Делать было нечего, я скинула обувь и куртку, а в прихожей имелась резная круглая вешалка за ширмой, и в носках протопала в гостиную, рассматривая картины и изящные фигурки, выстроившиеся на полках огромного серванта темного дерева. Кто-то явно увлекался коллекционированием фарфоровых хрупкостей.
За окном угадывалась река, и медленно ползла змея, сотканная из чешуек-фар.
— Соня! — голос за моей спиной заставил вздрогнуть и повернуться.
Пусть думает, что хочет. Как там Олег сказал?! Живем один раз! Я коснулась пальцами щеки Тропинина, оказавшейся удивительно нежной. Он наклонился, и к его губам приникла я сама. Он разрешил, дал возможность. Вот забавно, мы почти поменялись ролями. Тропинин наверняка решит, что мне от него что-то надо. И мне было нужно! Мне надо было заглушить пустоту внутри. Он был безумно сладким, хотя, ему и положено таким быть, это же Тропинин.
Свитер потерялся в гостиной, джинсы добрались до спальни, но пали на подходе к кровати. А я бессовестно наслаждалась Виталием и тем, что меня окружало, только теперь осознав в полной мере, что такое ловить все оттенки вкуса.
Я плавала в океане желания и нежности, когда в гостиной, куда была открыта дверь спальни, зазвонил телефон, и чуть погодя включился автоответчик, да есть такие забавные штуки в некоторых домах. Женский голос после тонкого писка негромко излил душу цифровому записывающему устройству.
«Вита. Я так по тебе соскучилась. Мне все осточертело. Я была дурой, Вить. Я была такой дурой все это время. Прости меня. Ты мне нужен, родной. Знаю, глупо звонить на Фонтанку. Ты там редкий гость. Но я… Я тебя люблю».
Голос Нонны Владимировны звучал настолько проникновенно, что Тропинин застыл, а я улыбнулась, скрывая горечь от разрушенной идиллии, которая и без того была похожа на призрак.
Глава 15
Прослушав монолог бывшей жены, Тропинин весь подобрался: руки напряглись, дыхание стало отрывистым, видимо, мозг пытался обработать важную для его носителя информацию.
А что мне оставалось? Во всем искать хорошее. Сожалений о том, что случилось в этой спальне, не было. Но и оставаться тут не имело смысла. Да еще по иронизировать над собой захотелось: странно было бы не получить ложечку дегтя в бочку меда. Нет, Сонечка, пока твоя полоса черна, как адская смола, и свет в конце тоннеля не предвидится.
— Пожалуй, мне пора, — тихо, но бодренько проинформировала я замершего возле меня мужчину.
Он отклонился, давая мне свободу. Соскользнув с кровати, я отправилась собирать свой разбросанный гардероб. По-хорошему, надо было заглянуть в ванну, а она по моим наблюдениям находилась в спальне, но там, откинувшись на подушки и уставившись в потолок, лежал Тропинин. Для него, похоже, стало потрясением, что женщина может пожалеть о содеянном, и у нее хватит духу позвонить и сказать об этом. Не знаю, что уж что там произошло в их жизни, но Тропинин в шоке.
А в ванную все же надо!
— Можно… — я кивнула на нужную мне дверь, заглянув в обитель раздумий Виталия Аркадьевича.
Тот посмотрел на меня с таким выражением, будто видел первый раз жизни, и лишь спустя полминуты медленно кивнул.
— Я вызову тебе машину, — «догнали» меня его слова.
— Не надо, спасибо, — я закрыла дверь и включила воду в душе.
Отделанный под старину санузел с двумя раковинами (никогда не видела в этом смысла) приятно грел ноги теплым плиточным полом. Огромное в золоченой раме зеркало призвано было радовать хозяйку и хозяина. Остальных оно, видимо, должно было вгонять в депрессию правильностью отражения. Но я была для него противником не по зубам. И чем больше старалось нанесенное на стекло серебро, тем менее значимыми виделись мои недостатки на фоне текущих проблем. Да, надо бы подновить прическу, выспаться, и маникюр давно по ногтям плакал. Но это все такая малость!
Может и правда улыбаться, говорят, помогает!
Я обнаружила Тропинина, стоящим босиком у окна в гостиной в мягких домашних штанах и футболке, попивающим алкоголь из пузатого бокала. Заслышав мои шаги, он повернулся и поставил его на стол, отразивший глянцевой поверхностью изысканность стеклянной посуды.
— Выпьешь? — его голос был хриплым.
Мыслями он явно был далеко. Может быть в Москве, где обитали Нонна Владимировна и его сын.
— Нет, спасибо, — я прошла к вешалке и сняла куртку.
Если Виталий Аркадьевич решал для себя важнейший, жизненный вопрос «Быть или не быть», то я маялась от сложившейся ситуации, не понимая, что мне делать и как поступить. И когда он приблизился, я просто положила ладонь на его грудь.
— Соня! — он протянул руку к моему лицу, но я сделала шаг назад.
— Все хорошо, — голос меня не подвел, и спокойное выражение на лице тоже. Хотя, в подобной ситуации я бы себя и в страшном сне не представила. Пришлось импровизировать.
— Соня, я… — его телефон неожиданно громко оповестил о том, что с Тропининым желают говорить. — Да, Лёнь. Хорошо.
