И вот это напряженное ожидание, что Бог придет в мир, что Он откроется миру, что Он принесет миру Свое величайшее Откровение, когда все народы притекут к Нему, оно либо не осуществилось никогда и было иллюзией, было обманом, либо осуществилось. Но если осуществилось, то мы знаем, где и когда.
Сколько бы ни просматривали историю, совершившуюся на земле с тех времен, когда жили пророки, сколько бы ни было тогда великих мудрецов, подвижников и святых, мы находим только одну единственную личность, в которой это откровение действительно реально осуществилось.
Он - Единый, так учит нас Символ Веры. Единый Господь Иисус Христос. Он - Сын Божий. Что это означает? Разумеется, когда мы говорим о непостижимом, о Божественном, мы употребляем земные термины, человеческие термины. На человеческом языке сын это тот, кто рожден от отца. Мир, вселенная, человек не рождены от Бога - они Им созданы, из небытия. Бог дал им бытие, не из Себя, а как бы из ничего.
На небытии построил Он бытие. Это очень важный момент.
В нашей литургии, в литургии Василия Великого и в литургии Иоанна Златоуста, повторяются великие слова: "Ты из небытия в бытие всех привел". Из небытия в бытие. Логическая пропасть, духовная пропасть, реальная пропасть лежит между созданным, тварным, и абсолютным - Божественным. И для того, чтобы эта пропасть была преодолена, необходимо откровение Божие, шаг какой-то.
Так вот, если мир - это творение Божие, то явившийся в мир Иисус Христос - это не Божие творение, а Он родился от Бога, родился в глубинном, мистическом, таинственном, Божественном смысле.
В Библии, как вообще в восточных языках, слово "сын" обозначает "причастный", непосредственно причастный. Человек, который внушал надежду, назывался сыном надежды;. человек, исполненный греха и зла, назывался сыном погибели; гости на брачном пире назывались сынами брачного чертога; ученик пророка, сам пророк, назывался сыном пророческим. То есть понятие "сын" обозначало не просто рождение по плоти, а духовную, внутреннюю причастность.
И когда Евангелие от Марка, самое древнее, как полагают историки, говорит о Иисусе Христе Сыне Божием - оно говорит нам тайну великую, что этот земной человек, который разделил с нами рождение и смерть, страдание и усталость, голод и сострадание, радость и печаль. Он одновременно принадлежит миру Божественному, Он не сотворен, а Он рожден от Высшего. "Я и Отец одно", - говорит Он, и это не просто как бы одно из излияний от Бога, а это нечто уникальное в своем роде. Поэтому - "Иисуса Христа Сына Божия Единородного", "Единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век".
Это означает, что Его рождение не есть событие во времени, что вот когда-то Его не было, и когда-то Он возник. "Прежде всех век", то есть тогда, когда не было времени, тогда, когда вот эти слова "до" и "после" не имели смысла, - рождение происходит вечно, вне времени.
Конечно, это величайшая тайна, но тайна, связанная с тем, как я уже говорил, что Бог есть любовь. Но не просто любовь к кому-то - хотя бы к своему творению, - а Он есть сама любовь, реализующая себя внутри. Для того, чтобы почувствовать тайну Божественной любви, вспомните икону Андрея Рублева "Троица": Трое сидят за столом и ведут молчаливую беседу, единство связывает их - Они трое, но Они одновременно одно.
Как сокровенный, как непостижимый, как безусловный и абсолютный, Бог не может быть назван ничем: ни творцом, ни создателем, ни разумом - ничем, потому что все в Нем в глубине скрыто и превосходит нашу мысль. Но в тот момент, когда Творец создает мир. Он выходит из своего тайного для нас бытия, Он становится Богом-действием, Богом-Словом. "В молчании произносит Бог Свое Слово", - говорит один из средневековых мистиков.
Слово Божие в Библии обозначает одновременно действие Божие. "Логос" означает и разум, и смысл, и деяние одновременно. Когда Бог действует, действует Его слово, Его второе "Я", второе Божественное "Я". И оно уже постижимо для нас в большей степени, потому что второе "Я" Бога - это и Творец, это и Любовь, это и многое другое. Поэтому, когда творит Сущий, Он творит через Свое Слово, поэтому сказано: "В начале было Слово". Это начало не во времени - и "Слово было у Бога, и Бог был Словом, и все через Него создано", - говорит апостол Иоанн, и Символ Веры повторяет: "Им же вся быша", то есть через Него все стало существовать. Когда Логос в мировом сверхбытии рождается вечно, через Него все остальное возможно в мире.
Составители Символа Веры, зная, что для многих людей казалось более понятным, рассудочно более объяснимым представление о том, что было время, когда не было Логоса Божия, Отцы Церкви подчеркнули, что Он - единосущный Отцу. Это не другой бог, это не низшее по отношению к Творцу существо, а это тот же Бог - Единый по существу, и это постигается через символы, через образы. Недаром Гегель говорил, что Символ Веры наш изложен не в умозрительной, не в теоретической, не в отвлеченной форме.
