Взгляд был мимолетным, но кольнуло узнавание. Олег на своей новенькой осуществившейся мечте глубокого темно-синего цвета припарковался прямо перед белым Гелеком, рядом с которым стоял Тропинин с поджатыми губами и буравил меня злым взглядом, возле него переминался Варков с чуть приподнятой левой бровью.
Я на автопилоте кивнула им в знак приветствия. В этот самый момент Олег достал последнюю нужную ему папку (а он с собой возил, похоже, всю библиотеку имени Ленина на заднем сиденье). Адвокат в отличие от меня головой по сторонам не крутил, да и руки его занимала приличная охапка документов. Мужчина, захлопнув дверь и нажав на брелоке кнопочку блокировки замков, приобнял меня и повел к входу в офисное здание.
— Соня, бегом!
Мне показалось, что взгляд господина Тропинина прожигает спину, причем так, что я чуть ли не побежала в сторону бизнес-центра, где располагалась моя работа.
В холле мы с Олегом простились. Он конфисковал папки, козырнул и отправился по своим делам. А я поплелась на пятый этаж.
— Сонька, ты чего тут делаешь? — выдала Зоя мне с порога.
— Хотела с Санычем поговорить, — скидывая пальто, проинформировала я.
— У него сделка большая, ждать придется минут тридцать.
— Подожду. Как дела? — я уселась на крохотный стол у самого входа.
— Все ок. Этот чувак с ментом приезжал, который тебя вроде как спас. С Санычем час трындели при закрытых дверях.
Я удивленно округлила глаза.
— Тропинин?
— Фамилию не помню, — шлепая по клавиатуре, выдала Зоя. Народу было полно, и секретари работали в поте лица.
— Что хотел? — любопытство меня съест.
— Без понятия, — «обломала» мои скромные надежды Зоя.
Телефон завибрировал в сумке, звонил Олег.
— Соня! Кто у вас в здании ведает камерами видеонаблюдения на улицу? И, ты не помнишь, мы когда припарковались, сзади нас кто стоял?
— Эээ… — неопределенно промычала я.
— Гавнюк! — возмущался адвокат. — Он мне чуть бампер задний не снес, поцарапал и уехал.
Причитания Олега еще долго слышались из телефона. А я с озадаченным выражением лица читала пришедшую смс.
«В одиннадцать буду у тебя».
В подписи сие послание не нуждалось, ибо пришло с номера незабвенного владельца белого Гелендвагена. Пока до меня доходил смысл этого более чем странного сообщения, телефон в руке опять завибрировал. Номер был городской, и явно другой области, потому как код, стоявший перед шестью или семью последними цифрами, был мне не знаком.
— Здравствуйте, вас Софья зовут? — поприветствовал меня молодой, слегка уставший голос, на фоне звонившей женщины была какая-то суматоха и звук сирены.
— Да.
— Областная больница Великого Новгорода. Скажите, пожалуйста, вы знакомы с женщиной за семьдесят, волосы седые, худощавая, маленького роста.
— Да! — я вскочила со стула. — Ее зовут Валентина Алексеевна Мизерная. Она у вас? С ней все хорошо?
— Она у нас в больнице, ее привезли два часа назад с вокзала. У нее сотрясение мозга. Вы родственница? Ваш телефон был записан на бумажке у нее в кармане. Документов при ней нет.
— Я бывшая жена ее сына. Ее разыскивает полиция питерская в связи с нападением.
— Сможете позвонить сыну?
— Я сама приеду, ее сын погиб.
— В регистратуру подойдите, как доберетесь, с полицией мы свяжемся. Санкт-Петербург, значит, — уточнила девушка и отключилась.
Я пролистала список вызовов, найдя телефон Варкова.
— Управление, — ответил серьезный женский голос.
— Будьте добры Анатолия Ивановича Варкова.
— Его нет на месте.
А то я не знаю! Он же работает в поте лица! С Тропининым по городу катается!
— А с ним можно как-то связаться?
— Оставьте сообщение.
Я чуть не зарычала. Номер, который мне прислал Тропинин, я благополучно стерла от злости на Варкова.
— Меня зовут Софья Мизерная, мне звонили из областной больницы Великого Новгорода, Валентина Мизерная у них. Я еду к ней. Она у вас в розыске. Мне звонила врач из регистратуры, сказала, что ее привезли с вокзала.
Ждать Саныча я не стала, и поспешила на Московский вокзал.
После всех обвинений Варкова и косых взглядов Тропинина с намеками намою жадность, я была зла и обижена на весь свет. Может, именно это и заставило меня отправиться в Великий за матерью Димы.
Ближайший поезд был только вечером. Зато с автовокзала на Обводном через час отходил автобус, туда-то я поспешила.
Жизнь моя в последний месяц представляла собой бешено вращающееся колесо, которое и не думало останавливаться. Уже в автобусе почти на выезде из Питера, экран телефона осветился номером Варкова. Брать не хотелось, но еще меньше хотелось неприятностей.
— Софья Аркадьевна, вы где? — голос у него был странный.
— Еду в Великий Новгород, — поведала я следователю.
