(rdzogs) с самого начала (ka dag). Атмосфера этой экзотической центральноазиатской семьи вполне согласуется с первой темой «первой истории», входящей в комплекс, который Беквит называет «центрально-евразийским культурным комплексом» и, таким образом, снова помещает повествование в его географическую среду на западе Центральной Азии.
Принцесса в очень юном возрасте становится буддийской монахиней и уходит в затвор на озёрный остров к западу от главного храма её царства. Там она выполняет различные медитационные практики (Рейнольдс определяет их как йога-тантру, сокращённо их выражает тибетский термин dge sbyor).
Комментарий. В христианских апокрифах, таких как Протоевангелие Иакова, говорится, что Марию ребёнком отправили в Иерусалимский Храм (это событие отмечается как праздник Введения Марии во храм) её пожилые родители Иоахим и Анна. Интересно, что в традиционном мусульманском комментарии к 19-й суре Корана также есть отсылка к этой традиции апокрифических Евангелий414, и это показывает, что учёные мусульмане были знакомы с этой легендой. В храме Мария участвует в благочестивых практиках и прислуживает во время ритуалов поклонения иудейской традиции. Коран признаёт её особенной личностью, которая готовится стать матерью Иисуса, Помазанника; в ряде случаев в Коране его называют «аль-Масих Иса ибн Марьям» (Помазанником, Иисусом, сыном Марии). В суре 3:42–43 говорится: «О Марьям (Мария)! Воистину, Аллах избрал тебя, очистил и возвысил над женщинами миров. О Марьям! Будь смиренной перед Господом твоим, падай ниц и кланяйся вместе с теми, кто кланяется». Важно, что аяты Корана 19:16–17 ясно показывают, что перед беременностью Мария ушла в затвор: «Помяни в Писании Марьям (Марию). Вот она ушла от своей семьи на восток и укрылась от них за завесой». Это одна из подсказок, что текст о Гарабе Дордже испытал большее влияние от повествования Корана, чем от христианских канонических или апокрифических евангелий. Более того, в варианте аята 19:17 Юсуфа Алистиха мы видим выражение: «Она поставила завесу (чтобы укрыться) от них», предположительно от своей семьи и родственников. В нашей истории о Гарабе Дордже используется буддийский термин rab tu byung ba (правраджья), который, в частности, означает оставить «жизнь домохозяина». Поэтому завеса может символизировать отделение от семейной жизни через выбор безбрачия. Однако в тибетском тексте буквально говорится о хижине, накрытой травой куша или соломой ('jag ma'i spyil po phub nas: буквально «из соломы; хижина; под навесом / под защитой»). В «Буддакарите» мы встречаем понятие «навес», которое описывает удобную обстановку для затворничества – вместо убежища, которое мы видим здесь, – использовавшуюся для защиты матери Будды Шакьямуни. Как в экзегетической традиции Корана, так и в христианских апокрифах говорится о затворничестве Марии внутри храма, в то время как место затвора Кудхармы – в одной йоджане415 к западу от великого храма в царстве кошана. Можно предположить – без того, чтобы пытаться отыскать в тексте то, чего в нём нет, – что упоминание о затворничестве «вне храма» – метафора, описывающая откровение «чего-то нового». Подобный мотив используется в случае Христа, распятого «вне святого города», чтобы открыть новое священное избавление. Ряд особенностей этого повествования дзогчен позволяет предположить, что открывается «нечто новое». Также представляет интерес, что в широко известном суфийском трактате о практике затворничества «Путешествие Ибн-Араби к Владыке Силы» (Risalat al-Anwar) идея об отшельничестве и анонимности у суфийских мистиков излагается в понятиях, которые заимствованы напрямую из этой строки Корана.
Она беременеет благодаря вмешательству небесного существа – белого человека, держащего копьё и дарующего тантрические посвящения. Принцесса встречает это существо во сне.
Комментарий. Мы видим почти дословное повторение первой темы «первой истории». Также это элемент повествований о священных зачатиях в мировой литературе. В Коране это событие снова описано в суре 19:17: «Мы же послали к ней Нашего Духа (Джибриля), и он предстал перед ней в облике прекрасно сложенного человека», что вызвало у Марии испуг. Как и в Евангелии от Луки 1:26–38, загадочный посетитель – Джибриль (ар. Gibril), ангел-посланник, и это событие называют «Благовещение». Посланник – не действующее лицо, которое совершает зачатие; фактически Мария однозначно показывает, что не хочет как-либо нарушать своё целомудрие. «Как будет это, когда я мужа не знаю?» (Лк. 1:34). И: «Она сказала: „Я прибегаю к Милостивому, чтобы Он защитил меня от тебя, если только ты богобоязнен“. Она сказала: „Как у меня может быть мальчик, если меня не касался мужчина, и я не была блудницей?“» (Коран 19:18, 20). В истории о Гарабе Дордже этот сон изобилует тантрической буддийской ритуальной символикой: белый человек носит хрустальное копьё и головной убор в виде хрустальной вазы. Инициатические посвящения семейств пяти будд тантрической мандалы представляют священные слоги ОМ А ХУМ СВАХА. От вазы исходят лучи света, и [человек] трижды касается ею головы принцессы. Во сне она сразу же смогла увидеть три сферы (прошлое, настоящее и будущее). Однако после пробуждения её удивляет случившееся, и она рассказывает сон своей помощнице, которую описывают как дакини с другим именем, чем предыдущая.
