Существует ли связь между дзогчен и сирийским христианством?
Есть ли такая связь? На мой взгляд, со всей осторожностью, поскольку это исследование неизбежно строится на логических выводах, можно сказать, что такая связь должна существовать. Аргумент в пользу этой связи опирается на следующие весьма вероятные человеческие взаимодействия в интересующий нас период истории (VIII–IX вв.):
• Известно, что между центральноазиатским буддизмом и христианством существовали рабочие связи. Переводческий проект(ы?) – в контексте буддизма махаяны – буддийского монаха Праджни и христианского монаха Цзинцзина, автора надписи на Несторианской стеле 781 г. и других сиро-персидских христианских работ, имеет абсолютно достоверное историческое подтверждение. На самом деле элита китайских буддистов сочла этот проект очень нестандартным и опасным, и в знак протеста они направили правителю письмо. Тем не менее Цзинцзин достаточно хорошо знал даосизм и буддизм, чтобы писать элегантные китайские сутры, представляющие христианские учения в манере великих религий Китая. Хотя мы ничего не знаем о других сиро-персидских христианских начинаниях по совместному переводу сутр, рукописи Дуньхуана (которые, вероятно, можно отнести к X в., что на два столетия позднее их сочинения) отличаются таким высоким качеством, что можно делать вывод о существовании постоянной китайской школы христианских богословов.
• Эти христианские сутры показывают концептуальные связи между китайским сиро-персидским христианством и буддизмом чань и хуаянь. Именно эти школы китайского буддизма махаяны, скорее всего, повлияли на оригинальный изначальный дзогчен, засвидетельствованный в тибетских документах, найденных в Дунь-хуане, таких как «Шесть ваджрных строк» («Кукушка сознавания») и «Скрытое зёрнышко» Буддагупты486. В своём комментарии к христианской книге о «реализации покоя и радости» я указал на связи с даосизмом, чань и хуаянь. Важно помнить, что китайские переводы сутр после Кумарадживы (ок. 334–413 гг.) отражали строгий подход центральноазиатского буддизма махаяны. Именно подобный буддизм практиковал «западный» монах Праджня, коллега христианского монаха-святителя (хорепископа) Цзинцзина. Также, как известно, считается, что тот же Праджня работал с японским тантрическим буддистом Кукаем, основателем школы Шингон, и переводил тантрические труды487. Существуют скудные, но убедительные подтверждения этого. В любом случае Праджня перевёл две махаянские работы, имеющие решающее значение для хуаянь и чань-буддизма: «Сутра цветочной гирлянды» («Аватамсака-сутру») и «Сутра сердца». Словарь и структурные элементы этих сутр проявляются в творчестве Цзинцзина.
• Тибетский дзогчен и монашеское сиро-персидское христианство придерживаются очень сходных представлений о духовной жизни, которые включают понятие об изначальной чистоте, визуализацию сфер света, ум, видящий ум (душа, видящая душу) как свет, три похожих этапа на пути практики и результат в форме телесного преображения (воскресения, тела света), при этом не утверждая, что это событие буквально происходит в момент смерти. Обе традиции, наряду с даосизмом и китайскими формами буддизма, утверждают, что мастера могут оставлять после смерти нетленные тела. Кроме того, в этих традициях есть устойчивые представления о телесном бессмертии. Эти заявления обычно подтверждают появлением реликвий и нетленностью почитаемых тел святых. Бессмертные существа воспринимаются сердцем ученика (возможно, в провидческих переживаниях), а не телесными глазами.
• Существуют географические связи, которые соединяют определённые места с мифическим маршрутом в духовных учениях, предполагающих тело света. Хотя в более поздней литературе долину Сват неоднократно описывают как родину Падмасамбхавы, в реальности почти нет археологических данных в пользу присутствия тантрического буддизма в этой области488. Обнаруженные находки согласуются с открытиями в Махараштре, например в Аджанте и Эллоре. Тем не менее имя Ургьен как вариант названия «Уддияна» описывает область южнее Аральского моря, где один из главных городов Хорезма489 назывался Ургенч (Organum)490. В этом регионе археологи нашли сирийские христианские, манихейские и зороастрийские места. В своём комментарии к жизнеописанию Гараба Дордже мы показываем, почему эта легендарная география связывает события тибетского буддизма, а именно дзогчен, с мистическими учениями, которые практиковали в центрах вдоль Шёлкового пути. По сути, легенда о Гарабе Дордже позволяет обнаружить следы этих связей, скрывая в себе не что иное, как историю об Иисусе и Марии из 19-й суры Корана в художественном рассказе-сокровищнице, основанном на индийских тантрических ритуалах и историях. Похожий литературный процесс можно наблюдать в известной легенде о Варлааме и Иоасафе, где жизнь Будды Шакьямуни в течение многих веков серьёзно видоизменяют, так что в итоге она превращается в византийский агиографический рассказ о христианских отшельниках.
• Множество документальных и археологических свидетельств в основном подтверждают факт – в иных отношениях довольно очевидный, – что вдоль Шёлкового пути велись активные споры, беседы и обмен идеями в связи с религиозными практиками и убеждениями. Где ещё в истории человечества можно встретить столько же процветающих культурных центров, где практиковали несколько религий?491 На этом маршруте, по которому перевозили отнюдь не только шёлк, хорошо знали и обращались к манихейской, христианской, зороастрийской, даосской, буддийской, суфийской и шаманской традициям.
