[46]. Примерно через десять минут он выбежал с запиской и отправил меня с ней в кэбе в Скотленд-Ярд. И это все, что я знаю, сэр, честно.
Легавые сейчас наверху, и ищейка, и управляющий. Они думают, что тот франт все еще где-то здесь. Во всяком случае, я так понял. Но кто он или что им от него надо, не знаю.
– Весьма интересно! – сказал Раффлс. – Я пойду и все выясню. Давай, Банни, это должно быть весело.
– Прошу пардону, мистер Раффлс, но вы ничего обо мне не скажете?
– Только не я, ты хороший парень. Я не забуду этого, если в деле будет спортивный интерес. Спортивный! – прошептал он, когда мы достигли лестничной площадки. – Похоже, нам с тобой придется вести себя совершенно неспортивно, Банни!
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. Но времени думать нет. Начну с этого.
И он стал колотить в закрытую дверь. Нам открыл полицейский. Раффлс прошел мимо него с видом комиссара, а я поспешил за Раффлсом, пока полицейский не пришел в себя от изумления. Под ногами у нас скрипели истертые половицы; в спальне мы обнаружили группу полицейских, свесившихся над карнизом с фонарем. Первым выпрямился Маккензи, направивший его на нас.
– Могу я спросить, чего вы, джентльмены, хотите? – поинтересовался он.
– Мы хотим протянуть вам руку помощи, – ответил Раффлс оживленно. – Мы уже протягивали вам ее раньше. Именно мой друг держал отбившегося от остальных злоумышленников парня, которого вы ему перепоручили. Разве это не дает ему права взглянуть на происходящее веселье? Что до меня, то я действительно лишь помог отнести вас в дом, однако надеюсь, что по старой дружбе вы, мой дорогой Маккензи, разрешите нам удовлетворить свой спортивный интерес. К тому же я и сам могу задержаться лишь на несколько минут.
– Да тут не на что особо смотреть, – проворчал детектив. – Его здесь нет. Констебль, идите и постойте внизу лестницы, не давайте больше ни одной живой душе подниматься сюда, каковы бы ни были причины. Ну а эти джентльмены могут нам помочь.
– Это так мило с вашей стороны, Маккензи! – вскричал сердечно Раффлс. – Но что вообще случилось-то? Я спрашивал швейцара по пути сюда, но так и не сумел ничего из него выудить, он только сказал, что кто-то поднялся в эту квартиру и больше его не видели.
– Он тот, кто нам нужен, – сказал Маккензи. – Он скрывается где-то в здании, если я хоть что-то в этом смыслю. Вы ведь живете в Олбани, мистер Раффлс?
– Живу.
– А ваша квартира случайно расположена не по соседству?
– Через один подъезд.
– Вы только что оттуда?
– Только что.
– И, наверное, вы были там всю вторую половину дня?
– Не всю.
– Тогда мне может понадобиться осмотреть вашу квартиру, сэр. Я готов обыскать каждую комнату в Олбани! Похоже, этот тип ушел по трубам, но, если он не оставил снаружи больше следов, чем внутри, и мы не найдем его здесь, мне придется перевернуть вверх дном все здание.
– Я оставлю вам свой ключ, – немедленно ответил Раффлс. – Я ужинаю в городе, но я оставлю его офицеру внизу.
Я задохнулся в немом изумлении. В чем был смысл этого безрассудного обещания? Оно было преднамеренным, беспричинным самоубийством. В ужасе и неверии я схватил его за рукав, однако Маккензи, поблагодарив нас, вернулся к подоконнику, и мы незаметно выскользнули в соседнюю комнату. Из ее открытого окна был виден внутренний двор, который мы и стали разглядывать, всем своим видом изображая праздность. Раффлс успокоил меня:
– Все в порядке, Банни, делай то, что я тебе скажу, а все остальное – моя забота. Нас загнали в угол, однако я не отчаиваюсь. Тебе нужно лишь оставаться с этими ребятами, в особенности если они станут обыскивать мою квартиру. Они не должны слишком там рыскать, и они не станут этого делать, если ты будешь рядом.
– Но где будешь ты? Ты же не сбежишь, если они меня сцапают?
– Если и сбегу, то только для того, чтобы вызволить тебя в подходящий момент. Кроме того, в мире есть такая вещь, как окна, а Кроушей – человек, который готов рисковать. Ты должен доверять мне, Банни, ведь ты давно меня знаешь.
– Ты уже уходишь?
– Мы не можем позволить себе терять время. Держись к ним поближе, старина, и ни за что не давай им повода СЕБЯ заподозрить.
На какое-то мгновение он положил руку мне на плечо, затем, оставив меня у окна, вновь пересек комнату.
– Мне уже нужно идти, – услышал я его голос. – Но мой друг останется, чтобы помочь вам. Я не стану выключать в своей квартире газ, а мой ключ будет у констебля внизу. Удачи, Маккензи, жаль, что я не могу остаться.
– До свидания, сэр, – прозвучал озабоченный ответ. – И большое спасибо.
