за своей баркой тянуть сеть: встречаться с сиятельными и влиятельными особами, да и с простыми мастеровыми, дабы устраивать различные дела России — от литья ядер и строительства кораблей до переговоров о войне и мире. И каждый день он отдавал распоряжения, не забывая рекрутов и печных мастеров.
Только невежда может думать, что Петр действительно отдыхал.
Якорь спустили у Gruene brueke — Зеленого моста, соединяющего одну часть города с другой. По скрипящему трапу сходил царь с супругой и свитой на берег. И здесь их ждала делегация: герцог фон Гольштейн и члены королевского правительства, а подальше — толпа горожан в шляпах и шляпках, простоволосых, в ярких и простых платьях. И все галдели не хуже тех чаек и ворон. «Вон, вон, это и есть Петр, русский царь, высоченный, в треуголке!» Хозяева отвешивали поклоны. Отвечали им и люди свиты царя.
А царь все был мрачен. Плавание по морю снова навело на печальные рассуждения о единственной отдушине морской: Петербурге. Янычары отобрали порты… Вот этот город — Кенигсберг — процветает на морской торговле. Отсюда открываются пути по всему миру. Вон идут баржи, полные зерна и скота.
После небольшой экскурсии по городу всех повезли в замок, где был дан обед в честь именитого гостя. Правда, Екатерина отсутствовала, сразу удалившись в дом Негеляйне. Явился после обеда к ней и Петр, все в таком же сумрачном настроении.
И баня с утра, заказанная на следующий день, а потом и лодочная прогулка вверх по Прегелю так и не прогнали «тучек».
После обеда Петра пригласили в замок на холме и показали канцелярию, архивы. В башне на самом верху служили музыканты. Царь этим заинтересовался. Оказалось, что они наблюдают с вышины за городом и, если замечают где-то дым пожара, сразу извещают всех о том трубами и барабанами. А направление на пожар указывают знаменем, ночью — фонарем на шесте. И горожане туда спешат. Петр окинул взглядом крыши города, шпили, мосты, стены.
Потом он снова спустился в сумрак замковый.
Под этой башней находились несколько просторных палат, в которых хранились почти десять тысяч книг и манускриптов. К книгам царь питал слабость — но именно таковая страсть и делает нас сильнее. Здесь были древние рукописи, начертанные монахами. И печатные украшенные книги. К некоторым книгам тянулись цепочки. Сюда мог прийти любой горожанин, чтобы почитать ту или иную книгу. В палатах стояли длинные столы и скамейки.
Царь осматривал это книжное царство. Вообще-то, правду сказать, в замке своды залов и переходы производили гнетущее впечатление, своды были низкими, света всюду недоставало, воздуха. А тут как будто он снова поднялся на самый верх башни, в смотрильню музыкантов. Глаза царя прояснялись.
И тут ему поднесли некий манускрипт, предложили сесть за стол и рассмотреть. Царь сперва не хотел усаживаться, ему еще хотелось походить по книжным палатам. Но книгу в коричневом кожаном переплете с тиснением уже раскрыл краснолицый библиотекарь в камзоле с блестящими пуговицами и парике, сидевшем немного набок, и царь увидел издалека яркую миниатюру. Он приблизился. Сердце царя-плотника вмиг дрогнуло: на первой картинке пятеро мужиков рубили топорами избу.
«Се начнемъ повѣсть сию», — прочел царь, и сердце его дрогнуло еще раз.
Он прочитал строки выше: «ПОВѢСТЬ ВРЕМЕННЫХЪ ЛѢТЪ ЧЕРНОРИЗЦА ФЕДОСЬЕВА МАНАСТЫРЯ ПЕЧЕРЬСКАГО, ОТКУДУ ЕСТЬ ПОШЛА РУСКАЯ ЗЕМЛЯ… И ХТО В НЕЙ ПОЧАЛЪ ПѢРВѢЕ КНЯЖИТИ, И ОТКУДУ РУСКАЯ ЗЕМЛЯ СТАЛА ЕСТЬ».
Библиотекарь говорил:
— Hoheit, das ist die Chronik von Nestor des russischen Staates mit den ersten Jahren und bis zu tausend 206. Jahr[283].
Петр листал книгу. И глаза его разгорались, лицо слегка подергивалось. Библиотекарь говорил, что Радзивиловскую хронику можно сравнивать с такими известными трудами, как хроника Иоанна Скилицы, хроники Константина Манассии, Большие Французские хроники.