"Света от света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу". В чем заключается смысл этого образа? Когда горит костер и любой другой огонь, и мы зажигаем от него другой огонь, они принадлежат одному огню. Но тот не убывает, и этот загорается, - вот что означает "свет от света". И оба костра, когда один зажжен от другого, представляют собой одну огненную природу.
Точно так и рожденное в недрах сверхбытия Слово принадлежит природе Бога. Это очень трудно было понять людям, и на протяжении нескольких столетий возникали учения, которые пытались это как-то изменить, и долгая борьба, которая велась вокруг Вселенских Соборов, показывает, насколько это действительно трудно вмещалось в людей.
Не вмещалась и вторая тайна Христа: что Он не только Божественное начало, но Он и человеческое. Вот последовательно идущие отступления от христианской веры. Арианство. Собор был созван в 325 году в борьбе с Арием, учителем Александрийским. Он говорил, что Логос когда-то не существовал.
Потом возникает учение о том, что Христос был человеком, на которого просто сошел дух Божий, - тем самым Бог и человек разделялись во Христе. Так думали люди - которые группировались вокруг константинопольского патриарха Нестерия. Впрочем, может быть, сам Нестерий не очень был в этом повинен, но дело не в этом. Так и называлось, нестерианское учение.
А потом иные люди, чтившие Христа высоко, отодвинули Его человеческую природу, сказав, что в Нем была только одна природа Божественная, а человеческое в Нем, это что-то такое второстепенное, маловажное. Между тем, для Церкви это было не маловажно. Это центрально, что Он - один из нас. Он не призрак. Он не какое-то видение Божественное, и Священное Писание это подтверждает, что, да. Он был подлинным человеком и подлинным Богом остается перед нами.
И, наконец, после этого учения, отвергнутого на Вселенском Соборе, возникает более тонкое учение, монофилитское. Греческие богословы пытаются доказать, что, да, Христос был человеком и Он является истинным Богом, но воля-то у Него была одна, одна воля, - Божественная. Но как же это понимать? Разве Он не молился в Гефсиманском саду перед смертью, разве Он не молился Отцу: "Да минует Меня эта чаша"? Значит, Его человеческая воля сопротивлялась тому, на что Он шел, и была борьба внутри, значит, нельзя считать, что у Него была одна только, Божественная, воля.
Значит, Он уникальное существо - полностью человеческое - и полностью Божественное. Потому что Спасение к нам пришло, приобщение к жизни вечной, через Того, Кто одновременно принадлежит другим мирам. Вот в чем сущность исповедания о Христе Символа Веры.
Почему называется "Радостная весть" - "Евангелие" по-гречески? Потому что это весть не о том, что нас спас какой-то ангел или какой-то обитатель космических миров, или какое-то высшее существо, а о том, что спасти нас пришел сам Создатель, Сам Творец в лице Логоса Божественного: "В мире был, и мир Его не познал, но свет, - продолжает евангелист, - во тьме светит и тьма его не объяла. Вот свет Христов светит в мире".
Человек всегда стремился открыть свою душу, ему всегда было тесно в своих рамках: он хотел слиться с толпой, с народом, с природой... В этом стремлении есть что-то великое, хотя есть и отрицательное. А великое в этом стремлении то, что мы с вами гораздо более таинственные и объемные существа, чем нам кажется. И нам действительно оказывается тесно в этих рамках, только в индивидуальных - человек стремится к соборному охвату и братьев, и сестер, и природы. И прежде всего человек стремится соединиться с Богом, слиться с Божественным - во всех формах.
Может быть, некоторые из вас знают поэзию американского поэта Уитмена, который думал, что он постиг божественное, растворяясь в дыхании прерий, чувствуя себя единым с травой, которая растет под ногами, с облаками, которые несутся над головой. Многие люди переживали слияние с природой, чувствовали, что в них происходит что-то священное, что-то необыкновенное и яркое. Быть может, многим из вас такое чувство слияния с природой знакомо, слияние с красотой, с полнотой жизни в глубоком священном молчании.
Многие произведения живописцев, писателей говорят об этом слиянии. Помните строки из романа "Война и мир", которые с детства всем хорошо знакомы? У Флобера есть философский роман "Искушение святого Антония". Мне, правда, он кажется не совсем удачным, но вот каков там эпилог драмы. Когда пустынник, подвижник, который боролся со страстями в своем сердце, вдруг чувствует, что вся природа вошла в него, что он летает вместе с птицами, что в нем живут и развиваются все существа, что в нем дышит вся вселенная - это чувство не случайно. И, разумеется, мистики Индии, древней и современной, мистики Ирана, множество мистиков всех времен и народов жаждали этого слияния.
Рассказывали такую притчу, тоже, кажется, индийского происхождения, о том, как жила на свете некая одухотворенная куколка, фигурка, но состояла ее плоть из соли. И она все время хотела узнать, что такое море, что такое океан. И ей сказали, ты можешь это узнать, только войдя в него. И вот она вошла в воду и стояла там, стояла, и соленые морские волны ее омывали, - и она познала океан, только полностью в нем растворившись. От нее ничего не осталось, но она растеклась в соленых просторах морских вод.