Мария Степановна.
Я потерла лоб. А! Медсестра из Великого. Ну, точно что-то случилось!
Трубку брать не хотелось, к очередным плохим новостям я была не готова, уже даже не надеясь на что-нибудь хорошее.
— Софья, здравствуйте. Это Мария Степановна, — женщина была взволнована.
— Здравствуйте, Мария Степановна.
— Софья, не хочу вас пугать, но тут что-то страшное происходит. Заберите бабушку.
— То есть? Что случилось, — я напряглась.
— Сегодня в обед пришел человек, мужчина. Представился следователем из Питера, уж не знаю, правда ли, его бумаг не смотрела, за пропуск на этаж отвечаю. Я к ней проводила, оставила, все чин чином. А она в палате одна. Я на посту была, где-то через минут десять к бабушке вашей зашла в палату, лекарства ей принимать надо было. А он! Он там ее за шкирку как ухватил, и трясет, как тузик грелку. Я, конечно, закричала, посетители, пациенты все повыскакивали, а этот старушку отпустил и ушел, как ни в чем не бывало. Мы в полицию позвонили, конечно, и охрану вызвали, но они же с бабушкой сидеть не будут постоянно.
Вот в этот момент я почувствовала, что такое опустить руки. Я очень хотела отключить все телефоны, все забыть, и жить нормально. Только не получится.
— А как быть с выпиской?
— Вы сможете приехать, я в ночь дежурю с Петровичем, охранником? Бумаги я вам сделаю. Главврач подпишет.
— Сейчас полдесятого вечера. У вас я смогу быть не раньше трех ночи.
— Софья, приезжайте, — уверено сказала медсестра.
Телефон замолчал, а я еще минут пять глупо таращилась на запотевший бокал.
Что делать? Кого просить о помощи?
Собраться и думать!
Во-первых, надо позвонить Варкову.
— Управление, — ответил строгий женский голос.
— Будьте добры Варкова Анатолия Ивановича!
— Анатолий Иванович сегодня не работает. Оставьте информацию, он с вами свяжется.
— Спасибо, на мобильный позвоню.
Телефон следователя был вне зоны доступа. Надеюсь, он слушает голосовую почту, потому что иначе опять придется все рассказывать.
Дальше!
Владимир Александрович! Мне же завтра на работу! Если я еще и вернусь до утра… Нет, нельзя рисковать и подставлять.
— Владимир Александрович, здравствуйте, это Софья.
— Привет, Сонь, — начальник явно вкушал пищу и был в благодушном настроении.
— Владимир Александрович, у меня ЧП! Мне очень неудобно, но можно мне завтра рабочий день пропустить?
— По твоему делу? — голос начальника стал серьезным.
— Да. Мне надо ехать в Великий, — с грустью проинформировала я.
— Ясно, — настроение у мужчины резко спикировало вниз. Понятное дело, он отдохнуть хотел, и свои планы. — Ну, надо так надо.
Саныч все-таки отличный мужик.
— Спасибо огромное! Владимир Александрович. Еще хотела спросить, помните, ваш знакомый фирму вел по аренде машин?
— Да, Слава как вел, так и ведет.
— А они круглосуточно работают? — с надеждой поинтересовалась я.
— Да. Вроде. Тебе номер нужен?
— Это было бы замечательно, — закивала я.
— Пять минут подожди, скину. Найти визитки надо, — вздохнул начальник.
— Спасибо!
Он отключился, а я стала вспоминать, где у машины газ, а где тормоз, и как ее вообще завести. Два года не за рулем — срок, хотя до этого я много водила. Немного боязно, но сейчас это единственный способ попытаться успеть везде и не зависеть от автобусов, да и Валентине Алексеевне будет легче: остановимся, когда необходимо, если что.
Карточка в паспорте с заветными семьюдесятью тысячами на отдых обеднеет, но выбора нет. О долгах думать буду позже!
Начальник скинул номер. Фирма работала круглосуточно. Выезжать в область можно было, хотя это, конечно, было дороже.
Через сорок минут я уже покинула пределы Питера, и взяла курс на Великий Новгород по слабо освещенной трассе, вцепившись в руль и не превышая скоростного режима, честно признаваясь самой себе, что дело не в гражданской ответственности, а в трусости.
Варков отдыхал после тяжелого дня, совершенно искренне полагая, что вселенная за его труды обязана выделить ему как минимум восьмичасовой сон и еще пару часов приятного времяпрепровождения. Супруга встретила кормильца отличным ужином, дети у тещи. Это почти мечта. Компьютер и телевизор в его власти. И была надежда на то, что еще и голова у Ирины болеть не будет. Если вдруг и это чудо случится, Варков дал зарок поверить во всех возможных богов и осчастливить тех своей признательностью.
Но после девяти вечера Анатолий Иванович был весьма резко, но вполне ожидаемо, выдернут из рая, так что боги обломались, а вот существование демонов и чертей под сомнение более не ставилось.
Позвонил злой Тропинин. Очень злой. Такой злой, что говорил тихо, выдавливая из себя слова, шипя по-змеиному.
При виде выражения лица Варкова, голова у супруги резко заболела, а стянутый с плеча халатик вернулся на место, и к нему еще и кофта добавилась.
