Виски заструился, сифон зашипел, лед упал в стакан. Сидя в пижаме, со своей неизменной сигаретой, Раффлс поведал мне историю, которую я уже и не чаял услышать. Окна были широко распахнуты, так что сперва в комнату проникали звуки Пикадилли. Однако еще задолго до конца его рассказа стих грохот колес последнего экипажа, полицейские успели увести последнего забияку, и лишь наши голоса нарушали тишину летней ночи.
«… Нет, правда, они обслужат тебя по первому разряду. Ты, так сказать, не платишь ни за что, кроме напитков, но, боюсь, моя ситуация была вполне ясна. Поначалу я был в полнейшей яме, так что мне пришлось отклонить приглашение, а затем мы отправились на Кубок Мельбурна, где я проиграл в абсолютно выигрышной ситуации. И это далеко не единственный способ, которым в Мельбурне можно выставить себя дураком. Тогда я не был таким тертым калачом, как сейчас, Банни. Сам этот анализ тому свидетельство. Однако другие не знали, как я влип, и я поклялся, что они об этом не узнают. Я попытался взять заем, но ростовщик в тех краях – редкая птица. Затем мне пришла в голову мысль о, так скажем, родственнике, троюродном брате моего отца, о котором никто из нас не знал ничего, кроме того, что он якобы жил в одной из колоний. Если бы он был богат и обладал добрым нравом, я мог бы на него поработать, если нет – попытка не пытка. Я попытался найти его, и мои поиски неожиданно увенчались, как мне тогда казалось, успехом, причем в тот самый момент, когда я был в полном одиночестве. Незадолго до Рождества я серьезно поранил руку и не смог бы подавать мячи, даже если бы они сами прыгали мне в ладонь.
Подлатавший меня хирург поинтересовался, не родственник ли я Раффлса из Национального банка. От такой удачи у меня почти перехватило дыхание. Иметь родственника на высоком посту в одном из банков, который сможет оплачивать мои счета просто благодаря моей фамилии, – что может быть лучше? Я был твердо убежден, что именно этого Раффлса я и ищу, и был просто опустошен, когда в следующее же мгновение узнал, что никакой он не банкир. Да и сам доктор не был с ним знаком, он лишь читал о нем в заметке о местечковой сенсации, произошедшей в пригородном отделении банка, которым и руководил мой однофамилец. Этот Раффлс сумел храбро отразить нападение вооруженного грабителя, ранив его выстрелом. Подобные случаи происходят в тех краях настолько часто, что до того момента никто даже не считал нужным упомянуть об этом в разговоре со мной! Пригородное отделение. Мой финансист на поверку оказался обычным славным парнем, работавшим на других за скромную плату. Однако заведующий банком – всегда заведующий банком, и я сказал доктору, что попытаюсь узнать, был ли он родственником, которого я искал, если тот даст мне адрес отделения.
– Я сделаю для вас даже больше, – ответил он. – Я дам вам адрес отделения, в которое его перевели в рамках повышения. Как я слышал, его уже повысили.
И на следующий же день он назвал мне поселок Йей, расположенный в пятидесяти милях к северу от Мельбурна. Но вся его информация была довольно расплывчатой, и он не мог с уверенностью сказать, найду ли я там своего родственника.
– Он холост, и его инициалы – У. Ф., – сказал доктор, который чувствовал себя весьма уверенно, когда дело касалось незначительных подробностей. – Он покинул свое предыдущее место работы несколько дней назад, но на новом он, по всей вероятности, не появится до Нового года. Однако нет сомнений, что он отправится туда раньше, дабы принять дела и обустроиться. Может, вы найдете его там, а может, и нет. На вашем месте я бы ему написал.
– Так я потеряю два дня, – сказал я. – Или еще больше, если его там нет.
Меня весьма заинтересовал этот сельский заведующий, и я считал, что если я повстречаю его во время праздников, то совместное веселье сможет нас очень сблизить.
– Что ж, – сказал доктор, – тогда я бы посоветовал вам найти спокойную лошадку и отправляться в путь. Рука вам для этого не понадобится.
– А на поезде никак нельзя?
– И да, и нет. Даже если вы сядете на поезд, потом вам все равно придется ехать на лошади. Полагаю, вы умеете ездить верхом?
– Умею.
– Тогда вам точно нужно скакать всю дорогу. Это очень приятный путь, пролегающий через Уиттлси и Хребет Изобилия. Так вы сможете получить представление о том, что такое буш, мистер Раффлс, и к тому же увидите, откуда этот город берет воду, сэр. Вы увидите, откуда приходит каждая ее капля, из чистейшего Ян-Йена[19]! Как бы я хотел, чтобы у меня было время проехаться вместе с вами.
– Но где мне найти лошадь?
Доктор на мгновение задумался.
– У меня есть разжиревшая от безделья кобыла, – сказал он. – Я был бы весьма признателен вам, если бы вы заставили ее проскакать сотню миль, однако я должен знать, что вы не станете пользоваться раненой рукой.
– Вы слишком добры! – запротестовал я.
– А вы – Эй Джей Раффлс, – ответил он».
