Церковь Востока: монашество, богословие и миссия в Центральную Азию
В недавней монографии139 Сабино Кьяла представил исследование одного из великих монахов – лидеров Церкви Востока Авраама Кашкарского (ок. 501–586), который известен как основатель Великого монастыря на горе Изла, на юго-востоке современной Турции. Хотя об этом монастыре можно рассказать многое, я приведу некоторые моменты, которые имеют значение для нашей цели – понимания того духовного обмена, который отличал жизнь вдоль Великого шёлкового пути. Авраам обучался в великой богословской школе Несторианской Церкви в Нисибисе, привнеся в монашескую жизнь всё наследие Антиохии и Эдессы. Он также путешествовал в Египет, чтобы наблюдать существовавшие там монашеские общины и учиться у них. Его монашеское «правило», по всей видимости, было своеобразным флорилегием[16] библейских цитат и выдержек из учений отцов-пустынников. Таким образом, он допускал внутри своей общины, которая, по сути, состояла из келий, построенных в соседстве с его скитом, большую гибкость в устроении образа жизни. Поэтому основное внимание уделялось живой традиции «учитель – ученик», а не каноническому своду законов. После его смерти община пыталась сохранить единство под руководством учеников, но в начале VII в., во времена Бабая Великого, многие монахи рассеялись и основали новые монастыри, которыми руководили ученики Авраама. Таким образом, это рассеяние совпало с упрочением Церкви Востока как института в Персидском царстве с новой ориентацией на земли к югу и востоку. Именно с этого времени монашеской полемики и расцвета можно проследить корни того богословского творчества, которое получит полноценное выражение в трудах сирийских восточных христиан Китая в VIII в. В первую очередь, однако, следует обратиться к выдающимся духовным учениям наследников монашеских достижений Авраама и Бабая.
Мистические учения Церкви Востока: бесформенный свет и сочинения Иоанна Дальятского
Можно было ожидать, что с распадом династии Сасанидов в Персии и приходом арабских / мусульманских завоевателей Церковь Востока столкнётся с разграблением и сокращением. Напротив, в плане монашеских организаций, миссионерской работы и мистических учений седьмое столетие, похоже, стало самой выдающейся эпохой экспансии. При Бабае Великом и его современниках Церковь Востока строила монастыри и епархии в северных и северо-западных регионах Месопотамии, в основном вдоль реки Тигр, в Юго-Восточной Персии и вдоль Персидского залива. Из этих центров создавались новые организации в великих городах Восточной Персии – Герате, Нисабуре, Мерве, Заранге, Балхе и Апре. Церковь уже оказалась на территории Бактрианы и Гандхары, взаимодействуя с процветающими буддийскими общинами. Из Мерва церковь продвинулась в Согдиану, откуда стала распространяться по Шёлковому пути, проявляя гибкость при создании новых епархий. По сути, епископы-миссионеры могли сопровождать кочевые племена в Центральной Азии без нужды в фиксированном епископском престоле. Присутствие христиан засвидетельствовано археологами в Бухаре, Самарканде, Таласе, Ургуте, Миздашкане (возле Ургенча в Хорезме), Чотане, Бишкеке, Токмаке, Сарыге, Ак Бешиме, Караксото и Дуньхуане. К 630-м гг. христиане начали входить в Китай династии Тан. Ими руководил некто Алобен, который прибыл в столицу Сиань в 635 г., где его принял второй император Тан Тай-цзун (627–649)140. История Церкви Востока, по-китайски религии света цзинцзяо, излагается в Китае на Несторианской стеле 781 г. Автором этого исторического документа, содержащего как китайские, так и сирийские надписи, был монах Цзинцзин, имя которого означает «чистота» или «сияние». На этой стеле также прямо говорится, что в Лингве существовал христианский монастырь. Лингве – древнее именование современного региона Нинся на северо-западе, вблизи от Ганьсу, в котором расположены Турфан и Дуньхуан, где обнаружены христианские артефакты и тексты141. Дуньхуан также является источником некоторых древнейших текстов дзогчен и многих ценных исторических документов Тибетской империи VIII в.
Потому вполне естественно, что мы задаёмся вопросом, могло ли иметь место взаимодействие между христианами и буддистами на Шёлковом пути и в Китае. Фактически тому есть свидетельства в виде документов, найденных в Дуньхуане. Помимо текстов Несторианской стелы (была найдена в 1623 г.), начертанных на чёрном сланце, найден ряд текстов, написанных на китайском языке на бумажных свитках. К ним относятся «Гимн хвалы и призвания Трёх Великих религии света» (форма Глории), «Беседа о едином Боге», «Книга слушания Мессии», «Книга о реализации глубокого покоя и радости» и «Книга религии света о раскрытии истока». Каждое из этих произведений отражает многое из того, что мы обсуждали в связи с богословием школ Эдессы и Нисибиса, а также евагрианской траектории. Как мы увидим, они также содержат отсылки к даосским учениям, таким как недеяние (у-вэй), и буддийским понятиям заслуг, бодхисаттв, сострадания, пустоты, невозмутимости (как у Будды Акшобхьи), саддхармы (доброго, или здорового, учения буддизма), относительной и абсолютной реальности, внимательности и многих других специальных терминов, типичных для буддизма махаяны в Китае.
