ицы, молодой повеса сильно повздорил с грозным герцогом Лодовико Моро. Тот через своего агента предложил пылкому неаполитанцу оставить в покое Катерину в обмен на кругленькую сумму отступных – две тысячи дукатов. Миланский тиран намеревался преподнести девицу в дар французскому королю, большому любителю женского пола, в знак признательности, что тот обошел стороной его герцогство. Неизвестно, чем бы закончился постыдный торг, но начавшиеся всерьез военные действия положили конец любовной интрижке Фердинанда, а сердцеедка Катерина Гонзага пополнила блестящую свиту Лукреции Борджиа.
Не встретив серьезного сопротивления, 22 февраля 1495 года французы вступили в Неаполь. В течение трех дней в городе шли торжества по случаю изгнания не особо жалуемого неаполитанцами пришлого Альфонса Арагонского, который под нажимом местной знати и намеков, полученных из Мадрида, вынужден был отречься от престола в пользу шалопая сына Фердинанда II.
Большие любители покутить и развлечься на дармовщину беззаботные неаполитанцы, верные своему извечному девизу il dolce far niente – сладостное ничегонеделание, вскоре протрезвели и стали тяготиться присутствием нечистых на руку и волочившихся за каждой юбкой незваных гостей, которые вели себя все более нагло. Между горожанами и чужеземцами то и дело происходили стычки. Воспользовавшись дракой пьяных французов с неаполитанцами, Цезарь Борджиа бежал из-под стражи. А он являлся главной козырной картой в руках Карла VIII, чтобы оказывать давление на папу для получения обещанной инвеституры на Неаполитанское королевство.
Отсиживаясь в замке Святого Ангела, где было потайное укрытие, о котором знали доверенные лица, папа не терял понапрасну время. Уже 31 марта в Венеции была создана антифранцузская «священная» Лига. В нее вошли несколько итальянских государств. О своем вхождении в Лигу заявила королева Испании Изабелла. В стороне осталась одна лишь Флоренция, которая поставила на французов в надежде, что с их помощью ей удастся ограничить всевластие папства, своего извечного врага, а это привело к серьезным разногласиям в стане сторонников монаха Савонаролы. У него объявился опасный противник в лице влиятельного августинского проповедника Мариано, который обливал грязью соперника доминиканца, называя его «ханжой во Христе» и обвиняя во всех смертных грехах.
Узнав об антифранцузском сговоре и боясь оказаться в западне, Карл VIII стал собираться в обратный путь, забыв об объявленном морском походе в Палестину, чтобы изгнать турок со Святой земли. Из-за эпидемии чумы в покинутых крестьянами деревнях невозможно было найти ничего съестного для солдат и фураж для лошадей. Все было надежно упрятано от мародеров. Начался мор и падеж гужевого скота. Скоропалительное возвращение в весеннюю распутицу, походившее скорее на бегство, оказалось куда более опасным и изнурительным, нежели недавний победоносный бросок на юг.
Папа не стал ждать появления французов и 6 апреля покинул Рим, оставив там присматривать за хозяйством исполнительного и верного секретаря – кардинала Бурхардуса, а сам отправился в Перуджу со свитой сановников под охраной тысячи швейцарских наемников. Там к нему присоединились бежавший из плена сын Цезарь и дочь Лукреция с мужем. У въезда в город по столь торжественному случаю была воздвигнута Триумфальная арка, украшенная первыми весенними цветами, по проекту местного художника Пинтуриккьо, давно входившего в круг папских приближенных. Сорок тысяч горожан и согнанных из окрестных деревень крестьян вышли встречать пышный папский кортеж, радостно приветствуя понтифика в надежде, что он положит конец произволу местных правителей.
В ожидании вестей из Рима Александр VI не спешил покидать гостеприимную Перуджу, где ежедневно в его честь устраивались приемы и банкеты, до коих папа-гурман был охоч. Особенно веселился Цезарь Борджиа, получивший года четыре назад образование в местном университете, а ныне прибывший сюда как герцог Валентино, чье имя наводило ужас на несговорчивых соседей.
На время примирились в извечной борьбе за власть два местных аристократических клана Бальони и Одди, понимавшие, что это не был обычный пасторский визит, и вовсю старавшиеся выслужиться перед папой, у которого на них был зуб. В свое время на конклаве их представители не поддержали кандидатуру испанца Борджиа, и теперь папа мог припомнить им это. Три года назад семейство Бальони, узнав о возведении в сан кардинала папского «племянника», отправило ему в дар многопудовый столовый сервиз из серебра, изделие местных чеканщиков и ювелиров, который обошелся в немалую сумму городской казне. Но отцы города привыкли ею распоряжаться по своему усмотрению.
Женщины враждебных кланов, опасаясь за жизнь сыновей, все надежды возлагали на местную прорицательницу монахиню Коломбу, способную молитвой и предсказаниями сдерживать пыл враждующих сторон. Накануне визита папы ясновидящей Коломбе удалось примирить на время оба клана. По такому знаменательному случаю из тюрьмы был выпущен на волю раскаявшийся разбойник. Те же женщины из враждующих семейств уговорили мужей устроить бал примирения в честь папской дочери красавицы Лукреции. Молодые кавалеры наперебой ухаживали за ней, рассыпаясь в комплиментах. А вот отец и сын Борджиа покамест присматривались к притихшим соперникам, прежде чем поддержать кого-либо и извлечь выгоду из опасного противостояния, готового в любой момент перерасти в кровопролитие.