Маккензи все еще стоял у своего окна, а я оставался у своего, охваченный смесью ужаса и гнева, даже несмотря на знание того, сколь бесконечно изобретателен был Раффлс. В этот раз я более или менее понимал, что он будет делать, если события примут тот или иной нежелательный оборот. По крайней мере, я мог определить, в каком направлении Раффлса толкнут его не уступающие друг другу хитрость и смелость. Он вернется к себе в квартиру, предупредит Кроушея об опасности и… спрячет его понадежнее? Нет, в мире была такая вещь, как окна. Нет, иначе зачем Раффлсу было бы уходить? Я перебрал в голове множество вариантов, пока наконец мне не пришла в голову мысль о кэбе. Окна спальни выходили в узкий переулок, они не были расположены слишком высоко, так что человек мог спрыгнуть на крышу кэба – даже движущегося – и скрыться прямо под носом у полиции! Я представил, как Раффлс правит кэбом, не узнанный в туманной ночи. Видение посетило меня как раз в тот момент, когда он, подняв воротник своего просторного дорожного пальто, прошел под окном, направляясь к себе в квартиру. Я был все так же поглощен этим видением, когда вернулся и, остановившись, отдал констеблю ключ.
– Мы сели ему на хвост, – послышалось сзади. – Уверен, что он поднялся по трубам, хотя как ему удалось это сделать, выбравшись из того окна, для меня загадка. Мы закроем тут все и осмотримся на чердаке. Так что вам лучше пойти с нами, если вы благоразумны.
Как и везде, в Олбани верхний этаж предназначен для слуг – скопление кухонек и каморок, использующихся многими в качестве кладовок для всякой всячины. Раффлс тоже входил в число этих многих. В нашем случае каморка, как и квартира внизу, пустовала, и это было большой удачей, поскольку с присоединившимися к нам управляющим и еще одним жильцом, которого тот привел с собой к неприкрытому возмущению Маккензи, мы набились в нее так, что едва можно было вздохнуть.
– Еще бы всю Пикадилли сюда привели, – сказал он. – Друг мой, выйдите на крышу, чтобы освободить немного места, и держите дубинку наготове.
Мы сгрудились у небольшого окна, в которое высунулся Маккензи; в течение минуты не было слышно ни звука, кроме скрипа и скольжения ботинок констебля по грязной черепице. Затем послышался возглас.
– Что еще? – прокричал Маккензи в ответ.
– Веревка! – услышали мы. – Свисающая на крюке с водосточной трубы!
– Господа! – проурчал Маккензи. – Эвон как он забрался наверх! Он мог сделать это с помощью одной из тех телескопических дубинок, а я об этом и не подумал! Какой длины веревка, парень?
– Довольно короткая! Я ухватился за нее!
– Она тянулась из окна? Спросите его! – крикнул управляющий. – Он может увидеть это, свесившись за парапет.
Маккензи повторил вопрос. Последовала пауза, после которой вновь послышался крик:
– Да!
– Спросите его, через сколько окон от нас! – крикнул управляющий в крайнем возбуждении.
– Говорит, что через шесть, – сообщил Маккензи через минуту, втянув голову и плечи обратно в комнату. – Мне бы очень хотелось увидеть эту квартиру через шесть окон отсюда.
– Мистер Раффлс, – объявил управляющий, прикинув в уме.
– Неужели? – вскричал Маккензи. – Тогда у нас вообще не возникнет проблем. Он оставил мне ключ внизу.
Его слова были полны сухого намека, так что даже мне не понравилось то, как они звучали. Казалось, что это совпадение уже начинало вызывать у шотландца подозрения.
– Где мистер Раффлс? – спросил управляющий, когда мы начали друг за другом спускаться вниз.
– Он вышел в город пообедать, – ответил Маккензи.
– Вы уверены?
– Я видел его, – сказал я.
Мое сердце билось как сумасшедшее. Больше я не рискнул произнести ни слова. Однако я проскользнул в начало нашей маленькой процессии и оказался вторым человеком, пересекшим порог, ставший моим личным Рубиконом. Сделав это, я сразу же вскрикнул от боли, потому что шагнувший назад Маккензи сильно наступил мне на ногу. Через секунду я увидел, что заставило его это сделать, и закричал еще громче.
У камина, растянувшись на спине во весь рост, лежал человек; на его лбу была небольшая рана, из которой сочилась кровь, заливавшая ему глаза. И этим человеком был не кто иной, как Раффлс!
– Суицид, – произнес Маккензи спокойно. – Нет… Здесь кочерга… Больше похоже на убийство.
Он опустился на колени и довольно жизнерадостно покачал головой.
– Нет, это даже не убийство, – продолжил он с тенью разочарования в своем будничном тоне. – Простая поверхностная рана. Сомневаюсь, чтобы она могла свалить его с ног, но, господа, от него так и разит хлороформом!
Он встал и вперил в меня свои проницательные серые глаза. Мои были полны слез, однако я смело встретил его взгляд.
– Как я понимаю, вы говорили, что видели, как он выходил? – спросил он сурово.
– Я видел длинное дорожное пальто и, разумеется, подумал, что это он.
– А я готов поклясться, что именно этот франт отдал мне ключ!
Это был несчастный голос констебля, стоявшего за нами. На него и накинулся побелевший от злости Маккензи.
– Я не спрашивал мнения проклятых полицейских вроде тебя! – заявил он. – Какой твой номер, подлец? П 34? Так слушай меня, мистер П 34! Если бы этот джентльмен был мертв, а не приходил в себя, пока я говорю, знаешь, кем бы ты был? Виновным в непредумышленном убийстве, ты, свинья с пуговицами! Ты знаешь, кого ты упустил, растяпа? Самого Кроушея – типа, который вчера сбежал из Дартмура! Клянусь Богом, тебя сотворившим, П 34, что, если я упущу его, тебя выпрут из полиции!