могли бы назвать тупиком, концом пути.
Однако это вовсе не конец, и, безусловно, не тупой.
Это первый проблеск пустоты, основы, из которой возникает всё восприятие.
Пустота, главный момент Второго поворота колеса Дхармы, — это, вероятно, один из самых сбивающих с толку терминов в буддийской философии. Даже тем, кто долго изучает буддизм, очень трудно его понять. Возможно, именно поэтому Будда выждал шестнадцать лет после Первого поворота колеса Дхармы, прежде чем начал говорить о пустоте.
На деле понять пустоту довольно просто, если вы преодолеете свои исходные заблуждения о её смысле.
«Пустота» — это приблизительный перевод санскритского термина шуньята и тибетского тонгпа-ньи. Санскритское слово шунья значит «отсутствие чего-либо», «нуль». Тибетское слово тонгпа значит «пусто», «ничего нет». Санскритская частица та и тибетская ньи сами по себе ничего не значат, но, если их добавить к прилагательному или существительному, они придают смысл возможности или открытости (отсюда часто встречающийся вариант русского перевода этого термина «пустотность». прим. Ред.). Поэтому, когда буддисты говорят о пустоте, имеется в виду не «нуль», а «нулёвость»: не вещь в себе, а, скорее, источник, бесконечно открытое «пространство», которое даёт чему угодно появляться, изменяться, исчезать и вновь появляться.
Это очень хорошие новости.
Будь всё постоянным, неделимым или независимым, ничто никогда не менялось бы. Мы навечно оставались бы такими, какие мы есть. Мы не смогли бы расти и учиться. Никто и ничто не смогло бы на нас повлиять. Не будет никакой связи между причиной и следствием. Мы нажмём выключатель, но свет не зажжётся. Мы будем опускать чайный пакетик в горячую воду миллион раз, но вода не затронет чай, а чай не затронет воду.
Однако всё обстоит иначе, не правда ли? Например, если мы нажмём на кнопку светильника, лампочка загорится. Если мы на несколько минут опустим чайный пакетик в чашку с горячей водой, то получим чашку прекрасного чая. Поэтому, возвращаясь к вопросу о том, реальны ли мы, реальны ли наши мысли и чувства, реальна ли комната, в которой мы сейчас сидим, мы можем ответить «да» в том смысле, что мы воспринимаем эти явления, и ответить «нет» в том смысле, что, если мы взглянем шире, то за этими восприятиями не сможем обнаружить ничего, что можно было бы определить как независимо существующее. Мысли, чувства, стулья, перец чили, очередь в магазине, даже сам магазин — всему этому можно дать определение только по сравнению с чем-то или кем-то другим. Всё это появляется в нашем восприятии благодаря сочетанию множества разнообразных причин и условий. Оно всегда в движении и постоянно меняется при «столкновении» с другими причинами и условиями, сталкивающимися с другими причинами и условиями и так далее, далее и далее, до бесконечности.
Итак, с одной стороны, на деле мы не можем определять что-либо воспринимаемое нами как независимо существующее. Это один способ рассмотрения пустоты. С другой стороны, мы можем сказать, что, поскольку всё наше восприятие возникает из временных столкновений причин и условий, нет ничего, что не было бы пустотой.
Иными словами, коренная природа, или абсолютная реальность, всего воспринимаемого — пустота. «Однако «абсолютная» не подразумевает чего-то незыблемого или постоянного. Пустота сама по себе «пуста» от любых поддающихся определению качеств: не ноль и не ничто. Можно было бы сказать, что пустота — это открытый потенциал для проявления или исчезновения любых и всевозможных видов восприятия, подобный способности хрустального шара отражать всевозможные цвета, в силу того, что сам по себе он свободен от любого цвета.
Итак, чем всё вышесказанное может обернуться для воспринимающего?
Быть и видеть
Быть абсолютно ничем — значит быть всем.
