Больше он не встречал никого из своего прошлого, пока — шесть с половиной лет назад — в его кабинет в конторе на Уолл-стрит не вошел Джек Рафферти.
Как только секретарша передала Босуорту его визитную карточку, он понял, что встречи не избежать. Последний раз Босуорт посетил приют более двадцати пяти лет назад. Рафферти тогда было лет одиннадцать-двенадцать, и с тех пор они не виделись, однако Босуорт сразу его узнал — визитной карточки тут и не требовалось. Он понимал, что Рафферти тоже узнал его в первую же минуту.
Рафферти подождал, пока за его спиной не закрылась дверь, удостоверился, что они остались в кабинете одни, и только тогда улыбнулся, снова превратившись в мальчишку из Сан-Диего. Он пересек комнату и протянул руку.
— Привет, Поль, — поздоровался он.
Хэдн Босуорт медленно поднялся и машинально повторил жест Рафферти. Несколько мгновений он обдумывал, не следует ли сделать вид, что он не узнает Рафферти, но тут же отказался от своей мысли, знал, что это бесполезно.
— Джек! — воскликнул он. — Джек!
На лице Рафферти расплылась широкая улыбка, он сделал шаг вперед, схватил руку Босуорта и энергично ее потряс.
— Садись, Поль, садись и не волнуйся. Я не призрак!
Он пододвинул стул к письменному столу, уселся и некоторое время внимательно рассматривал Босуорта.
— Поль, — торопливо заговорил он. — Прежде чем ты что-нибудь скажешь, хочу пояснить тебе одно: я пришел сюда вовсе не за тем, чтобы причинить тебе какую-нибудь неприятность. Нет! Мне ничего не нужно, я не хочу ставить тебя в неловкое положение. По старой дружбе я просто зашел поздороваться.
Хэдн Босуорт растерянно кивнул, не зная, что ответить и как поступить.
— Джек! — снова пробормотал он. — Джек Рафферти!..
— Успокойся, Поль, успокойся. Если хочешь, я буду называть тебя Хэдном. Неудобно, конечно, но я привыкну, если так тебе будет приятнее.
Босуорт растерянно кивнул, он все еще не сумел взять себя в руки.
Несколько минут они молчали, исподтишка рассматривая друг друга. Босуорт видел перед собой хорошо сложенного, коренастого, широкоплечего человека лет около сорока, с иссиня-черными волосами, мягкими карими глазами и решительным выражением лица уличного мальчишки с перебитым носом. На нем был сшитый на заказ хороший костюм, дорогая сорочка, скромный галстук в полоску; только ногти на руках были слишком уж тщательно наманикюрены.
— Я не один год слежу за твоей карьерой, — заметил наконец Рафферти. — Но ты, пожалуйста, не беспокойся, Поль. Это ничего не значит, абсолютно ничего! Я понимаю, у тебя, очевидно, были веские причины переменить имя и фамилию.
Босуорт снова кивнул; он по-прежнему выглядел глуповато. Да, «веские причины» у него были, и Рафферти, бесспорно, прекрасно их знал.
Пытаясь преодолеть замешательство, Босуорт взял со стола визитную карточку, снова взглянул на нее, но увидел лишь имя и фамилию: «ДЖОН КЭРОЛ РАФФЕРТИ». Чтобы не молчать, Босуорт заметил:
— Джек… Да, да, Джек Рафферти… Чем же ты занимался эти последние двадцать с лишним лет?
— Видишь ли, Поль, или Хэдн, если это тебе больше нравится, — ответил Рафферти, улыбаясь с некоторым самодовольством, — я все еще живу в Калифорнии, в Лос-Анджелесе. Я женат, у меня трое детей. Все последние двадцать лет я занимаюсь профсоюзной работой, и теперь возглавляю не только семьсот второй лос-анджелесский комитет профсоюза транспортных рабочих, но и юго-западный региональный комитет.
— Замечательно, Джек! Я всегда считал, что ты далеко пойдешь, дружище.
— Но и тебе не на что жаловаться, приятель.
Босуорт бросил на Рафферти быстрый взгляд, но ничего особенного не заметил на его лице — обычный дружеский интерес.
— Да, это верно… Но расскажи-ка лучше о себе, Джек. Как получилось, что ты стал функционером профсоюза?
С этого, собственно, и начался их разговор; каждый рассказывал о своей карьере и о своей жизни, но ни один не говорил ничего существенного, лишь скользил по поверхности пережитых лет. Оба чувствовали себя неловко.
Так продолжалось около часа. Наконец Рафферти вздохнул и потянулся за шляпой.
— Что ж, приятель, я с удовольствием с тобой повидался. Может, мне удастся уговорить тебя позавтракать вдвоем? — Он взглянул на часы.
Босуорт хотел отказаться, но тут же подумал, что Рафферти пришел не случайно, не по внезапному капризу, а с какой-то определенной целью. Он долго и внимательно смотрел на него, потом сухо, без всякого напускного доброжелательства спросил:
— Джек, зачем все же ты пришел ко мне?
— Хорошо, приятель, пожалуй, я скажу, — улыбнулся Рафферти. — Только прогони поскорее это беспокойство со своего лица. Я же говорю, что не собираюсь ставить тебя в неловкое положение, а тем более причинять неприятности. Дело вот какое. На спортивных страничках сегодняшних утренних газет промелькнуло сообщение, что твой сын — Хэдн Босуорт-младший ведь твой сын, не так ли? — назначен капитаном футбольной команды лицея святого Матвея.
