Гностический – вероятно, валентинианский – «Трактат о Воскресении» из Наг-Хаммади описывает множество способов или методов, посредством которых христиане могут воспринимать себя как «уже воскресших». «Каждый может практиковать разными способами, и он освободится от этого Элемента, дабы не впасть в заблуждение, но самому снова обрести то, что было изначально» («Трактат о воскресении», 49:30). Этот текст заслуживает определённого внимания, поскольку, кажется, как манихеи, так и по меньшей мере некоторые сирийские христиане знали его в сирийской версии, которая существовала уже в VII или VIII в. Как в 1986 г. отмечал Арман Вийо120, сочинения, найденные в Наг-Хаммади, предположительно гностические, были бережно переплетены в мастерских монахов, живших в монастыре Пахомия Великого, в прочих отношениях довольно консервативных. Как можно это объяснить? Почему такие ортодоксальные монахи не только сохранили, но и сделали роскошные переплёты для еретических произведений? Вийо предлагает, что эти работы читались в дискурсивном сообществе аскетической общины пустыни – и не как умозрительные богословские труды. Другие учёные продолжают утверждать, что эти трактаты действительно были гностическими и отражают присутствие гностиков среди пахомианских монахов. Пахомианское православие обнаруживается в сочинениях, также переведённых Вийо, отредактированных в период после того, как эзотерическая библиотека Наг-Хаммади была спрятана (360-е гг.). Если хотя бы некоторые эти произведения действительно ценились за их аскетическое содержание, тогда их могли передать в сирийские церкви вместе с другими эллинистическими текстами, в том числе самыми трудными произведениями Евагрия Понтийского.
В «Трактате о Воскресении» постоянно звучат аскетические и мистические темы121:
Спаситель поглотил смерть… ведь он ушёл из мира, что погибает. Он преобразился в нетленный Эон и воскрес, поглотив видимое невидимым, и дал нам путь нашего бессмертия. Тогда… мы страдали вместе с ним, и воскресли с ним, и отправились с ним на небеса.
Сейчас, если мы присутствуем в этом мире, неся его, мы – его лучи, и мы охвачены им до нашего заката, то есть до нашей смерти в этой жизни. Мы влечёмся им в небеса, словно лучи солнца, не сдерживаемые ничем. Это духовное воскресение, которое поглощает душу так же, как и плоть.
Сильно царство Плеромы, ничтожно то, что вырвалось [из неё] и стало миром. Но она охватывает Всё. Мы обрели спасение от начала и до конца!
Иллюзия – этот мир, а не воскресение. Всё подвержено переменам, но воскресение не меняется; то незыблемая истина. Оно есть откровение того, что есть, и преображение вещей, и переход в новизну.
Бегите разделений и оков, и вы будете иметь воскресение.
Почему бы не считать себя воскресшим и уже обретшим это?
Каждый может практиковать разными способами, и он будет освобождён от этого Элемента, дабы не впасть в заблуждение, но самому снова получить то, что было изначально…
Однако в «Трактате» почти отсутствуют выражения, которых нельзя было бы найти в Новом Завете, особенно в посланиях св. Павла, и в намёках на «восхождение на престол» из еврейского мистицизма (меркава), которые возникают в Евангелиях, Втором послании к Коринфянам (глава 12) и в Откровении. Неудивительно, что такие идеи, как «мы влечёмся им в небеса, словно лучи солнца», ценились пахомианскими монахами Египта и, вероятно, дошли до круга Авраама Кашкарского, источника монастырских обычаев в Сиро-персидской церкви. В жизнеописаниях Миларепы, когда он начинает проявлять сиддху левитации, его критикуют за то, что он просто «оседлал солнечный луч»122. Не стоит забывать, что при рождении Миларепу назвали Топага, что означает «благая весть», то есть евангелие. Необычные пересечения с христианством можно встретить в мире ньингма, где вырос Миларепа.