— Es ist ein Meisterwerk, Hoheit[284], — продолжал библиотекарь.
Царь отвечал, что сам видит это.
— Aber… es ist eine russische Chronik? Warum Radzivilovskaya Chronik?[285]
Библиотекарь склонил голову и затем поведал, что эта книга принадлежала славной фамилии Радзивилов, будучи подаренной ранее Янушу Радзивилу, воевавшему под Смоленском с батюшкой царя, самим Алексеем Михайловичем. Позднее летопись перешла во владение Богуслава Радзивила, который перед самой смертью завещал ее Кенигсбергской библиотеке. А самым первым владельцем книги, по имеющейся в ней же надписи, был вилькийский лесничий Станислав Зенович.
И тут царь раскрыл страницы с заложенным в них сухим растением. С изумлением он смотрел на сухую веточку с буроватыми цветочками. Растение это было изолировано от летописных листов плотными чистыми листами гербовой бумаги. Губы царя тронула улыбка.
— Und es ist nicht, ob der Förster selbst?[286]
Библиотекарь засмеялся, прикрывая платком рот, засмеялись и остальные.
Царь продолжал листать книгу, разглядывая цветные миниатюры.
— Wer hat es geschrieben? Wo?[287]
Ответа не последовало.
— Die Schönheit der Augen, sehr geschickt, wenn auch mit Eile irgendwie. Aber was bedeuten diese Dinge eine Pflanze? Was bedeutet das?[288]
Библиотекарь развел руками и, качая головой, ответил, что сие неведомо, светлейший государь, так уж повелось, такова традиция.
Петр рассмеялся и сказал, что немцы чудаки.
Засмеялись сдержанно и окружающие. Петр продолжал. Он заметил, что эти миниатюры прямо цветут. Хотя, может, все больше кровью…
— Herr der Barmherzigkeit, können Sie das Buch für mich neu zu schreiben??[289]
Ответ последовал незамедлительно:
— Zweifellos, Hoheit[290].
Петр осторожно трогал листы. Закончив рассматривать миниатюры, взял всю книгу в руки и так держал некоторое время, покачивая. Свита почтительно молчала. Библиотекарь смотрел с некоторой опаской, которая постепенно сменялась на его толстом лице пониманием и в конце концов — восхищением.
— Das ist der wahre Lohn meiner Reise[291].
Отдав книгу, царь пошел к выходу. Лицо его было светло. За ним зашаркали и остальные. В дверях царь остановился, обернулся к библиотекарю.
— Und was ist der Name dieser Blume?[292]
Но тот уже уходил в соседнюю палату с книгой. И вместо него ответил другой служитель библиотеки, тощий, длинноносый, чернявый мужчина:
— Heather, Hoheit[293].
— Wie?[294] — не расслышал царь.
— Heather! — громче сказал тот человек и повторил по-польски: — Wrzos!
— Wrzos?[295] — переспросил царь.
— Das ist richtig, Ihre Hoheit[296].
— А растет ли у нас… — пробормотал Петр, ни к кому не обращаясь. — Коли учинять список, то уж перенять и сей обычай. Да, так.
Вечером у герцога Гольштейнского был бал в честь высокого гостя, Петр поехал с Екатериной. Та радовалась перемене в настроении супруга и уже в карете, везущей их обратно в дом Негеляйна, спросила: что же за ветер расчистил чело? Какое волшебное средство здесь произвело свое действие?
— Не знаешь, растет ли у нас wrzos, друг Катеринушка? — спросил царь. — Heather?
— В Ливонии — да, я помню, — ответила она. — С него собирают мед.
Царь засмеялся.
— Ну вот. Этого мне и недоставало после карлсбадской кислятины.
На следующий день царь и Екатерина покинули Кенигсберг с его черепичными крышами, стенами, шпилями, беспокойными криками чаек, кружащихся над замком, в недрах которого сохранилась таинственная книга русской истории.
И ее уже переписывали для царя.
Над книгой работали
Редактор Татьяна Тимакова
Художественный редактор Валерий Калныньш
Корректор Людмила Евстифеева
Верстка Оксана Куракина
Издательство «Время»
http://books.vremya.ru
letter@books.vremya.ru
Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2018