Ирина была в курсе, как обычно «совещаются» любимый муж и Итальянец. И через десять минут перед Варковым стояла бутылка виски, тонко нарезанная соленая рыба, сыр и лимон. Жена умудрилась избежать захвата рук долго прицеливавшегося супруга и с демонстративным видом кинула таблеточки от похмелья в портфель Анатолия Ивановича. Вишенкой на тортике садизма над почти подполковником стал воздушный поцелуйчик и плавное покачивание бедер в направлении спальни. Варков уже прикинул, что он в принципе все может успеть… Но домофон разрушил последнюю надежду, а Ирина, поприветствовав гостя и нажав на кнопку открывания замка, скрылась в спальне, плотно закрыв дверь.
Пока Анатолий Иванович шел по коридору встречать друга, в голове с мазохистским постоянством крутилась фраза из песни 'Лучший секс — это секс с женой'. Кто бы еще дал им время и возможность.
Очень хмурый Тропинин пожал руку друга и прошел на кухню, наполнив себе рюмку до самых краев, одним глотком отправил алкоголь внутрь.
Анатолий Иванович устроился на стуле, закинул ногу на ногу и приготовился. Вита редко изливал душу, но сегодня, похоже, будет вечер откровений.
Тропинин опрокинул еще одну рюмку и, наконец, уселся, уткнувшись лбов в открытую ладонь, зажмурился. Анатолий вздохнул. После травмы и операции, особенно к вечеру, зрение у друга сильно падало. Ему уже неоднократно намекали на необходимость повторной, но Вита все отказывался, понимая, однако, что рано или поздно придется пойти и на это. Варков понимал «трусость» друга в этом вопросе. У нас вместе со зрением можно потерять все…
Анатолий Иванович тоже налил себе рюмочку. Виски конечно так не пьют, но они пили, потому что это был способ не только расслабиться, но и развязать себе язык.
Виталий отправил в рот кусок сыра и заговорил.
— Что там у тебя со стройкой? Помощь нужна?
— Пока с проектом не определились даже. У меня же полный дом советчиком и королевских особ с высочайшими пожеланиями. Ирка, вон, хочет тридцатиметровую спальню и шестидесяти метровую гостиную. И чтобы дом был в скандинавском стиле, одноэтажным. Если прикинуть, мне на все запросы площади участка не хватит, — воздел глаза к потолку Варков. — А теще так вообще отдельный гостевой домик подавай, а я после этого ее не выгоню!
Тропинин хмыкнул в кулак.
Варков был обладателем многочисленного семейства: три сына — серьезный вызов отцовским способностям к воспитанию и заработку. То, что последнего будет вечно не хватать на эту ватагу, Анатолий Иванович понял уже давно. А вот подспорьем в воспитании пока являлись папин непререкаемый авторитет и ремень.
Когда Ирина позвонила после родов и сказала, что он — втройне счастливый отец, они с Витей и еще двумя близкими друзьями сидели в баре. Конечно же, УЗИ и прочие прибамбасы уже давно намекали на то, что он делать детей умеет. Но, одно дело, разглядывать размытое черно-белое «нечто», потому как в животе супруги мелкие сплелись в забавный клубок, и совсем другое — фотка Ирины на фоне трех забавно торчавших из одеялок носов, вот она была уже чем-то серьезным. Тропинин ржал в голос, когда Варков пару раз пересчитал детенышей, водя пальцем по экрану телефона.
Друзья выпили по рюмке и помолчали.
— Нонна звонила, — Тропинин сказал это очень тихо с таким выражением, будто все это время бывшая обитала на Марсе и с землей не общалась, хотя Варков прекрасно знал, что она исправно получает от Виталия очень хорошую сумму и даже прилетает в Питер, привозя Сережку бывшему мужу. — Намекнула на то, чтобы съехаться.
Варков закашлялся, пары алкоголя явно куда-то не туда свернули. Он никогда не говорил об этом Вите напрямую, хотя нет, говорил спьяну, но Нонна ему не нравилась. Она была прекрасной актрисой и манипулятором. Он не верил, что она способна на искренние чувства. В этом сложно было винить ее. Она выросла во время и в среде, где надо было выживать, а тем, кто был приближен или рожден среди денег и связей времен канувшего в небытие СССР, усилий надо было прилагать в миллион раз больше, их задачей была не только сытость, но и власть.
Да, молодой девушке вполне возможно Вита и нравился. Мать и отец вбили в него с рождения воспитанность и сдержанность, которая теми же бабами расценивалась как джентльменство. Тропинин мог бы показать и другую свою сторону, явно отличающуюся от того налета аристократизма, который ему приписывали. Ту, которую Питерские улицы воспитали в девяностые, но друг был влюблен в Нонну. Сильно. Не желая слышать доводов рассудка.
— И ты поверил? — изобразив скучающее выражение, поинтересовался Варков.
Тропинин кинул на друга возмущенный взгляд.
— Я что, по-твоему, идиот?
— Да, — закивал головой Варков. — почти десять лет ты был влюбленным идиотом. И уже лет шесть являешься идиотом, которого доят.
— Я содержу сына, — прорычал Итальянец.
— Ты содержишь бывшую жену, которая наставила тебе рога, ее мужа, с которым она наставила тебе рога, и который был слишком жаден, чтобы делиться с нужными людьми, прогорел, но не отвык жрать икру и запивать ее вискарем за пять сотен баксов, — Варков вошел в раж.