— Я вам запретил покидать город, — рявкнул Варков.
— Подписку о невыезде я не получала, — парировала я. — И она, в конце концов, бабушка моей дочери.
Он помолчал секунда, и когда заговорил вновь, голос его был напряженным.
— Софья, ради вашей же безопасности, вернитесь.
Я промолчала. Он был, конечно же, прав, но я не могла больше сидеть и сходить с ума. Да и спасение утопающих…
— Когда доберетесь, сразу отзвонитесь мне! — обозленный мужчина отключился.
Я же позвонила родителям, и счастливые полчаса отдыхала за разговором с мамой и Абрикосиком.
Глава 12
Анатолий Иванович Варков швырнул трубку и практически зарычал, чего давно с ним не было. Он чувствовал себя между молотом и наковальней, причем Тропинин играл за оба эти инструмента. Следователь знал Виталия всю свою сознательную жизнь. Их отцы были близкими друзьями и работали при чрезвычайном и уполномоченном после СССР в Итальянской республике в период перехода от брежневского застоя к перестройке.
Отец Виталия был советником по экономическим вопросам с потрясающим знанием итальянского, французского, испанского и английского языков. Отец Анатолия же состоял в группе, регулировавшей вопросы внешней политики.
Разница в возрасте у мальчиков была всего лишь два года с хвостиком, и со временем она все больше сглаживалась. Семьи их тоже состояли в весьма близких отношениях, все были уроженцами Ленинграда, и имели множество общих знакомых на родине.
Солнечная Италия, жаркий, удушающий Рим, полный туристов, Ватикан, церковь Святого Ангела, огромный собор Святого Петра, фонтан Треви, монашки в смешных одеждах, паста, ризотто, страшные и интересные моллюски, вино, которое воровали мальчишки со стола родителей и втихаря, жмурясь, пили из высоких бокалов, эмоциональные загорелые итальянцы, велосипеды, изысканное муранское стекло, на которое с придыхание смотрели их матери, и которое для мальчишек было лишь цветными стекляшками тогда. Детство их было интересным и запоминающимся.
Семейство Тропининых в Италии выросло еще на одного человечка — младшего брата Виталия, Александра. Отец отлично зарабатывал, семье выделили прекрасные апартаменты недалеко от посольства, мать посвящала все время детям, сама при этом занималась переводами для души, практически в совершенстве зная английский. Все в их жизни было хорошо. Даже слишком хорошо, что есть первый признак катастрофы.
Восемьдесят пятый год стал для Виталия переломным, годом, когда одиннадцатилетний парень возненавидел корабли. Он панически их боялся, наверное, лет до тридцати, потом уже неимоверным усилием воли ему удавалось глушить этот страх, но Анатолий представлял, как тяжело другу.
А особенно тяжело бороться с воспоминаниями о дне, когда отец и мать Вита, он сам и младший трехгодовалый брат отправились на небольшом пароме вдоль побережья Адриатического моря. Ночью на них налетело другое судно, нарушив все правила судоходства, решив проскочить перед носом парома, от полученной пробоины тот затонул в считанные секунды.
Анатолий позже читал об этом случае, и о том, что советник ценой собственной жизни спас детей и жену из быстро заполнившейся водой каюты, а это было посреди ночи, когда большинство пассажиров уже спали.
Мать Виталия, Элона Робертовна, интеллигентная женщина из семьи преподавателей и научных работников была раздавлена горем. Она практически сразу после похорон улетела с детьми в Ленинград. Так, в какой-то мере, разрушилась та «правильная» любящая ячейка общества, в которой рос Вита.
А еще через пять лет в самый пик переходного возраста для Виталия, рухнула еще и страна, в которой он родился.
Страшные годы, когда перестали иметь значение старые связи и прежние посты. Матери Виталия, на руках которой остались два мальчика и квартира с видом на Фонтанку, полагавшаяся ей как вдове советника, пришлось очень нелегко. Преподаватель, доцент кафедры иностранных языков, она зарабатывала переводами и не брезговала даже работой на рынке, еле сводя концы с концами.
То время было для всех тяжелым, а для мальчишек без отца, без нормального достатка, когда встало производство, царили безработица и беспредел, оно стало серьезной школой жизни. Да что там, самому Анатолию с полной семьей и отцом, который в СССР был на приличном посту, пришлось со всем этим проститься и пробивать себе дорогу заново.
Виталий прошел все этапы этого становления. Будучи сопливым пацаном с амбициями, он ходил под более сильными. Ему, однако же, повезло. Он не только пережил «Тамбовские» разборки, когда летели головы не только главарей, но и простых пацанов, бывших пушечным мясом для заправил криминала, но и сумел занять свою нишу и отстоять ее.
Когда все начало рушиться, ему было всего шестнадцать, когда все начало устаканиваться и переходить на более-менее «легальные рельсы» ему было уже двадцать семь.
Конечно, сильно помогли ему связи с теми сослуживцами отца, которые после развала Союза решили домой не возвращаться, и остались жить кто в Италии, кто в Испании, кто-то переехал в Соединенные Штаты. Многие тогда в золоте не купались. Вот и крутились, как могли.