У нее было много знакомых среди актрис и манекенщиц, поскольку она с ними работала, и для нее не составляло труда найти подружек для важных приятелей Рафферти. Ей было известно, что девушки, которых она приглашала на вечера и встречи, были практически обычные проститутки, и эта мысль часто беспокоила ее и огорчала. Она сказала об этом Рафферти, но он лишь отмахнулся.
— Ну, и что? — спросил он. — Разве мои ребята не люди? Не будут спать с одной, так будут с другой. Какая разница-то?
— Разница в том, — упорствовала она, — что я выступаю в роли сводни.
— Чепуха, — сердился он. — Я же не прошу тебя быть с ними. Я прошу лишь подыскать девушек. А что они и ребята будут делать, не твоя забота. Не можем же мы стоять на страже морали у всего мира. Ты что, думаешь, эти ребята из профсоюзов чем-нибудь отличаются от других? Половина сделок крупного бизнеса, большие контракты и так далее — все это заключается только тогда, когда продавцу или представителю фирмы удается подыскать подходящую постель для нужного им человека.
— И оправдание этому только то, что здесь замешан крупный бизнес? — спросила она.
— Ничего ты не понимаешь, — покачал он головой. — Что, ты думаешь, представляет собой профсоюз? Это тот же крупный бизнес. Если организация располагает двумя миллионами долларов и больше, значит, это крупный бизнес. Во всяком случае, тебе беспокоиться нечего. Такое случается не первый раз. Ты ищешь девушек для профсоюзных воротил и помни, что одновременно ты участвуешь в подборе девушек и для воротил из политики, для тех, кто сидит в законодательных органах в Вашингтоне. В нашей жизни нужно смотреть на вещи реально.
Так оно и было.
Глава четырнадцатая
С годами их связь приняла заведенный порядок, в некотором роде напоминая брачные отношения. У него не возникало никаких сомнений по поводу того, что к ней он может являться, как к себе домой. С годами пыл его не остыл, но он больше не говорил о жене и детях и не строил планов по поводу развода. Спустя некоторое время она поняла, что он никогда этого не сделает, да, собственно, никогда он и не собирался менять свою жизнь.
Если он подолгу не мог приехать в Нью-Йорк, как, например, в тот раз, когда ему пришлось провести два месяца на Юге, он вызывал ее к себе, и она жила в одном с ним отеле. Он всегда устраивал так, что она останавливалась под чужим именем, но имя это было не выдуманным, а законным.
Она останавливалась под именем, например, миссис Джон Шмидт, и всегда при этом существовал мужчина с таким же именем — близкий друг Рафферти из другого города. Он снимал номер для себя и своей жены. Когда Джил приезжала, номер уже был снят, человек, который его снимал, исчезал, а вместо него появлялся Рафферти. Обычно он занимал номер в том же отеле, и нужно было лишь пересечь холл либо подняться на два лестничных пролета.
Очень многие из приятелей Рафферти были посвящены в их тайну. Даже газеты сотни раз намекали на их связь. Но доказательств ни у кого не было.
Однако после неприятностей, случившихся с Сэмом Фарроу, начались и некоторые изменения в их отношениях. Фарроу фактически был диктатором в ПСТР, и Рафферти стоял к нему ближе, чем председатель какого-либо другого комитета, входящего в этот союз. Рафферти немало способствовал продвижению Фарроу, и о нем говорили как о возможном преемнике старика. И вдруг около года назад Фарроу обвинили в неуплате подоходного налога. За этим последовало образование конгрессом так называемой комиссии по борьбе с рэкетом, что явилось зловещим предвестником дальнейших неприятностей.
Рафферти, ссылаясь на неотложные дела, виделся с ней все реже и реже, но постоянно поддерживал контакт.
— Наступило время, когда ты мне по-настоящему нужна, — говорил он. — С Фарроу покончено, его уже ничто не спасет. Настала моя очередь. Я должен рискнуть. А для этого нужно проверить все городские и региональные комитеты и подобрать людей. У меня есть свои ребята во всех организациях, но я должен быть уверен. Ты мне очень можешь помочь.
Он упросил ее устраивать приемы для его друзей, приезжавших в Нью-Йорк, и тогда, когда его самого в городе не было, а вскоре она убедилась, что он хочет, чтобы особо нужных людей она развлекала лично.
— Они слышали о тебе, — говорил он, — и хотят с тобой познакомиться. Ты же сама понимаешь, детка. Женщина ты очаровательная. Все, что от тебя требуется, это быть с ними любезной. Ничего дурного они тебе не сделают; им ведь известно про нас с тобой. Свози их куда-нибудь и полюбезничай с ними.
Таким образом ей и довелось повстречаться с Карлом Оффенбаком, и только после этой встречи она решительно отказалась развлекать друзей Рафферти. Заявила, что с нее хватит, что, если понадобится, она найдет себе работу и что без него она ни за что не будет принимать его приятелей и единомышленников.
Оффенбак был председателем одного из южных местных комитетов ПСТР. Он никогда не был особенно дружен с Рафферти и в прошлом даже выступал против него. Этот рослый краснорожий голландец выдвинулся из рядовых и не очень жаловал окружение Сэма Фарроу. Особенного значения в ПСТР он не представлял, но собственным комитетом правил железной рукой и имел немалое влияние на делегатов, приезжающих на выборные конференции с Юга. Рафферти давно мечтал заручиться его поддержкой.
