Все, что оставалось Варкову, это лишь хмыкнуть и призадуматься о том, что его друг, возможно, наконец-то обзаведется женщиной, которая отучит его, хотя бы на время, заваливаться по ночам к друзьям, на которых потом дуются жены. В такой радужный исход верилось с трудом, уж больно уперт и требователен был Тропинин, недоверчив к тому же, да и постоянных отношений он раньше не искал, а тут, как-то слишком резко все закрутилось.
В любом случае, Итальянец приглядывает за Софьей, пристроил ее бывшую свекровь в дорогой закрытый пансион, тем самым слегка уменьшив груз проблем Варкова, которому не пришлось подключать людей к их охране.
Итак, что же Анатолий Иванович имеет в сухом остатке. Да ничего, одни лишь вопросы.
Если в этом замешан Дмитрий, значит, этот самый Дмитрий был одним из звеньев наркотрафика, шедшего из России в Финляндию, ведь он туда грузы возил. Что же могло заинтересовать принимающую сторону? Какой-то новый вид наркотика? Кокаин? Качество дури? Да и принимающую ли сторону?
Смолякову, чтобы выжить, надо либо найти сумму, заметно превышающую пятьдесят миллионов, либо найти то, что спрятал Дмитрий, если последний не сбыл украденное.
Светлана… Она устроила мужа на работу в свою транспортную компанию. И близко зналась со Смоляковым, значит, была в курсе происходящего. Вполне возможно, что она со Смоляковым не просто дружбу водила, а делила все прелести постельной жизни. Кто ее убил? Смоляков? Или ее трупом ему намекнули на то, что будет с ним, если он не вернет то, что задолжал? Характер ранений, нанесенных Светлане, говорил о том, что убийцей вполне мог оказаться и сам Смоляков, а мог и не оказаться. Потому как последний, по словам того же информатора, дурь сбывал, но сам к ней не притрагивался. А колотые раны были нанесены хаотично, будто убийца был либо сильно расстроен, либо сильно настроен на определенный лад определенным препаратом.
В квартирах ничего не было, в этом Анатолий Иванович был уверен. Дмитрий доступа к квартире Софьи не имел, а в «апартаментах» ее бывшего мужа после исчезновения его матери обыск был проведен, но результатов не дал.
На камерах в парадной Софьи Варков знакомого силуэта тоже не обнаружил. Возможно, Смоляков, если это был он, ушел через крышу, запросы на видео с камер в других парадных и лифтах уже был отправлен.
Оставалось только ждать. Пить кофе. И надеяться, что Смолякова прихлопнут свои же раньше, чем он опять что-то учудит. В данной ситуации это был самый приемлемый исход.
Есть выражение «Бойся своих желаний!». В моем случае его действие оказалось обратным. В силу каких-то важных дел Виталий Аркадьевич уже вечером того же дня, когда у нас с ним состоялся памятный разговор в гостиной, улетел в Италию без меня.
В Пулково мы приехали вместе. Его самолет на Рим улетал на тридцать минут раньше моего на Москву, откуда я с пересадкой должна была добраться до родного города и наконец-то зацеловать Абрикоса.
Тропинин ненавидел, когда все шло не так, как он запланировал. Потому в аэропорту он был хмур и сдержан. Хотя, кажется мне, причиной тому были еще те самые семейные трудности, которые так и остались для меня загадкой.
Варков заверил, что Смоляков после неудачи с квартирами и с учетом сложившейся вокруг него обстановки, вряд ли отправится в турне по России, а будет сидеть тише воды в крупном городе, где затеряться легче. Посему родителей можно не трогать. Верилось с трудом конечно…
После перелетов и нудной пересадки в Москве я, оказавшись в кругу родных, чуть не прослезилась. Ой, вру. Ревела с мамой на кухне вечером в три ручья, выплескивая все, что накопилось. Подумав, даже про Тропинина ей рассказала. Моя словоохотливая, скорая на советы мама в этот раз молчала, точно в рот воды набрала. По-моему, ей не до конца верилось, что все услышанное — правда, а не больная фантазия одинокой несчастной дочери.
В любом случае два с половиной дня настоящего рая дали мне возможность чуть успокоиться, собраться с духом и, еле оторвавшись от дочки, сесть в самолет на Питер.
Виталий звонил все три дня. Говорили мы мало, но я себе льстила тем, что в его словах проскакивали намеки на то, что ему меня не хватает. Хотя, судя по его голосу, спал он мало, больше работал, ведь речь шла, как я поняла, о каком-то крупном слиянии компании.
Рейс в этот раз был прямой и вечерний. Артем уже ждал меня возле выхода из зоны выдачи багажа, а ветер Северной Венеции подкараулил на улице, запутав в взвившихся от его порыва волосах целый ворох снежинок. Привычный монстр полетел по освещенным магистралям, едва касаясь колесами асфальта. А мне взгрустнулось. Рейс «Рим— Петербург» был задержан из-за погодных условий, по крайней мере, часов на шесть, а это значит, что Виталий прилетит не раньше, чем к утру.
Фонтанка встретила нас привычными пробками, особнячками и скованной льдом рекой. Артем был приветлив, даже шутил. Видимо, все в отсутствии шефа расслабились. И мне этот «домашний» вариант Артема понравился больше.
