бе не шутки – трястись на лошади среди этих деревьев, зарываясь головой в лошадиную гриву, когда нужно было пригибаться из-за низких веток. Я упоминал мертвый эвкалиптовый лес? В лунном свете он выглядел весьма зловеще. Он был все таким же тихим – настолько тихим, что именно там я решил сделать свой первый привал. Я лег ухом на землю и прислушивался в течение двух или трех минут. Но я не слышал ничего, кроме ржания кобылы и биения своего собственного сердца. Так что я прошу прощения, Банни, однако если ты когда-нибудь захочешь написать книгу моих воспоминаний, тебе не составит труда придумать погоню по твоему вкусу. Сыграй на мрачной живописности мертвого леса, заполнив его целым градом пуль. Я, обернувшись в седле, увижу Юбэнка, скачущего за мной во весь опор в своем белом костюме, и по законам жанра окроплю этот костюм красным. Для поддержания интриги пиши в третьем лице.
– Но ведь я еще не знаю окончания истории, – пожаловался я. – Кобыла довезла тебя прямо до Мельбурна?
– Прямехонько! Я велел хорошенько ее накормить в конюшне при гостинице и вернул ее доктору тем же вечером. Он был в полном восторге от моей истории о том, как я заплутал в буше, и на следующее утро принес мне газету, чтобы наглядно показать, чего мне удалось избежать в Йее!
– Так ничего и не заподозрив?
– А! – ответил Раффлс, выключая газ. – Насчет этого я до сих пор не уверен. Цвет кобылы можно было списать на совпадение – к счастью, она была обыкновенной гнедой, хотя ее раскормленность не могла не вызвать подозрений. Манеры доктора однозначно изменились. Я склонен считать, что он что-то заподозрил, хотя вряд ли сумел сделать верный вывод. Я не ждал его прихода, и, боюсь, мой внешний вид лишь усилил его подозрения.
Я спросил его почему.
– У меня были довольно густые усы, – ответил Раффлс. – Однако я лишился их в тот же день, в который лишился своей невинности.
Преднамеренное убийство
Из множества грабежей, в которых мы оба были замешаны, я могу назвать лишь несколько таких, что были бы достойны хоть сколько-нибудь подробного описания. И дело не в том, что в подробности некоторых из них вряд ли рискнул бы вдаваться даже я; скорее дело в полном отсутствии в них неудачного стечения обстоятельств, из-за которого они никак не могут послужить моей нынешней цели. На самом деле наши преступления настолько искусно планировались (Раффлсом, разумеется), что к тому моменту, когда мы шли на дело, шанс возникновения неприятных неожиданностей неизменно сводился к минимуму. Мы могли оказаться разочарованными стоимостью награбленного, однако с непредвиденными препятствиями либо по-настоящему драматичными дилеммами мы сталкивались исключительно редко. Даже наша добыча всегда была примерно одинаковой. Разумеется, причиной этому было то, что лишь наиболее ценные камни стоили проблем и риска, связанных с их кражей. Говоря коротко, наиболее успешные из наших выходок выглядели бы на страницах книги непередаваемо скучно и ни одна из них не была скучна настолько, как кража изумрудов в Арде[26], произошедшая через восемь или девять недель после милчестерского крикета. Однако у нее было продолжение, которое я хотел бы забыть сильнее, чем все наши остальные кражи, вместе взятые.
Все началось вечером того дня, в который мы вернулись из Ирландии, когда я ждал в своей квартире возвращения Раффлса, как обычно отправившегося продать нашу добычу. У Раффлса были свои методы ведения дел в этом столь важном для нашей профессии вопросе, и я был счастлив полностью предоставить ведение этих дел ему. Полагаю, что он сбывал награбленное в не слишком сложном, но изящно созданном образе колоритного пройдохи, неизменно говорившего на кокни – диалекте, которым Раффлс овладел в совершенстве. Более того, он неизменно пользовался услугами одного и того же скупщика краденого, который притворялся мелким (однако известным в определенных кругах) ростовщиком, в реальности являясь не меньшим проходимцем, чем сам Раффлс. Мне и самому недавно довелось побывать у него – под своим настоящим именем, разумеется. Нам нужны были деньги, для того чтобы организовать кражу этих самых изумрудов, и я сумел получить от него сто фунтов на условиях, которых следовало ожидать от приятного седобородого старика с заискивающей улыбкой, без остановки кланявшегося и смотревшего сквозь очки самыми лукавыми глазами, какие только можно было вообразить. Так что и деньги на совершение кражи, и выручка от сбыта награбленных трофеев происходили из одного и того же источника – и это обстоятельство полностью устраивало обе стороны.
Однако свою долю этой выручки я пока что не получил. Я все ждал и ждал, и мое нетерпение росло по мере того, как мрак вокруг сгущался. Так я и сидел у открытого окна, вглядываясь в лица прохожих, пока темнота не сделала их неразличимыми. В моей голове роились догадки, одна ужаснее другой. Когда снаружи послышался лязг открывающейся двери лифта, мой ужас перерос в панику. Дыхание перехватило, и я не мог вдохнуть до тех пор, пока не раздался знакомый стук в дверь моей квартиры.