Некоторые из этих христианских текстов могут отражать мистицизм восхожденияна-престол (меркавы) сектантского иудаизма времён Иисуса. Считается, что такие мистические переживания культивировались кумранской общиной, которая, как было показано, во многих отношениях сближалась с мировоззрением раннего христианства. Апостол Павел описывает такой опыт во 2 Кор. 12:1–8. Бóльшая часть Книги Откровения имеет структуру такого опыта. В Евангелии от Иоанна, в диалоге Иисуса с Никодимом, похоже, этот сценарий переворачивается: вместо древней практики восхождения на престол Бога теперь богооткровенный Сын Человеческий сходит с небес, чтобы совершить духовное возрождение. Так или иначе, в эти практики входило глубокое сосредоточение, молитва и техники визуализации. Возможно, что также преподавалась практика некого внетелесного опыта, чтобы отбирать учеников, на что есть намёки в 2 Кор. 12. Другие ранние свидетельства такого рода духовной практики, известной в апостольской общине, можно найти в Деяниях апостолов (глава 6). Апостолы пытаются открыть подобие бесплатной столовой для нуждающихся членов общины и замечают, что эта работа отнимает у них слишком много времени: «…нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах (лат. ministrare mensis)». Они назначают дьяконов, чтобы те помогали нуждающимся; «а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова» (Деян. 6:2–4). Diaconia означает «служение» или «пастырство», но, очевидно, diaconia, связанная с обслуживанием столов, отличается от diaconia служения слову Божьему, при этом последнее связывают с молитвой. В живой традиции всегда считалось, что этот отрывок отсылает к пению во время литургии, псалмодии (которое приходит напрямую из обихода храма и синагоги), и медленному, созерцательному чтению Писания. Другое свидетельство существования устной традиции мистической молитвы в ранней церкви можно обнаружить в терминах, которыми в посланиях Павла описываются типы молитвы; в упоминаниях о глоссолалии и др. мистических дарах; в «тайных» учениях Иисуса из притч, открытых лично ученикам; в характере толкования еврейских писаний (аллегория; типология; символизм; пророческие слова, извлекаемые в духе мидраша[15] и т. д.); практиках таинств, в том числе в обращении к символическому толкованию Пасхальной Агады, которое составляет сердцевину традиции евхаристии; в гимнах, например, входящих в послания к Филиппийцам, Ефесянам, Колоссянам, Втором послании к Тимофею и других местах; в уединённой молитве самого Иисуса ранним утром; в обсуждениях молитвы в контексте экзорцизма; в том, что Иаков, Пётр и Иоанн составляют внутренний круг посвящённых, которые присутствуют во время преображения; и в некоторых основных чудесах, таких как воскрешение дочери Иаира.
Мы можем построить мост или прочертить траекторию, ведущую от этих текстов раннего христианства – основной, аскетической или гностической ветви – к великим учителям эпохи патристики: Клименту, Оригену и Дидиму Слепому из Александрии, каппадокийцам (Григорию Нисскому, Василию Великому, Григорию Богослову), к Евагрию и медитации отцов-пустынников на бесформенном свете, к Иоанну Кассиану и «молитве огня», палестинским монахам-оригенитам V в., сирийским отцам, в том числе тем, которые разрабатывают сугубо созерцательную систему, основанную главным образом на трудах Евагрия, к византийскому (и позднее славянскому) паламитскому / афонскому мистицизму (Максим Исповедник, Пётр Дамаскин и т. д., в «Добротолюбии»). Думаю, что можно приписать объединение умозрительного богословия оригенистской направленности со сложной в психологическом плане системой созерцательного обучения Евагрию Понтийскому. Именно Евагрий создаёт такое обучение, разрабатывает систему этапов, способы различения знаков духовного развития, распознаёт влияние демонов и ценность снов, именно его Kephalaia Gnostica позволяет продвинутому созерцателю обрести тонкое прозрение одновременно с равновесием, и именно он вновь включает лучшие прозрения валентинианцев в синтез православного христианского вероучения, созданный его учителем Григорием Богословом.
История сирийской традиции, которая многое перенимает у Евагрия и каппадокийцев, показывает, что существует канал, ведущий на Средний Восток, в Южную и Восточную Азию. Медитация на бесформенном свете и описания мистических состояний, в которых божественный свет видят внутренним зрением, процветали в Сирии, Ираке, Иране и городах-государствах Персидского залива с V по VIII в. Именно из этих общин происходили епископы «христиан апостола Фомы»123 в Южной Индии. Процветающая сирохристианская община (имевшая языковые корни в арамейском языке Антиохии, но тесно связанная с рациональным богословием в греческой традиции) распространилась по Шёлковому пути до самого Китая и Тибета. Потому можно представить, что добуддийская цивилизация Тибета (цивилизация долины Ярлунг в центральной части Восточного Тибета и полумифическая цивилизация Шанг-Шунг на западе) испытала влияние сирийского христианства и манихейства, пришедших по Шёлковому пути. Можно представить, что постепенно идеи и опыт духовности этих религий Среднего Востока могли соприкоснуться с буддизмом ваджраяны и близкими направлениями. Мог ли основатель (из мира людей) учения дзогчен Гараб Дордже быть «шифром» для иного западного учителя – возможно, самого Христа или, скажем, неизвестного сирийского христианского учителя? Тот факт, что в невнятном жизнеописании Гараба Дордже XI в. он описывается как сын «монахини и одновременно королевы», которую «смутило» её девственное зачатие, а также как человек, воскресший из мёртвых как «добрый живой мертвец», который творил чудеса и уже в детстве желал увидеть Ваджрадхару124, предполагает своеобразный синтез истории Иисуса с элементами ваджраяны; нечто подобное мы видим, когда суфии присваивают себе Иисуса как своего пророка, примерно тогда же и в том же регионе. Мы также знаем, что сирийские восточные христиане в Китае создали синкретический «Канон Иисуса Мессии» в подражание даосским и буддийским писаниям того времени. Манихеи и христиане по-своему описали жизнь Будды Шакьямуни в легенде о Варлааме и Иоасафе. Фигура Гараба Дордже имеет значение только в линиях передачи дзогчен и признаётся не всеми другими системами ваджраяны; он – основатель тех линий передачи, в которых считается, что существует радужное тело, однако его биографию можно проследить только до начала XI в. Похоже, в этот период радужное тело становится значимым для дискурсивного сообщества дзогчен, которое стало объединяться в качестве школы ньингма в Тибете.