— Не беспокойся за него, девочка, — ласково обняв ее, тихо сказал Томми. — Можешь мне не верить, но это действительно большой человек. По-настоящему большой. Председатель лос-анджелесского комитета профсоюза транспортных рабочих. А придет время, и он станет одним из самых крупных боссов в стране.
Ей и раньше доводилось встречать профсоюзных лидеров, но ни один из них не был похож на Рафферти. В большинстве своем это были пронырливые и вместе с тем непокладистые итальянцы или ирландцы, которые отлично ориентировались в Нью-Йорке и на Бродвее чувствовали себя как дома. Она знала, что у Томми какие-то дела с профсоюзниками, и, хотя никогда не задавала ему вопросов, а он сам очень редко рассказывал ей о своих делах, профсоюзы и рэкет казались ей тесно связанными и, естественно, ассоциировались с нарушением закона. По крайней мере, те профсоюзные лидеры, с которыми ее знакомил Томми, ничем не отличались от гангстеров и рэкетиров.
— Он всегда такой разговорчивый? — насмешливо спросила она.
Томми взглянул на нее с самым серьезным видом и покачал головой.
— Это один из умнейших людей, которых я когда-либо знал, — сказал он. — Не ошибись, малютка, Джек Рафферти очень неглуп. Может, с виду он и кажется простачком, но в действительности голова у него золотая. Большой он человек, а будет еще больше. Он может сделать мне много добра, девочка, много добра. Вот почему я прошу тебя быть с ним полюбезнее.
— Я стараюсь, — ответила она, — но только никак не могу разгадать его желаний. Он совсем не обращает на меня внимания, сидит, слушает музыку и пьет. С Мейвис он и тремя словами за весь вечер не обмолвился.
— Он всегда такой. Но ты ему нравишься. Я это вижу. Ты ему нравишься, девочка.
— Странная у него манера выказывать свои симпатии, — заметила она.
— Послушай, девочка, — принялся убеждать ее Томми, — этот человек значит для меня немало. Он важная персона. Очень важная. Через несколько минут я исчезаю, и ты скажи Мейвис, чтобы она ушла вместе со мной. Если Джек пожелает остаться, пусть остается. Мне нужно, чтобы ты…
Отпрянув, она в недоумении уставилась на него.
— Что? Ты хочешь уйти и оставить этого типа со мной? Еще чего? Меня совсем не устраивает…
Приложив палец к ее губам, он схватил ее за плечо.
— Слушай, девочка, он тебя не изнасилует, не бойся. Не такой это человек. Мне просто нужно, чтобы ты…
— Я не боюсь, что меня изнасилуют, — перебила она. — Я боюсь умереть со скуки.
— Все будет в порядке, — успокоил ее Томми. — Не бойся. — Он опять стал серьезным. — Я же сказал тебе, что для меня это важно. Он может оказаться чертовски полезным, а если говорить честно, мне самому пока не удалось расположить его к себе. Вот я и прошу, чтобы ты мне помогла. Ты ему, по-видимому, нравишься, мне нужно, чтобы ты была с ним полюбезнее. Он, наверное, помалкивает из-за нас с Мейвис. Эти ребята с Запада все какие-то чудные. Так или иначе, сделай это для меня, малютка, идет?
— Пожалуйста, Томми, — согласилась она. — Я буду стараться изо всех сил. Но если желаешь знать мое мнение, то больше всего ему, по-моему, сейчас хочется добраться до постели в своем отеле.
Вслед за Томми она вошла в гостиную и увидела Рафферти возле проигрывателя: он менял пластинку. Поймав взгляд Мейвис, она увела ее в ванную.
— Томми хочет через несколько минут смотаться, — сказала она, — и просит, чтобы ты ушла вместе с ним, ладно?
Мейвис свистнула.
— Не возражаю, — ответила она. — А как насчет этого парня? Он остается?
— Не спрашивай и делай, что велит Томми, — ответила Джил.
Мейвис выразительно передернула плечами.
— Твои друзья — мои друзья, милочка.
Через полчаса Томми, допив стакан, встал и потянулся.
— Мне пора, Джек, — сказал он. — А ты можешь остаться с девушками, если хочешь. Они ведь до зари не ложатся.
Рафферти был в нерешительности.
— Может, мне тоже лучше…
— Ночь только начинается, — сказала Джил, стараясь подавить зевок. — Сидите, куда спешить. Я налью вам еще виски.
Он отдал ей стакан и снова уселся на диване.
Когда Джил вернулась из кухни, Томми в комнате уже не было. Исчезла и Мейвис.
— Она ушла с Фаричетти, — объяснил Рафферти, принимая стакан. — Сказала, что ей пора, и они отправились вместе. — Он чуть помолчал, глядя на свой стакан. — Может, мне тоже лучше уйти?
Она стояла перед ним, смотрела на него сверху вниз и думала: боже мой, он ведет себя, как мальчишка. Он и вправду выглядел молодо, но она догадывалась, что ему не меньше тридцати лет. Должно быть, столько, раз Томми сказал, что он важная птица. Впервые с той самой минуты, как их познакомили, она посмотрела ему в глаза, улыбнулась, а потом, рассмеялась.
— А может, вам лучше остаться? — спросила она, усаживаясь на диван рядом с ним. — Вы ведете себя, как маленький мальчик, который в чем-то провинился. А может, вы и вправду маленький мальчик?
Он тоже посмотрел ей прямо в лицо и в свою очередь улыбнулся. Эта улыбка совершенно преобразила его лицо. И не только лицо, а весь его облик. Она придала ему обаяние, непосредственность, живость.
