— Потому что я не хочу, чтобы трепали имя моей семьи, — мягко ответил граф. — Я не хочу… никаких необоснованных слухов.
Квинну было ясно, что граф боялся, как бы не начали говорить о том, что его сын выстрелил раньше, чем закончился отсчет. Даже если свидетель графа даст ложные показания, кто-нибудь может поверить Квинну.
— Это шанс остаться в живых, Девро, — продолжал Сетвик, — ваш единственный шанс. — Он помолчал, ожидая, что Квинн заговорит, а затем его губы изогнулись в насмешливой улыбке: — Вы когда-нибудь видели казнь через повешение? Это неприятно. А вы, мой мальчик, будете висеть, если пойдете в открытый суд. Я позаботился об этом.
Квинн верил ему, верил, что граф сможет сделать все, что захочет. Месяцы, проведенные в Ньюгейте, не вызывали сомнений во влиятельности этого человека. Но признать себя виновным в том, чего он не совершал, отказаться от свободы…
Или быть повешенным. Господи, он не хотел умирать. Особенно таким образом. Он закрыл глаза.
Квинн слышал о высылке, об Австралии, и знал, что многие из тех, кого туда сослали, оставались там даже после того, как их сроки кончались. Это была обширная и загадочная земля… и колония для преступников.
Жить! Ему было двадцать два года, и он не хотел умирать. Особенно он не хотел умирать на глазах у всех, болтаясь на конце веревки. Его отец и братья непременно об этом узнают. А этого он не мог перенести.
После бессонной ночи он принял решение. Попав в Австралию, он сможет сбежать и сообщить о себе своей семье. Он был игроком. И сейчас он ставил на то, что сможет обыграть графа… и Австралию.
Наутро он отправил графу записку, которая, с горечью подумал он, уже непременно попадет по назначению. Через несколько часов он услышал, как судья, облаченный в черную мантию, приговорил его к “ссылке на срок естественной жизни”.
— Кэп? — голос Кэма вернул его в настоящее.
Квинн поднял взгляд. Его синие глаза были темными и мрачными.
— Мистер Джамисон… он велел передать, что мы отправляемся.
Квинн кивнул. Прозвучит свисток, и “Лаки Леди” медленно отойдет от причала и развернется, чтобы идти вниз по реке. К Новому Орлеану.
К Виксбургу.
Кэм посмотрел на него с любопытством. Он еще не видел капитана Девро таким рассеянным и мрачным, как в эти недели. Казалось, капитан потерялся в мире, который ему надоел, а, несмотря на разницу в их положении, Кэм был уверен, что знает капитана лучше, чем большинство других людей.
Он видел шрамы на спине Квинна, тонкие шрамы, которые сейчас были уже едва видны, но он знал, что они того же происхождения, что и его собственные, — это были следы от наказания плетьми. Подробностей он не знал. Он не спрашивал, а Квинн ему не рассказывал. Но Кэм подозревал, что отчасти по этой причине Квинн принимал участие в деятельности Подпольной железной дороги, и он, Кэм, был уже свободен. Их прошлые страдания установили безмолвную связь между ними, хотя некоторая дистанция по-прежнему сохранялась. Было слишком много теней, слишком много ран в жизни Кэма, и — он был уверен — в жизни капитана тоже, так что оба они не могли чувствовать себя с другими людьми непринужденно. Хотя Кэм слишком долго держал в узде свое сердце и душу, чтобы вдруг дать им свободу, он знал, что с радостью умрет за капитана, если потребуется. А капитан Девро ничего, кроме лояльности от него не требовал. Хотя, если уж на то пошло, то и ее не требовал. Из благодарности, из уважения Кэм сам поклялся в верности капитану.
Но кое-что было всегда спрятано, потому что вызывало острую боль. Не похоронено, а просто спрятано. Спрятано даже друг от друга. Возможно, особенно друг от друга.
— Завтрак, Кэп?
Глаза Квинна утратили отстраненное выражение, и он криво улыбнулся Кэму, почувствовав заботу в его словах.
— Ну да, — ответил он. — Проклятый холод. Идем в каюту. Но мысли о прошлом все не исчезали, и Квинн не мог понять почему. По ночам его часто мучили кошмары, но в другое время достаточно было небольшого усилия, чтобы сдерживать все неприятные воспоминания. С ним что-то происходило, и ему это не нравилось.
Может быть, ему необходима встряска. Новые трудности, вызов. Он взглянул на Кэма и вспомнил Дафну. И обещание, данное Кэму. Через две недели они вернутся в Новый Орлеан. Он навестит брата и разузнает все, что можно, о Ситонах. Может быть, Ситонам надо перевезти на пароходе хлопок; тогда у него была бы хорошая причина посетить плантацию. И возможно, брат Мередит Ситон окажется более сговорчивым и продаст Дафну. Стоит попробовать.
И чрезвычайно интересно узнать, что знает Бретт Девро о Мередит Ситон.
Теперь, наметив план действий, Квинн почувствовал себя гораздо лучше. Оказалось, он проголодался. Он услышал, как “Лаки Леди” дала свисток, и почувствовал, как под ногами заскрипел пол. Пароход устремился к середине реки, в родную стихию.
И в родную стихию Квинна. Если только какая-то стихия была ему родной.
