Взрослая часть грохнула смехом в полный голос.
Зорич-младший шепотом спорил о чем-то со своим соседом, делая убедительные жесты зажатым в руке рогаликом. Собеседник его пожал плечами и поднял руку:
- А мы вот любим мультики. И фильмы хорошие…
Один из техников заулыбался и закивал головой:
- Я и сам по-прежнему люблю мультфильмы, мои юные друзья. И не стесняюсь в этом признаться. А в чем проблема-то?
- Раньше папа усаживал меня к телевизору, а сам в это время был где-то очень далеко от меня. Я больше не хочу так.
- Родители больше не усадят нас к телевизору, - сказал Максим убежденно, - теперь они нас любят!
Сергею стало больно от стыда.
- Но где же гарантия того, что мы не повторим былых ошибок? - опять спросил мальчик постарше.
Ганецкий наклонился вперед:
- Эта гарантия – вы сами.
***
- Все, это последняя, - сказал Читер, опуская в кузов картонную коробку с надписью «Dell».
– Теперь куда?
Вадим сделал пометку в блокноте и сунул его в карман:
- Борщаговка. Канцтовары и все такое. Юные художники особенно просили…
- Простите, можно вас на минутку? – перебил его негромкий голос сзади.
Вадим повернулся:
- Да, пожалуйста!
- Мы бы хотели поговорить с вами.
Человек средних лет в хорошем сером костюме мягко улыбнулся одними губами и указал рукой в направлении подъехавшей тут же черной «Ауди». Боковым зрением Вадим отметил появление слева и справа еще двух фигур. Он сунул руки в карманы короткой курточки. Фигуры напряглись. Вадим хмыкнул и пожал плечами:
- Машины только отправлю – и поговорим. Идет?
Человек в сером обернулся в сторону «Ауди». В машине опустилось тонированное стекло:
- Пусть едут.
- Читер! – позвал Вадим.
- Да, Лис! Домой?
- Нет, на Борщаговку. И дальше по списку – там еще четыре пункта. Держи! – он достал из заднего кармана джинсов блокнот и бесцеремонно перебросил его через головы «болванов», стараясь взять пониже. «Болваны» не шелохнулись. Вадим с деланным восхищением поцокал языком и спросил в темное нутро машины:
- А можно, я у окошка сяду?
- Мы знаем откуда вы, Вадим.
- Я знаю, что вы знаете. А еще вам не терпится разузнать абсолютно все о нашем мире.
- И вы нам расскажете? – полувопросительно-полуутвердительно сказал человек, представившийся Назаром Ивановичем.
- Вы не поверите, но совершенно запросто. Разумеется в пределах своих знаний и компетенции. А еще вы не поверите, что это вам не даст практически ничего. Задавайте вопросы. Да, простите, здесь можно курить?
- Прошу. Кофе хотите?.. Яна, кофе нам, пожалуйста!.. Может, начнете рассказывать сами? Так, как вам захочется.
- Помните у Шевченко:
«Садок вишневий коло хати,
Хрущі над вишнями гудуть…
Співають ідучи дівчата,
А матері вечерять ждуть…»
Это – наш мир. Туда уходят все, у кого больше нет сил жить здесь, в этой стране. Там у них больше никто, никогда и ничего не отнимет. Там живут в радости, а плачут только на похоронах. Любому, кому плохо здесь, открывается проход туда.
- Радуга?
- Да.
- Скажите, Вадим, а почему вы вдруг перестали таиться?
- Не понимаю вас.
- Еще лет двадцать назад упоминания о существовании Объектов – так мы их назвали – пребывали в одной связке с мифами о Шамбале, царстве пресвитера Иоанна и сказанием о граде Китеже. Затем вы постепенно увеличили частоту их появления, правда, в труднодоступных и безлюдных местах. Последние годы вы открываете проходы прямо на околицах населенных пунктов, вблизи оживленных дорог. Это тенденция. Почему?
- Вы поверите, если я скажу, что мы не открываем эти проходы?
- Нет. Наблюдения только за одной вашей группой показывают…
- Виноват, я неточно выразился. Механизм действия примерно таков: человеку, которому просто невмоготу стало жить, снится сон. В этом сне он видит дорогу, маршрут к объекту и слышит зов. Человек знает, что в конце пути его ждет утешение и идет на этот зов. Открывается радуга и впускает человека. Мы здесь ни при чем, это – одно из свойств нашего мира. У нас нет ни таможни, ни привратников. А наши граждане - да, могут открыть проход в любое время и в любом месте. Правда, очень немногие из нас хотят возвращаться сюда даже на малое время. Плохо здесь.
- Все, что вы говорите, очень похоже на утопию. На мечту, на сказку. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Вы мне не верите?
- А знаете, верю. Хотя все мое здравомыслие сопротивляется этому. Как велик ваш мир – это страна, планета?
- Планета, пожалуй. Очень похожая на Землю. Вернее, такая, какой должна быть Земля. Послушайте, вам бы специалистов расспросить, а я – всего лишь бывший летеха, спецназовец.
- Вы имеете в виду ваших специалистов?
- Ну да.
- Скажите, Вадим, а почему вы так легко расстаетесь с информацией такого значения? Вы чувствуете себя достаточно защищенными или здесь какой-то подвох?
- Нам нечего бояться. Впрочем, вам также. И подвоха здесь тоже нет. Назар Иванович, я вижу, вы что-то хотите сказать, но не решаетесь.