Однажды он позвонил Джил из Сан-Франциско.
— Я хочу, чтобы ты поехала в Новый Орлеан, — сказал он. — Остановишься в отеле «Южный». Под именем миссис Карл Оффенбак. Карл там большой человек…
— Я знаю, — перебила она. — Ты мне о нем рассказывал.
— Вылетай нынче же, — попросил он, — чтобы завтра быть на месте. Поедешь в отель. А я прилечу вечером. Карл встретит тебя. Будь с ним поприветливей. Он мне нужен, поэтому, прошу тебя, будь с ним поприветливей. Понятно?
— Джек, — сказала она, — нельзя ли на этот раз мне не ехать? Я хочу попробоваться в новой роли и…
— Нельзя, детка, — ответил он. — Этот Оффенбак мне страшно нужен. К нему пытается подобраться Клайн, да и другие тоже непрочь. Сделай, как я тебя прошу. Кроме того, мне хочется с тобой повидаться, вот я и прошу тебя приехать. Сделай это для меня. Приезжай завтра. Карл встретит тебя в аэропорту, ты приедешь в отель вместе с ним и там подождешь меня.
Она хотела было ответить, но он уже повесил трубку.
Она позвонила в аэропорт и заказала билет.
На следующее утро в десять тридцать она прибыла в Новый Орлеан. Спускаясь по трапу, она посмотрела на лица толпящихся внизу и сразу выделила человека, который мог быть только профсоюзным деятелем. Он смотрел на нее, и широкая улыбка расплывалась по его толстой кирпично-красной физиономии.
Оффенбаку было лет за пятьдесят. Рослый и тучный, в цветастой гавайке, расстегнутой так, что оставалось лишь любоваться его сплошь заросшей седыми волосами грудью, в белых брюках на широком ремне и белых замшевых туфлях, он в одной руке держал веер, а в другой дымящуюся сигару.
Кроме нее и двух пожилых дам, похожих на учительниц-пенсионерок, больше среди пассажиров самолета женщин не было, поэтому он подошел прямо к ней.
— Джил? — дотронувшись до ее руки, спросил он.
Улыбнувшись, она кивнула. Из-под седых бровей на нее смотрели маленькие выцветшие глазки. Она заметила также, что зубы у него желтые и сломанные и что лицо его, несмотря на бодрое, добродушное выражение, выдержало когда-то немало ударов и ранений. Волосатые руки напоминали ножки рояля, а сам он был очень высокий, более шести футов ростом. И хотя живот у него выпирал, тело, казалось, состоит из одних мускулов.
— Машина на стоянке, — махнул он рукой, указывая, куда идти. — Дай мне чемодан.
Сунув сигару в рот, он выхватил у нее чемодан и, поддерживая под локоть, повел к выходу. Они не разговаривали, пока не уселись в явно взятую напрокат двухцветную машину с откидным верхом.
— Я сам прилетел всего два часа назад, — сказал он. — И только что снял нам номер в отеле. Во сколько Джек появится?
— Вечером, — ответила она. — Я…
— Значит, придется как-нибудь убить день. Что ты предпочитаешь: поехать на бега или посидеть где-нибудь и подремать?
— Мне… Мне бы хотелось сначала позавтракать. А затем, если вы не против, поехать на бега.
— Отлично, — отозвался он. — Джек сказал, чтобы до его приезда я о тебе заботился. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Что же, это доставит мне только удовольствие, — добавил он. — Истинное удовольствие, мисс.
Она вспомнила, что ей следует улыбнуться, и сказала:
— Ну, конечно. И мне тоже.
Он не остановился возле администратора, и повел ее прямо к лифту. У него уже был ключ от номера.
— Освежись, — сказал он, пропуская ее вперед, — а я тем временем приготовлю нам выпить.
Войдя в спальню, Оффенбак бросил чемодан на кровать. Повернувшись, он усмехнулся и подмигнул ей, а когда она проходила мимо, вдруг легонько ее шлепнул.
Она была так удивлена, что секунду стояла неподвижно, слишком удивленная, чтобы возмутиться.
Но он, не обращая на нее внимания, вышел в гостиную.
Пожав плечами, она закрыла дверь.
Что же, ей приходилось встречаться со многими друзьями Джека, и удивить ее уже ничем было нельзя. Этот невежда более бестактен, чем большинство других, но он как будто человек добродушный.
По его настоянию они выпили по две рюмки, затем спустились в ресторан и заказали завтрак. Он ел с такой жадностью, будто боялся, что больше никогда в жизни ему не дадут поесть.
Потом они сели в ту же, взятую напрокат, машину и поехали на бега. Правил Оффенбак одной рукой, а вторую положил на спинку сиденья и обнял Джил, а когда она съежилась, был искренне удивлен.
— В чем дело? — спросил он. — Щекотно?
— Нет, просто жарко, — заставив себя улыбнуться, ответила она, стараясь не показывать ему своей неприязни. Она решила не обращать внимания на его выходки и быть как можно любезнее. В конце концов нужно провести с ним всего полдня, а там приедет Джек, и ее заботы об этом придурке кончатся.