Повисло молчание.
— Лёня уже подъезжает, он отвезет тебя домой, — сообщил мне Виталий Аркадьевич. О том, что я в этом не нуждаюсь, он не услышал или не захотел слушать.
— Спасибо, я подышу свежим воздухом внизу. Нет ничего хуже неловких слов и, тем более, неловкого молчания, — я кивнула на дверь.
Он подошел и приложил карточку к замку: присутствовала в его движениях какая-то заторможенность, он до сих пор был под впечатлением от звонка. Так выглядят люди, когда уходят в себя, и мир вокруг они воспринимают постольку — поскольку.
Я улыбнулась (подбадривая больше себя, чем кого бы то ни было) и вышла в коридор. Лифт прятался за поворотом в обрамлении кадок с растениями, темного мрамора и хромированной рамки. От двери квартиры меня видно не было, и я обняла себя за плечи, едва выступ стены отгородил меня от Тропинина.
На первом этаже оказалась через мгновение, двери дольше открывались и закрывались. Питер встретил меня морозным воздухом. Погода опять менялась. Я запрокинула голову и посмотрела в хмурое ночное небо.
Леонид затормозил у входа через секунду.
— Софья Аркадьевна, — он открыл дверь, желая помочь мне забраться в машину.
— Леонид, спасибо. Я сказала Виталию Аркадьевичу, что нет нужды меня отвозить. Но он проигнорировал. У меня тут недалеко живет подруга (вру-то как профессионально). Я к ней загляну. Извините, что зря вызывали.
— Софья Аркадьевна, я все понимаю, но меня шеф без кетчупа съест. Давайте, я вас до подруги подкину все же? — он кинул многозначительный взгляд в направлении особняка за моей спиной.
— Давайте до Московского проспекта, — капитулировала я.
— Без проблем, — он открыл дверь и подал руку.
Нутро машины было теплым и пахло Тропининской туалетной водой. Пересечения с одной из главных городских артерий мы достигли меньше, чем за минуту. Я поблагодарила Лёню и попрощавшись, выскользнула из машины. Он кивнул на прощание, и машина растворилась в толпе своих собратьев.
Кипящий транспортом и людьми Московский проспект взбудоражил. Я застыла на перепутье дорог, не зная, в какую сторону пойти. Все вокруг было каким-то быстрым и легким, а я себе казалась неимоверно медленной и тяжелой. Мелькали бесконечные перекрестки с Красноармейскими улицами, светофоры, магазины, кафе. Гул и гудки машин заполняли мир вокруг. Я давно не была в этой части города. К сожалению, жизнь в Питере, если ты реально живешь и работаешь, превращается в ту же рутину, что и везде. Сказочные театры, музеи, выставки хороши для туристов и для тех, у кого есть силы и возможность, но не тогда, когда у тебя работа, ребенок и проблемы, тогда мир сужается до станций метро возле офиса и дома, магазина и садика.
Одна из моих близких подруг еще по институту, сразу же после учебы вышла замуж и уехала за супругом в Сочи. И все у них хорошо и ладно: свой бизнес, большая семья. Мы часто переписываемся в соцсетях, болтая обо всем. Помнится, один год Питер накрыло жутко дождливое и холодное лето. Я прикупила себя до этого платьев, а ходила в теплых брюках и осенней куртке. Пожаловалась, конечно, на такое безобразие, предположив, что они-то летом лежат на пляже и наслаждаются морем. На что подруга прислала батарею ухохатывающихся смайликов, заявив, что вот как раз летом-то совершенно некогда дойти до моря.
Вот и тут также, некогда… Если бы не Тома, я бы и забыла, в каком городе живу.
Взгляд выхватил из кучи вывесок и реклам знакомую. Сеть небольших баров была раскидана по всему городу. В них подавали хорошее пиво и вкусные сырные шарики, а мне дико хотелось есть. Бар был практически пуст. Лишь у стойки сидели трое молодых мужчин, перед ними на большом экране бегали мальчики в бутсах и с мячиком, да парочка влюбленных расположилась подальше от и без того тусклого света ламп в самом темном углу.
Попросив столик у окна (а затемненные стекла не давали возможность видеть с улицы то, что происходит внутри помещения), я скинула куртку и, усевшись на диванчик, заказала большую кружку пива и любимое лакомство — сырные шарики. Пиво принесли сразу, но я решила подождать и пить пряное темное под горячую закуску.
На телефоне имелись три пропущенных с надписью «Не брать», скорее всего, звонили надоедливые спа-салоны и медцентры. Я почистила список входящих и набрала Тому. Подруга пыталась организовать мужу поздний ужин. Андрей опять работал допоздна, а Тома никогда не ложилась спать, не накормив «голодающее Поволжье» в лице супруга. Этот семейный устой не нарушался. Я рассказала все, кроме того, что случилось между мной и Тропининым, оставив это для приватной беседы, а, возможно, и для своего личного пользования; подруга потребовала на завтра рапорт и побежала спасать котлеты, которые кто-то начал подъедать без гарнира еще со сковороды, а я запустила в рот теплый шарик, которые услужливый официант только что доставил мне на красивой черной тарелке.
Нахлынуло странное чувство тревоги. Даже обернуться захотелось. Телефон запел мелодию, установленную на всех кроме родных и друзей.