- Да, вы правы… Мне очень многое хочется спросить и еще больше хочется сказать. Однако мои желания не имеют ни малейшего значения. Беседа наша уже сейчас должна перейти в конструктивное русло, но ни вы, ни я не располагаем для этого соответствующими полномочиями. Вы можете передать вашим властям просьбу о встрече на более высоком уровне?
- Конечно.
- Как мы свяжемся с вами?
- По классическому варианту «мы вам позвоним».
Полковник достал из сейфа мобильный телефон:
- Держите. В памяти только один номер. Только для одного звонка.
Они поднялись и Назар Иванович на правах старшего протянул руку:
- Всего доброго вам!
- Благодарю!
Вадим повернулся и шагнул по направлению к дверям кабинета. Вспыхнул и тут же погас радужный сегмент.
Оставшись один, полковник раздавил в пепельнице окурок и открыл дверцу встроенного в кабинетную мебель холодильника. Оттуда он достал бутылку водки, а с полки - тяжелый хрустальный стакан. Налил до краев и неторопливо выпил. Потом поднял пустой стакан на уровень глаз и стал, медленно поворачивая в руке, смотреть сквозь него на свет.
7
- Схватить тебя не пытались?
Вадим ухмыльнулся:
- Были бы очень удивлены… Да нет - контора качественная, стиль работы другой. По-моему, частное заведение. Мне так показалось. Чиф у них - любопытный мужик. Глаза какие-то больные.
- Встретиться, говоришь, хотят… Почему бы и нет? Обсудим.
Машина остановилась рядом с ангаром на краю поля. Ганецкий и Вадим выбрались из машины. У распахнутых ворот, окруженный людьми, стоял маленький одноместный самолетик с открытой кабиной.
- С крестником вас, Семен Ефремович!
- Ай, я вас умоляю! – сварливо отозвался Ганецкий, быстрым шагом походя к своему детищу. - Мне сейчас надо срочно прилечь, бо если я не прилягу, то от волнения могу упасть и сильно удариться об землю всем своим организмом.
Кто-то сочувственно засмеялся.
- Ой вей… Бекицер бы все это кончилось, честное благородное… А кто испытатель?
- Саня – кто же еще!.. Давай, залезай уже, не видишь – человек весь на нервах…
- Из машин Читер у нас не умеет водить разве что стиральные!
- Обижаешь, начальник – я просто не пробовал!
Читер глянул в лицо Ганецкому, мгновенно согнал ухмылку и зычно гаркнул:
- От винта!
Зарокотал движок, откашливая сгустки сизого дымка. Все почему-то робко и почтительно попятились. Ганецкий томно вздыхал и было непонятно, всерьез это или в его обычной манере.
Бело-голубой самолетик резво побежал по стриженой траве, подпрыгнул и поднялся в небо. Похожий на медведя с бородой здоровяк сгреб в охапку Ганецкого и двух парней и издал густой победный рев. Над лесом самолет лег на крыло, заложил вираж и понесся обратно по крутой глиссаде.
- Читер!!! Расстреляю перед строем!!! – заорал Вадим и погрозил кулаком вслед самолету, когда тот лихо пронесся почти над головами и опять взмыл в полуденную синеву.
- Лис, да не переживай ты за парня – пусть порезвится!
- И «птичка» бойкая, все пучком.
Самолетик покачал крыльями и пошел на посадку. Мягко коснулся колесами травы и помчался по ней, плавно замедляя бег. Бородач удовлетворенно рыкнул.
Читер выпрыгнул из кабины, приосанился и вскинул руку к виску:
- Поздравляю вас с Днем Авиации, товарищи!
Ганецкий осмотрелся, откашлялся со значением и закричал:
- А теперь – шампанскава-а-а!..
Под липами были накрыты столы. Во дворе горели фонари и еще десятки маленьких фонариков мерцали на ветвях деревьев, убегая во тьму и где-то там постепенно превращаясь в звездное небо. В тихой ночи казалось, что это они поют слаженными детскими голосами. Сергей смотрел на звезды и слушал, как в детский хор изредка вплетается голос Ольги.
- У вашей жены хороший голос, - сказал Ганецкий, а дети от нее просто в восторге.
- Она преподавала в музыкальной школе и очень тосковала, когда ее закрыли. Теперь там какое-то очередное «Общество с неограниченной безответственностью».
- Почти как у меня, Сережа. Моя Лиза пела в филармонии. У нее было прекрасное контральто. А еще больное сердце, которое просто не выдержало всего этого.
- Простите, Семен Ефремович.
- За что, голубчик? Каждый из нас открыл радугу своим горем. Как в Евангелии: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас»… Кстати, заглянули бы вы к отцу Виссариону. Сокрушается он сильно – новая паства растет день ото дня, прежний храм тесен стал. Вы церковным зодчеством занимались?
- На первом курсе института, когда изучали технику отмывки, у меня, помнится, был Успенский собор в Кеми.
- Мне везет – я работаю с профессионалами-универсалами, Сергей!
Пятикупольный шатровый храм красного кирпича стоял на верхней околице Нагорян. К главным воротам вела прямая аллея, с обеих сторон обсаженная туями. Сразу за забором со стороны алтарной апсиды начиналось скромное кладбище, подступавшее к лесу. Сергей вошел во двор и огляделся. Из дверей высокой колокольни, стоявшей особняком напротив центрального входа, выбежал молодой человек в стихаре.