Бретт Девро настороженно относился к своему брату. В детстве он боготворил Квинна. Он и до сих пор любил его, но больше уже не относился к нему по-мальчишески беззаветно. Он считал его виновным, и, никогда не упрекая Квинна, все-таки не мог скрыть своего разочарования в нем.
Бретт, как отец и старший брат, беспокоился о Квинне, когда все попытки найти его оканчивались неудачей. Отец потратил на частных детективов тысячи долларов; они нашли Квинна почти через семь лет; еще год потребовался, чтобы вернуть его.
А когда он вернулся, его отец и старший брат умерли от лихорадки, эпидемия которой захлестнула Новый Орлеан. Бретт временно взял на себя управление банком. Он надеялся, что банком займется Квинн, когда вернется, но, к его изумлению, Квинн не проявил к этому никакого интереса. Через несколько месяцев пьянства и игры в карты Квинн получил пароход “Лаки Леди”, к которому относился, как к дорогой игрушке.
Бретт знал совсем мало из того, что случилось с его братом. Глаза Квинна становились ледяными, как только Бретт пытался что-нибудь выяснить.
Это было обидно. Это было очень больно, потому что из всех Девро остались только они.
Квинн, как и в детстве, по-прежнему часто улыбался, но теперь в его улыбке была какая-то странная пустота, его глаза обычно оставались холодными. Казалось, ни их дом, ни наследство ничего не значат для него. Ничего, кроме удовольствий.
— Почему, — спрашивал его Бретт, — ты заинтересовался Ситонами?
— Хлопок, — ответил Квинн. — Мы должны увеличивать перевозки.
— Только не говори мне, что стал интересоваться бизнесом.
— А ты не одобряешь, братишка? Твой расточительный брат решил, наконец, образумиться.
— Тогда приходи в банк.
— Бретт, банк ведь твой. Я тебе давно это сказал.
— Я был бы очень рад, если бы ты вернулся. Как партнер. Квинн медленно покачал головой, и внутри что-то заныло, когда он увидел, как гаснет свет в глазах брата.
— “Лаки Леди” — это одно, а банк — нечто другое. Может быть, тебе и нравится сидеть целый день в офисе, но мне это слишком напоминает камеру.
Бретт откинулся в кресле, отводя взгляд от лица брата. Квинн уже говорил об этом.
— Послушай, ты же не будешь там заперт, — сказал Бретт осторожно. — Ты всегда сможешь уйти, когда захочешь.
— Это не для меня, Бретт. Мне нравится река. И, хоть ты и не одобряешь, мне нравятся азартные игры. И мне здорово в них везет. Все вместе это гораздо лучше, чем работа в банке.
— У тебя получалось все, за что бы ты ни брался, — предпринял Бретт последнюю попытку.
— Но я не возьмусь, братишка, не возьмусь, потому что ничего в этом не смыслю. И никогда не смыслил.
t Бретт внимательно смотрел на брата, стараясь отыскать в его лице что-то, но не находя того, что искал, в твердых, бесстрастных чертах. У них были одинаковые черты лица, хотя Квинн был темнее, чем Бретт, но сходство на этом кончалось. Иногда Бретт завидовал мужественной красоте Квинна; он знал, что у него самого черты лица более мягкие, но вообще-то не жалел об этом. Это не мешало ему жить, он познал удовольствия, которые ускользнули от Квинна. Хотя Бретт был привязан к одному месту, он все равно любил банковское дело, обожал свою жену Бетси и своих троих детей. Единственным темным пятном в его жизни был Квинн, и то потому, что он хотел, чтобы тот был счастлив, а это было не так, несмотря на уверения Квинна в обратном.
— Ситоны, — мягко напомнил Квинн.
В голове Бретта зазвучал пожарный колокол.
— Хлопковых плантаций очень много, — заметил он. — Почему именно Ситоны?
— Несколько недель назад я встретил мисс Сйтон на борту “Лаки Леди”. Мне сказали, что ее семья владеет одной из самых больших плантаций в районе Виксбурга.
Бретт напрягся. Конечно, Квинна не могла заинтересовать Мередит Ситон. Боже всемилостивый, эта глупенькая женщина будет воском в его руках. Бретту ничуть не нравилась Мередит, но до некоторой степени она была под его защитой.
— Не беспокойся, Бретт, — сказал Квинн, прочтя его мысли. — Она считает меня ужасным.
По какой-то причине это совсем не успокоило Бретта.
— А ты что о ней думаешь? Квинн пожал плечами.
— Я с тобой согласен. Слишком разодета. Занята только собой. Не очень умна.
Бретт почувствовал себя лучше и немного расслабился. Конечно, такой мужчина, как Квинн, не найдет в Мередит ничего интересного. Может быть, его брат переменился. Раз он начал интересоваться бизнесом, то, возможно, со временем он придет в банк. Работать вместе с Квинном было самой заветной мечтой Бретта. И снова начать уважать его, как когда-то.
— Ну и что же тебе нужно? — спросил Бретт.
— Представь меня Роберту Ситону. Я очень давно встречался с ним, и сомневаюсь, что он помнит об этом.
— Я могу сделать еще лучше. Квинн вопросительно поднял бровь.
— Они всегда приглашают меня на ежегодный бал. Есть такая традиция — устраивать бал после уборки хлопка. Но Бетси опять в интересном положении…
Квинн улыбнулся:
— Опять?
Довольный собой, Бретт кивнул. Это будет их четвертый ребенок.