Мне бы хотелось привести крайне спекулятивное наблюдение о возможных связях между дзогчен и усвоением идей Евагрия Понтийского в сердце сирохристианского мистицизма: Евагрий берёт термин «разнообразие» (греч. polupoikilos, что также может значить «обширный, бесконечный») из Послания к Ефесянам 3:10, и в Kephalaia Gnostica цитирует этот стих более семи раз – чаще, чем любой другой стих Нового Завета. Этот стих скрывает мистический смысл, который мы сможем увидеть, если начнём цитату с части девятого стиха: «…пролить свет на сокрытое намерение, которое должно было осуществиться; эту тайну, сокрытую в Боге Творце всего сущего от века, дабы теперь, при посредстве Церкви, безмерно многоразличная [то есть бесконечная] мудрость Божья могла быть познана на небесах Началами и Силами». Во-первых, упоминаемый «свет» (греч. photisai) – это термин, применяемый в контексте таинства крещения, который означал приобщение к божественному свету, через который Христос воскрес из мёртвых. «Сокрытое намерение» в этом стихе конкретно относится к миссии Церкви, не только по всему миру, но даже за его пределами, среди существ, живущих на небесах (в данном случае в тексте говорится об ангельских силах, призванных оказывать помощь политическим властям на земле). Автор (апостол Павел или его ученик) хочет в самых возвышенных понятиях выразить, что обращение неевреев в христианство – ключевой момент раскрытия откровения, дарованного верующим во Христа. То, что премудрость (которую можно считать Премудростью с большой буквы из Книги притчей 8, архитектором вселенной в женском обличье, который помогал во время творения всего сущего) поистине многогранна, бесконечна и обширна, согласуется с задачей этого отрывка. А именно, миссией Церкви в целом движет не мотив завоевания и истребления, но включения и примирения. Именно это сирийские мистики переживали в своём созерцании сущности всех явлений, опять же, следуя системе Евагрия, и именно это вдохновляло миссию Сиро-персидской церкви на Востоке, которая выражалась в сочинении мистических, синтетических сутр. Разве не в этом также состоит смысл буддийского тантризма Вайрочаны, бесконечно пёстрого Будды в центре мандал йога-тантры?492 Мэттью Капстейн указывает, что четвёртая строка из «Шести ваджрных строк» относится к Будде Вайрочане, поскольку в ней встречается термин sna tshogs rang bzhin, который обычно переводят как «внутренняя природа вещей в их разнообразии». В рукописи Дуньхуана (IOL Tib J 647), переведённой Карен Лильенберг493, автор текста также отождествляется с именем Вайрочаны. В этом тексте на первый план выходят те же евагрианские темы недвойственности, исконной чистоты, спонтанного присутствия, благоговения перед неконцептуальным опытом и внутренней простоты494, которые мы видели в цитатах из Kephalaia Gnostica. Что это – простое совпадение? Единый набор созерцательных архетипов? Или последствие глубоких бесед между мастерами, уровень достижения которых нам трудно постичь? К счастью, мы всё-таки имеем эти великолепные тексты и собственный опыт как первый шаг к их пониманию.
Есть ли связь между радужным телом и воскресением?
Связано ли радужное тело и воскресение Иисуса, да и всех людей вообще? Именно этот вопрос, который затрагивает суть проблемы, изначально и побудил брата Дэвида просить меня продолжить исследование.
Можно начать с древнейшего новозаветного свидетельства о воскресении, которое приводится не в Евангелиях, а в посланиях апостола Павла. Я хочу обратить внимание на главу 15 Первого послания к Коринфянам, которое, вероятно, было написано в период 50–52 г. н. э., примерно через двадцать лет после смерти Иисуса из Назарета, а не на Первое послание к Фессалоникийцам – древнейший из сохранившихся христианских документов495. «Ибо я передал вам прежде всего то, что сам получил: что Христос умер за грехи наши, согласно Писанию, и что Он был погребён, и что Он был воскрешён на третий день, согласно Писанию, и что явился Он Петру, а затем Двенадцати. Затем Он явился более чем пятистам братьям одновременно, большинство из которых ещё живы сегодня, хотя некоторые из них умерли. Затем Он явился Иакову, а потом всем апостолам, а под конец явился и мне тоже…» (1 Кор. 15:3–8). Отсылка к Писаниям подчёркивает важность преемственности между верой Древнего Израиля (в форме греческого варианта Ветхого Завета, а не варианта на иврите, который дошёл до нас как масоретский) и верой христиан как с еврейскими, так и с эллинистическими корнями. Поэтому смерть за грехи была со стороны Мессии (Христа) выражением веры в жертвенную смерть, которая даст вечное прощение грехов. Теперь из исследований Плащаницы нам известно, что Иисуса похоронили в специальном саване, сделанном из льняной ткани, которую носили священники в Иерусалимском храме, и такое одеяние использовали в День Искупления (Йом-Киппур). В таком льняном полотне редко кого-то хоронили, тем более – осуждённого преступника. Потому это интересная часть традиции, дошедшей до нас, – что смерть Иисуса была жертвой за грехи, как и обряды Йом-Киппура. Почему-то реальное погребение Иисуса включало этот ритуальный аспект, невзирая на жуткие обстоятельства, при которых состоялся суд, казнь и похороны. Несмотря на то что на греческом языке понятие «воскресать» выражается словом