— Нет, мэм, — ответил он, — я не маленький мальчик. Я уже давно вырос.
— Расскажите мне о себе, — попросила она.
— Меня зовут Джек Рафферти. Я живу в Лос-Анджелесе. Я… — Он помолчал несколько секунд, внимательно глядя на нее. — Я женат, у меня трое чудесных ребят. В Нью-Йорк я приехал на несколько дней. Я возглавляю городской комитет профсоюза транспортных рабочих. А теперь вы расскажите о себе.
— У меня, как вам уже известно, два имени. Но мы остановимся на Джил. Родилась я в Нью-Йорке, выросла в Нью-Йорке и люблю этот город. Я не замужем, и мне двадцать лет. Работают в театре. Живу одна и надеюсь, если научусь не спотыкаться на сцене, в один прекрасный день стать актрисой. Настоящей актрисой. Если сумею петь немного лучше, может, стану певицей. Пью я немного; должна следить за фигурой. Из всех видов спорта люблю, пожалуй, только бейсбол. Вот и все. И хватит обо мне. Давайте говорить про вас. Вам нравится Нью-Йорк? Вы здесь впервые?
Рафферти поставил свой стакан и повернулся к ней.
— Нет, — ответил он, — я часто бываю в Нью-Йорке. Я был здесь много раз. Я, вероятно, — он снова улыбнулся, и ее снова удивило, как улыбка преобразила весь его облик, — я, наверное, кажусь вам жутким провинциалом, — продолжал он, — а ведь я каждые две недели провожу день-два в Нью-Йорке. Просто я всегда очень занят. У меня нет времени на ночные клубы или что-либо подобное.
Он чуть отодвинулся и повернулся к ней лицом. Секунду он смотрел ей прямо в глаза, и она еще раз убедилась, что он не лишен привлекательности. Лицо у него было простоватое, не красивое и не уродливое, но глаза прозрачные, широко расставленные, а чуть искривленный нос подчеркивал силу его характера. Взгляд открытый. Впервые она обратила внимание на его руки: большие и мускулистые, ногти безупречной чистоты и коротко подстрижены. Это были сильные выразительные руки, они находились в постоянном движении, не лежали спокойно. Руки рабочего, но рабочего, который уже не занимался физическим трудом.
— Вы давно знаете Фаричетти? — спросил он.
— Это мой старый друг. А почему вы спросили?
Он снова ответил не сразу и вопросительно поглядел на нее. Заговорив, он продолжал смотреть ей в глаза.
— Он сказал мне, что, если я захочу, я могу спать с вами. Это правда?
Вопрос был настолько неожиданным, что секунду она сидела неподвижно, ошеломленная его бесцеремонностью. Он же продолжал смотреть на нее все с тем же непроницаемым выражением.
— Что ж, — наконец произнесла она, — боюсь, ваш приятель Томми Фаричетти немного ошибается. Как могли вы подумать…
— Я ничего не думаю, — перебил ее он. — Просто вы сказали, что он ваш друг. Вот я и передал вам его слова. Я увидел вас вчера на спектакле и сказал ему, что вы мне нравитесь. Он ответил, что знаком с вами и что, если я хочу, он может устроить это для меня. Я просто передаю его слова, нечего на меня обижаться. Я решил узнать, правда это или нет.
Она ужасно разозлилась на Томми, но в то же время разговор ее чем-то позабавил. Если это новый подход, то уж определенно в нем есть своеобразие. Она-то ожидала, что, оставшись с ней наедине, он немедленно обнаружит свои желания, и была уверена, что ей будет не так уж трудно поставить его на место. Но от такой прямоты она просто растерялась. И главное, Рафферти, по-видимому, нисколько не был этим смущен.
— Томми следовало бы знать меня лучше, — сказала она. — И вам, кстати, тоже не мешает. За кого вы меня принимаете? Вы что, думаете, раз девушка работает в театре, значит, она готова спать с первым встречным? Вы думаете…
— Ничего я не думаю, — повторил Рафферти по-прежнему ровным голосом. — И, честно говоря, до вас я не знал ни одной актрисы. Вы первая. Я просто передал вам то, что сказал Томми. Если вы говорите, что он ошибается, я охотно вам верю.
— Конечно, ошибается, — подтвердила она. — Можете мне поверить. Очень даже ошибается. Просто не могу понять, как у Томми повернулся язык сказать такое…
— А я могу, — перебил ее он. — Я очень нужен Фаричетти в делах, в которые до сих пор не хотел вмешиваться. Вот он и пытается мне услужить или, по крайней мере, думает, что оказывает услугу.
— Но это не услуга мне, — резко сказала Джил.
— Вот как? — рассмеялся он, но не сделал попытки дотронуться до нее. — Вот как? Ну, не так уж я плох.
Она вдруг тоже рассмеялась.
— А я этого и не сказала.
— Вы не обидитесь, если я задам вам еще один вопрос?
— Задавайте, — позволила она. — Я ведь обижена не на вас, а на Томми. Я никогда не умела обижаться одновременно на двух людей.
— Вы живете с Томми?
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, вы же понимаете…
Она встала и подошла к проигрывателю.
— Нет, — ответила она, — не понимаю. Разрешите мне сразу кое-что вам объяснить. Прежде всего о себе. У меня нет привычки спать с первым попавшимся. Я не проститутка и не ищу развлечений, если вы понимаете, что это значит. У меня были друзья, будут, наверное, и дальше. Но какие у меня с ними отношения, это мое личное дело. Томми я никогда не любила, но он для меня добрый и верный товарищ. Он многое для меня сделал