– Если на этом свете кто-нибудь когда-то и делал кому-либо более приятный комплимент или встречал его с бо́льшим колониальным гостеприимством, то я лишь скажу тебе, Банни, что мне об этом неизвестно.
Он сделал небольшой глоток виски, выбросил окурок сигареты и зажег новую, прежде чем продолжить свой рассказ.
«Что ж, я сумел написать пару строк У. Ф. своей собственной рукой, которая, как ты понял, не была так уж сильно ранена: я всего лишь рассек безымянный палец, и на нем теперь была шина. Доктор усадил меня на огромную неуклюжую лошадь, на которой он ездил на срочные вызовы. Половина команды пришла посмотреть на мой отъезд, остальные ненавидели меня за то, что я не остался до конца матча, словно бы это могло им помочь одержать победу. Вряд ли они знали о том, в какую игру я ввязался, но о том, как эта игра в итоге повернется, я сам знал еще меньше.
Поездка была довольно интересной, в особенности после того, как я проехал место под названием Уиттлси, по-настоящему дикое поселение на склоне гор, где, как помнится, я через силу пообедал горячей бараниной и чаем при температуре, достигавшей на градуснике трехзначных цифр в тени[20]. Первые три десятка миль это была хорошая мощеная дорога, по которой можно было бы проехать полмира, но после Уиттлси она превратилась в обыкновенную горную тропу, которую я зачастую просто не видел, и я полагался лишь на свою кобылу. Тропа спускалась в овраг и пересекала ручей. Буйство местных красок поражало. Повсюду росли эвкалипты, а попугаи пестрели всеми цветами радуги. В одном месте целый лес эвкалиптов был окольцован. Он выглядел так, словно деревья кто-то покрасил белой краской. На мили вокруг не было ни листочка и ни единого живого существа. А когда я наконец встретил это существо, у меня по спине забегали мурашки. Это был оседланный конь без всадника, который, звеня стременами, несся через буш во весь опор. Не задумываясь, я направил кобылу доктора ему навстречу, не пропуская его столько времени, сколько потребовалось несшемуся за ним галопом мужчине, чтобы сделать остальное.
– Спасибо, мистер! – проревел мужчина, здоровяк в красной клетчатой рубашке и с бородой как у У. Г. Грейса[21], но с выражением лица как у дьявола.
– Несчастный случай? – спросил я, осаживая лошадь.
– Да, – ответил мужчина, хмурясь так, словно бы он советовал мне воздержаться от дальнейших расспросов.
– И неприятный, – сказал я. – Не кровь ли это на седле?
Что ж, Банни, я, конечно, и сам негодяй, но я никогда ни на кого не смотрел так, как тот парень смотрел на меня. Однако я не отвел взгляда и заставил его признаться, что на седле действительно была кровь, после чего он заметно присмирел. Он честно рассказал мне о том, что случилось. Его приятель врезался в ветку и разбил себе нос – всего-то; он сидел тихо, пока не упал в обморок от потери крови, и еще один приятель был вместе с ним в буше.
Как я уже говорил, Банни, тогда я не был таким тертым калачом, как сейчас, так что мы расстались друзьями. Он спросил меня, куда я направляюсь, и, когда я ответил, сказал, что я смогу срезать семь миль и добраться до Йея на целый час раньше, съехав с дороги и двинувшись в сторону пика, видневшегося за деревьями, а оттуда следуя вдоль ручья, который я смогу увидеть, взобравшись на этот пик. Не смейся, Банни! Я ведь сразу сказал, что в те дни я был чистейшим ребенком. Разумеется, путь напрямик в действительности являлся окольным, уже почти стемнело, когда мы с несчастной кобылой добрались до Йея.
Я как раз искал банк, когда с веранды какого-то здания сбежал мужчина в белом костюме.
– Мистер Раффлс? – спросил он.
– Мистер Раффлс, – сказал я, со смехом пожимая ему руку.
– Вы опоздали.
– Мне указали неверное направление.
– И всего-то? Какое облегчение, – сказал он. – Вы слышали, о чем говорят люди? На дороге между Уиттлси и нами снова появились бушрейнджеры[22] – вторая банда Келли[23]! Но вы бы оказались для них слишком крепким орешком, да?
– Как и вы, – ответил я, и мое tu quoque[24] заставило его замолчать в удивлении. Впрочем, в моих словах было гораздо больше логики, чем в его комплименте в мой адрес, в котором не было совершенно никакого смысла.
– Боюсь, вы скоро поймете, что жить здесь непросто, – продолжил он, отстегнув мой чемодан и передав поводья лошади своему помощнику. – Это большая удача, что вы холостяк, как и я.
Смысла этого замечания я тоже не понял, поскольку, даже будь я женат, я вряд ли с легкостью заставил бы его содержать мою жену. Я пробормотал какую-то банальность, на которую он ответил, что все это я увижу сам сразу же, как только обустроюсь, – так, словно бы я собирался сидеть у него на шее неделями! “Что ж, – подумал я, – эти колонисты действительно чертовски гостеприимны!” Я продолжал изумляться, пока он вел меня во внутренние помещения банка.