– Ты сидишь в темноте! – сказал Раффлс, когда я втащил его внутрь. – Почему, Банни? Что стряслось?
– Ничего, раз ты пришел, – ответил я, захлопывая дверь. Меня переполняло чувство облегчения и тревоги одновременно. – Ну? Ну? Сколько ты за них выручил?
– Пять сотен.
– Где?
– У меня в кошельке.
– Молодчина! – вскричал я. – Ты и представить себе не можешь, что мне пришлось пережить. Сейчас я включу свет. Весь последний час я не мог думать ни о чем, кроме как о тебе. Я… Я, как полный осел, думал, что что-то пошло не так.
Когда белый свет залил комнату, я увидел, что Раффлс улыбается, однако не сразу понял значение его улыбки. Меня глупейшим образом переполняли мои собственные недавние переживания и чувство облегчения от того, что они оказались напрасными. Моим первым идиотским поступком было налить виски, чтобы отметить удачное завершение дела, забрызгав содовой все вокруг.
– Значит, ты думал, что что-то случилось? – сказал Раффлс, откидываясь в моем кресле и зажигая сигарету. Казалось, ему было весело. – А что, если и так? Присядь-ка, дружище! У случившегося не будет ровным счетом никаких последствий, да и все к тому же уже закончилось. Погоня была напряженной и долгой, Банни, но думаю, что в этот раз я хорошо сбил их со следа.
И внезапно я заметил, что его воротник был разодран, волосы спутаны, а сапоги покрывал толстый слой пыли.
– Полиция? – прошептал я в ужасе.
– О нет, мой дорогой, нет. Всего лишь старый Бэрд.
– Бэрд! Но разве не Бэрду ты сбыл изумруды?
– Ему.
– Тогда с чего он за тобой погнался?
– Мой дорогой друг, я расскажу тебе об этом, если ты мне дашь такую возможность. На самом деле нет совершенно никакого повода для беспокойства. Старый Бэрд наконец-то заметил, что я не простой взломщик, каким он считал меня все это время. Так что он изо всех сил пытался проследить за мной до моей норы.
– А ты говоришь, что нет никакого повода для беспокойства!
– Был бы, если бы ему это удалось. Однако он все еще ее ищет. Тем не менее признаю, что на некоторое время он меня заинтересовал. Вечно так, когда работаешь вдали от дома. Старая скотина прочла обо всем в утренней газете. Он ЗНАЛ, что кражу должен был совершить парень, способный выдать себя за джентльмена, и я заметил, как его брови взлетели вверх после моих слов, что именно я был тем человеком. Казалось, кто-то перерезал натянутую струну ножом для бумаги. Я старался выкрутиться изо всех сил – поклялся, что у меня есть богатый приятель, – но четко видел, что выдал себя. Он прекратил торговаться. Дал мне мою цену так, словно она его устраивала. Но на обратном пути я ПОЧУВСТВОВАЛ, что он следует за мной, хотя, разумеется, я не оглядывался, чтобы в этом убедиться.
– Почему?
– Мой дорогой Банни, это самая худшая вещь, которую ты только можешь сделать. Пока ты выглядишь как человек, который ничего не подозревает, они будут держать дистанцию, а пока они держат дистанцию – у тебя есть шанс. Покажи им, что знаешь, что за тобой следят, – и тебе останется либо бежать, либо драться. Так что я ни разу даже не оглянулся. Запомни это и тоже никогда так не делай, если окажешься в подобной ситуации. Я лишь поспешил к Блэкфрайерс[27], где громко заказал билет до «Хай-стрит Кенсингтон»[28]. Когда поезд покидал Слоун-сквер, я выскочил из него, взлетел вверх по лестнице подобно фонарщику и пробрался по закоулкам в свою студию. Решив перестраховаться, я просидел там всю вторую половину дня, не слыша ровным счетом ничего подозрительного и жалея, что у меня не было окна, но лишь этот треклятый световой люк. Никаких признаков угрозы, однако, не было, да и само преследование с его стороны было лишь моей догадкой. Ничто не указывало на то, что он так поступил. Когда же я наконец вышел из студии в своем истинном обличье, то почти прямехонько попал в лапы к старому Бэрду!
– И что же ты сделал?
– Прошел мимо него так, словно я никогда в жизни его в глаза не видел, да и тогда не заметил. Потом поймал кэб на Кингс-роуд и помчался очертя голову на узловую станцию в Клэпхэме, рванул на ближайшую платформу без билета, вскочил в первый попавшийся поезд, вышел в Туикенеме[29], пешком вернулся в Ричмонд, сел на линию «Дистрикт»[30], доехал до «Чаринг-Кросс» – и вот он я! Готовый принять ванну, переодеться и съесть лучший ужин, который клуб сможет нам предложить. Но сначала я зашел к тебе, потому что решил, что ты мог тревожиться. Пойдем со мной, это не займет много времени.
– Ты уверен, что сумел от него ускользнуть? – спросил я, когда мы надевали шляпы.
– Вполне. Однако мы можем в этом удостовериться еще раз, – сказал Раффлс и подошел к моему окну, где постоял какое-то мгновение, осматривая улицу.