Мы не смогли бы испытать все чудеса и ужасы явлений, не будь у нас способности их воспринимать. Все мысли, чувства и другие события, с которыми мы встречаемся в повседневной жизни, проистекают от первичной способности воспринимать что бы то ни было. Такие качества природы будды, как мудрость, способность, любовь и сострадание, сам Будда и его последователи описывали как «безграничные», «бескрайние» и «бесконечные». Они непостижимы и запредельны умозрительным представлениям, но при этом наполнены великим потенциалом. Иными словами, самая основа природы будды — пустота.
Однако это не пустота безжизненного вакуума. Ясность, или то, что мы могли бы назвать первичной осознанностью и что позволяет нам распознавать и различать явления, тоже является коренным качеством природы будды, неотделимым от пустоты. Когда возникают мысли, чувства, ощущения и т. п., мы их осознаём. Воспринимаемое и воспринимающий — это нечто единое и тождественное. «Я» и восприятие «меня» имеют место одновременно, точно так же, как «другие» и восприятие «других», или «автомобиль» и восприятие «автомобиля».
Некоторые психологи называют это «невинный взгляд». Это «голое восприятие», свободное от ожиданий или оценок, которое может возникнуть спонтанно в первые минуты, когда человек оказывается в каких-то поражающих своей грандиозностью местах: в Йосемитском национальном парке, в Гималаях или у дворца Потала в Тибете. Вид столь величествен, что вы не делаете различия между «я» и «то, что я вижу». Вы просто видите.
Однако обычно имеется заблуждение, что для достижения этого невинного взгляда нам нужно каким-то образом устранить, подавить или нейтрализовать относительное восприятие, а также надежды, страхи и другие факторы, которые его подкрепляют. Это неверное понимание учений Будды. Относительное восприятие — это проявление природы будды, точно так же, как относительная реальность — проявление абсолютной реальности. Наши мысли, эмоции и ощущения подобны волнам, вздымающимся и опускающимся в бескрайнем океане бесконечных возможностей. Проблема в том, что мы привыкли видеть лишь волны и ошибочно принимать их за океан. Однако, каждый раз, когда мы смотрим на волны, мы начинаем немного больше осознавать существование океана; и, если такое происходит, центр нашего внимания начинает смещаться. Мы начинаем отождествлять себя скорее с океаном, чем с волнами, наблюдая, как они поднимаются и опускаются, но не затрагивают природы самого океана.
Но такое может случиться, только если мы начнём наблюдать.
Движение вперёд
Снова и снова усердствуй в преодолении.
Будда был очень искусен в изложении своего «плана лечения» дуккхи. Хотя в своих учениях о Четырёх благородных истинах он не занимался явным обсуждением пустоты или природы будды, он сознавал, что если развивать понимание главного — страдания и его причин, — то это понимание, которое иногда толкуют как относительную истину, в конечном счёте приведёт нас к абсолютной мудрости, то есть к глубокому прозрению основы не только восприятия, но и воспринимающего.
Относительная мудрость, признание ограниченных и ограничивающих мнений и форм поведения, — это лишь часть пути пресечения страдиний, которую можно было бы назвать «стадия подготовки». Чтобы по-настоящему преодолеть наши нами самими установленные ограничения, нужно посвятить немного времени тому, чтобы наблюдать свои умственные и эмоциональные привычки, подружиться с ними и, возможно, найти в своих самых трудных переживаниях мощную команду телохранителей.
Упражнения, о которых говорилось в предыдущих главах, дают представление о тех благах, которые можно получить, наблюдая свои мысли, чувства и жизненные ситуации. Во второй части книги этот процесс рассматривается глубже, подробно описываются три преображающих «орудия», благодаря которым мы можем принять испытания и перемены, встречающиеся на нашем жизненном пути, и обнаружить заложенные в нас семена отваги, мудрости и радости, готовые взойти и расцвести.