Войдя в Рим, французский король нашел город вымершим. Наслышанные о бесчинствах чужеземцев римляне спешно покинули дома и ушли в горы, где попрятались в соседних крепостях и деревнях. С идеей низложения папы тоже ничего не вышло, поскольку не удалось набрать необходимый кворум кардиналов для конклава. Дав войску немного отдохнуть после изнурительного похода, король вскоре покинул неприветливый Рим, приказав своим эмиссарам, поднаторевшим по части экспроприации, подготовить к отправке во Францию наиболее ценные художественные раритеты, изъятые из оставленных хозяевами дворцов и церквей, а сам проследовал дальше, не вняв совету кардинала Джулиано делла Ровере, ярого противника папы, двинуться прямиком на Перуджу и низложить Александра Борджиа, укрывшегося там с небольшим войском.
Карл VIII намерен был прежде дать решительный бой засевшим у горных перевалов отрядам объединившихся в антифранцузскую Лигу государств и примерно их наказать за предательский сговор. 6 июля 1495 года близ селения Форново на реке Таро произошло крупное сражение. Союзники под командованием Франческо Гонзаги, супруга небезызвестной Изабеллы д’Эсте, одержали верх, разгромив французов, а их король с перепуганной свитой чуть не попал в плен. С частью уцелевшего войска он поспешил назад в Париж, оставив несколько укрепленных редутов и отрядов для прикрытия отступления.
После ухода французов папа успокоился, поскольку ничто уже не угрожало его безраздельной власти. Переметнувшиеся на сторону Карла кардиналы почти все были вынуждены вернуться к нему с повинной головой и униженно целовать туфлю. АЦезарь Борджиа еще более укрепился во вседозволенности и безнаказанности. Его девиз был «Aut Caeser, aut nihil» – «Или Цезарь, или ничто». Он вознамерился создать сильное авторитарное государство и стать королем Италии, чего многие тогда домогались. Пока на папском престоле восседал его отец, которого он в грош не ставил и глубоко презирал за двурушничество и разврат, молодой Борджиа перешел к решительным действиям. Ему удалось преступным путем узурпировать значительную часть земель восточного склона Апеннин, провозгласив себя Romandiolae dux – герцогом Романьи. Он пролил реки крови мирных граждан, действуя, как разъяренный бык, чье изображение украшало фамильный герб Борджиа. При одном только появлении душегуба с отрядом головорезов и насильников жители городов и деревень покидали свои жилища, спасаясь бегством, как перед явлением Антихриста. Несговорчивых правителей, не пожелавших подчиниться диктату Цезаря Борджиа, ждал печальный исход – все они лишались своих владений и жизни.
В Урбино, где юный Рафаэль продолжал трудиться в своей мастерской, граждане со дня на день ждали такой же страшной участи. Многие собирались покинуть дома, чтобы укрыться в горных селениях. Видимо, их примеру решили последовать и соседи из гончарной мастерской, где ставни были наглухо закрыты. Дядя Симоне Чарла предложил Рафаэлю на время перебраться в его загородный дом в горах. Но племянник не принял приглашение, сочтя такой шаг преждевременным. Он продолжал верить в благополучный исход и не хотел поддаваться общей панике.
Не переставала удивлять неожиданными выкрутасами и Лукреция Борджиа, добившаяся по наущению своего братца разрыва брачных уз со вторым мужем Джованни Сфорца, который стал противиться захватнической политике воинственного шурина Цезаря Борджиа. В папском указе breve было объявлено, что брак расторгается по причине impotentia coeundi, с чем не могла смириться двадцатилетняя любвеобильная супруга. Вскоре она вновь сочеталась браком с очередным Альфонсом, на сей раз с феррарским правителем герцогом Альфонсом д’Эсте. Вся Италия потешалась над новым союзом, зная, что похотливая Лукреция не отказывала никому, кто сильно ее домогался.
В архивах сохранилось подробное описание атмосферы, царившей во время бракосочетания в Ватикане. Никто из гостей на шумной свадьбе из-за боязни накликать на себя и своих близких беду не осмелился даже виду показать, что все шито белыми нитками, а подоплекой нового брачного союза являлся циничный политический расчет. Благодаря этой сделке независимая Феррара становилась вассалом папского государства. Пышущая здоровьем и красотой Лукреция и ее несколько потрепанный годами новый супруг были на удивление под стать друг другу по непредсказуемости поступков и сумасбродству.
Ничто более не сдерживало зарвавшегося папского сынка. Теперь руки у него были полностью развязаны, и он подверг варварскому разграблению город Пезаро, вотчину бывшего мужа Лукреции Борджиа, где головорезы и насильники надругались над многими молодыми горожанками, особенно досталось насельницам одного из монастырей. Весть об этом потрясла соседний Урбино, и двор спешно покинул город. Герцогиня со свитой отправилась в Мантую к своей золовке Изабелле д’Эсте, а ее супруг Гвидобальдо возглавил отряд на границе герцогства. Из-за обострившейся болезни позвоночника он мог передвигаться, только лежа на носилках, и ежедневно писал жене подробные письма о положении дел на границе и просил совета. Но однажды вместо письма мужа посыльный вручил герцогине послание-диктат.