Босуорт бросил на Рафферти быстрый взгляд, покраснел и уже собрался было что-то ответить, но Рафферти опередил его.
— Видишь ли, дружище, — заявил он. — У меня тоже есть два сына, близнецы. Должен тебе сказать, отличные ребята! Я как раз размышлял, в какую бы школу их направить, и тут подвернулась эта заметка о твоем сыне. И я подумал: а ведь, пожалуй, у нас в стране нет лучшей школы, чем лицей святого Матвея.
— Школа замечательная, — осторожно подтвердил Босуорт.
— Вот и я говорю. Мне очень хочется, чтобы мои ребята учились в ней, но я реалист… Конечно, средства у меня есть, за деньгами дело не станет. Но я знаю, как трудно попасть в эту школу. Мальчишка, который хочет пробиться туда, должен иметь блестящие рекомендации. В своих ребятах я не сомневаюсь: учатся хорошо и ведут себя превосходно. Эдди — капитан баскетбольной команды и редактор школьной газеты. Мартин в прошлом году признан самым популярным мальчиком в школе. Оба толковые, сообразительные ребята. И все же я прекрасно понимаю: никаких шансов попасть в хорошую частную школу у них нет, если они не представят первоклассных рекомендаций.
— Но это же не совсем так, Джек. Ты же сделал большую карьеру и…
— Положение большого человека в этой профсоюзной лавочке еще не рекомендация, ребятам она не поможет. Надо реально смотреть на вещи, Поль… Хэнд. Я понимаю обстановку. Моих детей нужно соответствующим образом представить, обеспечить их подходящими рекомендациями. Вот я и подумал, что по старой дружбе ты мог бы…
— О чем толковать, Джек! Конечно, я сделаю все, что от меня зависит. Не сомневаюсь, дети у тебя прекрасные, о них стоит позаботиться.
Как ни странно, Босуорт говорил искренне и вполне серьезно. Он был рад помочь Рафферти, так как по-прежнему сохранял к нему дружеское чувство, возникшее еще в приюте.
Рафферти встал.
— Хэдн, — теперь я буду звать тебя Хэдном, — я хочу, чтобы ты знал, как высоко я ценю такое отношение. Через несколько дней я привезу ребят в Нью-Йорк и познакомлю тебя с ними. Надеюсь, уж тогда-то ты не станешь сомневаться в правильности своего поступка, если найдешь нужным помочь им. И еще одно… — Рафферти замялся, посмотрел Босуорту в глаза и продолжал: — Еще одно. Не такой я человек, чтобы не ценить сделанное мне добро. Добром за добро! Ты занимаешься операциями по страхованию, верно? В таком случае тебе следует знать, что я единолично распоряжаюсь средствами нашего профсоюза, отпускаемыми на культурно-бытовые нужды рабочих и служащих. Свыше полутора миллионов долларов, и мы обычно помещаем эти средства в различные страховые фирмы. Кроме того, я распоряжаюсь фондом для пенсионного обеспечения более чем тридцати пяти тысяч членов профсоюза…
Вот так все и началось. Но вовсе не так кончилось.
Дети Рафферти в свое время были приняты в лицей святого Матвея, и Хэдн Босуорт впоследствии не мог не признать, что ему ни разу не пришлось сожалеть о своих рекомендациях. Они действительно оказались примерными учениками, и лицей мог гордиться ими. Сын Хэдна Босуорта очень сдружился с ними и во время каникул часто приглашал их к себе домой.
Рафферти не обманул Босуорта и в другом отношении. Вначале он дал ему возможность совершить несколько удачных деловых операций, а потом подобные сделки, все более крупного масштаба, вошли в систему. Естественно, что когда Рафферти, сославшись на срочную необходимость, попросил одолжить ему денег, Босуорт без колебаний выполнил его просьбу. Лишь значительно позже, подсчитав как-то, что Рафферти задолжал ему свыше пятидесяти тысяч долларов, Босуорт сообразил, что дело тут совсем не в «одолжении». Рафферти давал ему возможность очень недурно зарабатывать на операциях со средствами профсоюза и в свою очередь брал у него «взаймы», не собираясь возвращать долг и рассматривая его как причитающееся ему вознаграждение.
На подобных операциях Босуорт зарабатывал больше, чем «одалживал» Рафферти, но он не мог списывать эти «займы» как безнадежные, ему приходилось выплачивать за них большой подоходный налог, как с собственного дохода, и таким образом нести крупные убытки.
Однажды, когда долг Рафферти вырос до семидесяти пяти тысяч долларов, Босуорт решился на откровенный разговор. Во время этой беседы Рафферти и сказал ему о «Трайстейт эксплорейшн компани».
— Перестань ты думать об этих займах, приятель, — заметил он. — Это же просто гроши по сравнению с тем, что я тебе сейчас предложу.
Босуорт поверил. К тому времени он уже знал, что Рафферти располагает многочисленными важными связями в финансовых кругах, и потому согласился стать совладельцем фирмы «Трайстейт», а несколько позже — бегового и скакового ипподрома. Рафферти продолжал брать у него деньги взаймы, хотя Босуорт теперь прекрасно понимал, что не получит их обратно.
Катастрофа наступила неожиданно и поэтому оказалась тем более страшной. Вкладывая средства в финансовые комбинации Рафферти, Босуорт зарвался, и когда фирма «Трайстейт» и ипподром обанкротились, обанкротился и Босуорт, причем без всякой надежды выкарабкаться. В довершение ко всему примерно в то же время приступила к расследованию Объединенная комиссия конгресса.