Подготовило ли плюралистическое богословие школы Нисибиса Церковь Востока к такой встрече? Конечно, искусные богословы предшествующих трёх веков совершили весьма примечательный труд, когда перевели эллинистическое знание на сирийский язык. Им также удалось передать это знание арабским завоевателям таким образом, что это содействовало великой эпохе в мусульманской философии142. Они также показали крайнюю независимость мысли и организационных навыков, особенно в неблагоприятных условиях. На мой взгляд, реально подготовила их к встрече с китайской мыслью в самом расцвете династии Тан история созерцательного опыта, взращенного в монастырях Ближнего Востока. Лишь опыт монахов, что многие годы медитировали в киновиях и скитах на холмах Курдистана, мог породить корпус знаний, которые могли быть переданы священникам-миссионерам, многие из которых были монахами, принесшими христианство в Китай. Хотя по большей части литературное наследие этих ближневосточных созерцателей не сохранилось, при тщательном исследовании обнаруживается ряд текстов на сирийском, армянском и арабском языках. По меньшей мере один важный текст этой традиции был обнаружен в Турфане в переводе на согдийский язык, и мы знаем о нескольких работах Евагрия (таких как его Antirreticus, работа о противоядиях от злых мыслей, которые возникают во время медитации) также на согдийском. Согдийские торговцы, некоторые из которых были христианами, – основа экономического успеха и культурного влияния Шёлкового пути в период 600–800 гг. В качестве примера приведём отрывок из текста об отшельнической практике сирийской традиции, переведённого на согдийский язык и обнаруженного в Турфане:
…Что необходимо, так это понимание противоречий, [достигаемое] через опыт – тот [опыт], при появлении которого нередко сбиваются мудрые и разумные и [который] приходит к дуракам через действие. Как невозможно учить стрельбе из лука в толпе и на улицах, но лучше делать это [в другом месте]… так же они не смогут найти никого, кто искушён в духовных противоречиях, и понять, как правильно стремиться к божественной цели, а также обучиться умению управляться с мыслями и науке духовного плавания в этом страшном океане, и понять разные хитрости, пока не живут в непрерывном безмолвии и в удалении от всего, отчего ум становится пуст, или прекращается от постоянной молитвы, – тот, кто не делает этого, падёт.
В таком безмолвии есть три периода. Начальный период состоит в труде, и к этому первому относится страх и та скорбь, что возникает из воспоминаний о прошлых вещах. Ко второму же периоду относится ободрение и многообразное утешение, чрез которое мудрый кающийся подходит к божественной милости благодаря чистоте, что получает от плача и покаяния… когда он завершит сей первый период, полный многообразных трудов, с помощью Христа и начнёт готовиться ко второму периоду, знак его раскаяния будет обращён в ликование, хотя он не хочет сего, поскольку боится, что то может быть мороком. И об этом говорит то, что надежда начинает наполнять его дух, а благодаря покаянию начинает постепенно возрастать утешение; также порой у него начинают возникать мысли, что пробуждают радость, и он видит в себе, что может легко очистить ум от блуждания. Всё это происходит, когда он целиком входит в этот второй период, когда его мысль обращается в иную, не подобную первой. Тогда то, что возникает в его мыслях, перестаёт выражать его природу, и он начинает улавливать мистические слова, сокрытые в псалмах… ибо сладость начинает примешиваться к его служению, и к посту, и к словам почитания и другим трудам его жизни, и стоит ему начинать молиться, как его члены помимо воли обретают сдержанность, а мысли – собранность, поскольку сами сознают, как породить превосходящее борьбу, и он истинно видит, что корабль его разума изо дня в день движется к совершенству. Эти вещи, а также другие, ещё более великие, описывают этот средний период, пока Благодатью Христа человек не взойдёт до того вида жизни, который выше его природы143.
В трудах некоторых первых отцов-монахов Церкви Востока мы видим тексты, где говорится, что христианскому мистику доступно сияющее тело, подобное телу Христа во время преображения и воскресения. Например, Исаак Сирин говорит: «В будущем мире, когда люди снова восстанут из земли, дабы облачиться во славу воскресения, больше не будет внутреннего или внешнего, скорее, их природа будет светом»144. Дайдишо Катар (VII век) учил: «Счастлива та душа, чьё око очищено от препятствий облаков мира и опрощено и ясно, дабы постигать Господа в облаке Света! Всё его тело будет сияющим, лицо его будет излучать славу»