Остановившись на аварийке возле знакомого белого Гелека у входа в особняк, красавец удивленно хмыкнул.
— Странно, а что тут Лёня делает? — копаясь в бардачке, пробубнил себе под нос супруг Анны Александровны. — Досыпал бы последние часы. Вы ступайте, Софья Аркадьевна, я ваш багаж доставлю.
Я вышла из машины и знакомым маршрутом направилась в квартиру Тропинина. Карточка замку входной двери в обитель Виталия Аркадьевича приглянулась, и он, лукаво мигнув зеленым, пропустил меня внутрь. Гостиная была залита светом: все элементы декора и мебель заиграли удивительно насыщенными красками. На столе виднелся поднос с чайником и чашками. А в гардеробной, куда я завернула, на вешалках разместились незнакомые мне, но весьма элегантные пальто. Дамские.
Под ложечкой подозрительно засосало, но скинув верхнюю одежду и оправив распущенные волосы, я все-таки направилась в гостиную.
Чашечки с чаем определенно не госпожу Мизерную дожидались, да я про них и забыла моментально, потому как встретилась с двумя парами глаз, обладательницы которых (а одной из них была Нонна Владимировна) были настроены весьма не дружелюбно по отношению к новоприбывшей.
Глава 21
Современные авторы статей для дамских журналов пишут, что настоящая женщина должна, будучи (как оказалось!) от природы прекрасным актером и манипулятором, уметь, в том числе, управлять своими эмоциями, контролируя все от жестов до движений глаз. И, как один из результатов, достигшие в этом искусстве наивысшего мастерства представительницы слабого пола могут одной мимикой поставить на место менее способных оппонентов, если последние имеют хоть толику мозгов. Дамы, расположившиеся передо мной на большом кожаном диване в залитой светом гостиной, явно были профессионалами в этом вопросе. Хотя возраст разделял их далеко не на пять и даже не на десять лет.
Странно, что их чашечки с чаем, кои они придерживали за крохотные витые фарфоровые ручки, не покрылись инеем, потому что я почувствовала себя так, будто попала в холодильник.
Одну из них, Нонну Владимировну я уже имела удовольствие лицезреть, и в принципе представляла себе, что бывшая жена Виталия не девочка с улицы. А уж после ее памятного звонка, мое появление вряд ли бы могло вызвать на ее лице другое выражение, кроме холодного презрения, ведь ясно без слов, что приехала я в дом Виталия Аркадьевича не доверенность подписывать. А вот вторая сидевшая рядом с ней женщина за пятьдесят, имевшая холеное интеллигентное лицо с вполне себе аристократическими морщинками, показалась мне специалистом, чей класс по осаживанию взглядом во много раз превосходил уровень ее соседки по дивану.
— Софья Аркадьевна, — поприветствовала меня бывшая жена хозяина дома, проявив к тому же вполне предсказуемую осведомленность насчет моей персоны (конечно, возможно у нее просто хорошая память, хотя вряд ли). Женщина, аккуратно поставила чашечку и блюдце на журнальный столик, отражавший яркие потолочные светильники. — Присаживайтесь! — тонкая кисть с длинными пальцами, два из которых были украшены неброскими, но изящными кольцами, вежливо указала мне на кресло напротив.
Разговор из разряда «Выметайся» конечно же, следовало начать в более комфортной обстановке. Вот только садиться мне не хотелось. Хотелось извиниться, подмигнув зеленому огоньку в замке на двери, исчезнуть из этого дома, потому как хотя две представительницы высшего света мне еще ничего не сказали, но в их обществе мне уже было душно.
Может, потому что я чувствовала себя не на своем месте. Может, потому что не предполагала, что в моей жизни состоится подобного рода встреча, где я буду, аки нерадивая школьница на родительском собрании, куда пригласили всех учителей и директора школы с завучем в довесок, в надежде оказать на меня большое воздействие прилюдным разбором моих грехов. Может, потому что была не готова к тому, что выдернутая из тихой, уютной жизни в окружении родителей и моей крохи, я окажусь в пыточной, и никто меня об этом не предупредит.
— Элона Робертовна, мама Виталия Аркадьевича, — Нонна Владимировна вежливо кивнула головой в сторону пожилой дамы.
Это сразу же расставило все по местам. Холодноватые светлые глаза, чуть высокомерное, чуть злое выражение лица, говорившее о том, что сама природа наградила родительницу Виталия подобным строением губ, глаз и тонкого носа, а уж потом сама Элона Робертовна отдала сыну «всю себя».
Что ж, представляются обычно младший старшему, помнится мне по правилам этикета, а значит мать Вита прекрасно осведомлена, кто сидит перед ней. И, полагаю, в высоком уровне осведомленности не последнюю роль сыграли и Лёня, и Анна Александровна, которой не наблюдалось в гостиной, и которая, по идее, должна была первой приветствовать гостью.
Здесь вряд ли кто-то будет играть на моей стороне. Интересно, а Виталий в курсе этого собрания? А что? Идеальный способ избавиться от надоевшей любовницы не своими руками. Я не из тех, кто будет сносить оскорбления ради того, чтобы мягко спать и вкусно есть.