Во время беременности монахиня испытывает боли и стыдится ребёнка, когда он рождается из правого бока её тела. В нескольких строках причитаний она называет ребёнка «этот мальчик без отца» (pha med bu 'di). Невзирая на более оптимистичное толкование помощницы, которая говорит, что ребёнок – «сын Будды» (sangs rgyas kyi sras gcig), принцесса приказывает бросить ребёнка в яму для золы.
Комментарий. Итак, ребёнку угрожает смерть (темы 3 и 4 «первой истории»), и он начинает свой предначертанный героический путь. Рождение из правого бока напоминает о рождении Будды в «Лалитавистаре» и «Буддакарите». Как и в доктрине дзогчен, строки причитания показывают, что принцесса испытывает душевную боль, потому что ей стыдно, что её сочтут нецеломудренной: «Я лишь хотела освобождать существ через чистоту, но теперь меня будут поносить за прегрешение». Её привязанность к понятию доброй славы стала препятствием для её духовного развития. Несмотря на её стыд и реальное преступление – попытку убить ребёнка, из ямы для золы исходят лучи света и мелодичные звуки (что согласуется с темой 3 «первой истории»); ребёнок, несмотря ни на что, – подлинное чудо. В отличие от рождения Будды Шакьямуни, рождение в этой истории – повод для огромной боли и отчаяния. Тема стыда и страданий довольно отчётливо фигурирует в коранической истории о рождении Иисуса, и Марии приходится переносить сильнейшую физическую боль (19:23) в одиночестве, поскольку в Коране Иосиф прямо не упоминается (однако в суре 3:44 есть намёк на эпизод обручения из Протоевангелия Иакова). «Лучше бы я умерла до этого и была навсегда забытой!» Желание быть забытой и скрытой от глаз перекликается с повелением принцессы (тема 4 «первой истории»: здесь принцесса играет роль злого царя-захватчика) «положи это [младенца Гараба Дордже] в яму для золы и перемешай золу, чтобы спрятать его»; но интересно, что в обоих рассказах отсутствует явное поношение со стороны других. В Евангелии от Луки отсутствуют даже намёки на критику или поношение; Мария вскоре наносит визит своей двоюродной сестре Елизавете (Лк. 1: 39–56), и её приветствуют как «Мать моего Господа». В Евангелии от Матфея беременность беспокоит Иосифа, и он хочет развестись с Марией, однако ангел во сне предостерегает его не делать этого. Возникает соблазн увидеть привнесение в Коран несторианских ограничений на почитание, причитающееся матери Иисуса. В любом случае среди сиро-персидских христиан, а также в Коране Марию высоко ценят, хотя и не называют «Теотокос» (Богоносицей). Во время родов её боль смягчает волшебный голос, она кормится от финиковой пальмы, и под ней появляется источник, дающий воду. Только когда она приносит ребёнка в семью, её начинают ругать и поносить: «Они сказали: „О Марьям (Мария)! Ты совершила тяжкий (или небывалый, или удивительный) проступок. О сестра Харуна (Аарона)! Твой отец не был скверным человеком, и мать твоя не была блудницей“» (Коран 19:27–28). Иными словами, материнство Марии навлекает позор на еврейскую семью священника. Мария не в состоянии ответить (аят 29), но ребёнок отвечает сам: «Воистину, я – раб Аллаха. Он даровал мне Писание и сделал меня пророком» (аят 30).
Спустя три дня ребёнок жив и испускает лучи света и звуки (тема 3: чудесный ребёнок); ребёнок спасён (тема 4).
Комментарий. Представление о воскресении на третий день приходит непосредственно из христианского вероучения. Ребёнка Гараба Дордже вынимают из ямы для золы, моют в молоке и ароматной воде и кладут на белую, безупречную шёлковую ткань. Эти «коррективы» со стороны принцессы напоминают попытки бальзамировать тело Иисуса в воскресный день после его смерти. Принцесса продолжает слишком много «думать»; теперь она представляет, что ребёнок – это тело-видимость будды, «или же это человек, который не может умереть». Даже её попытки истолковать события, связанные с рождением ребёнка, хотя они концептуальны и ошибочны, не мешают Гарабу Дордже донести своё послание. С риском зайти в своих предположениях слишком далеко, можно сказать, что упоминание о белой ткани (slar dar dkar po dri ma med), возможно, связывает эту историю с реликвией Плащаницы, которую, несомненно, знала Церковь Востока, поскольку до IX в. та хранилась в Эдессе, одном из ключевых центров этих сиро-персидских христиан416. В любом случае намёк на бальзамирование, вероятно, связывает этот фрагмент истории со странными именами, которые ребёнок получит позже.
Ребёнок питается облаками целебных средств, даруемых риши и другими небесными существами (это немного напоминает кормление ребёнка-героя в «первой истории» дикими зверями в природе: темы 5 и 6). Ребёнок быстро, волшебным образом растёт, что больше напоминает кораническое повествование о ребёнке Иисусе, который говорит, словно пророк, ещё будучи младенцем, чем с ребёнком из Евангелия от Луки, который становится словоохотливым лишь в возрасте двенадцати лет и который «преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (Лк. 2:52).