– Ты ведь не хочешь сказать, что это Торнэби-Хаус?
Я не был знаком с видом из своих задних окон.
– Конечно же, хочу, ты, кролик! Посмотри же в свой бинокль. Он-то и оказался полезнее всего.
Однако еще до того как я успел сфокусировать линзы бинокля, с моих глаз упала пелена совсем иного рода. Теперь я понимал, почему так часто видел Раффлса в последние пару недель и почему он всегда приходил между семью и восемью часами вечера, ожидая меня у этого самого окна и с этим самым биноклем. Теперь я все видел очень четко. Освещенное окно, на которое указывал Раффлс, полностью завладело моим вниманием. Из-за задвинутой шторы я не мог видеть, что происходило в комнате, однако силуэты находившихся внутри людей я различал весьма отчетливо. Мне даже показалось, что прямоугольник света пересекала, покачиваясь, тонкая черная полоса. Должно быть, это было то самое окно, в которое бесстрашный Пэррингтон спустился из расположенного этажом выше.
– Так и есть! – ответил Раффлс на мое восклицание. – Именно за этим окном я следил все эти недели. При дневном свете с этой стороны дома можно разглядеть многое выше первого этажа, и, к счастью, как раз в одной из этих комнат хозяин дома облачается в свой ночной наряд. Это легко заметить, если смотреть в нужное время. В одно утро, еще до того, как ты проснулся, я видел, как он бреется! Вечером там остается за всем присматривать камердинер, и в этом-то и была загвоздка. В итоге мне пришлось кое-что выяснить об этом типе и послать ему телеграмму от имени его девушки, чтобы он встретился с ней вне дома в восемь. Разумеется, он утверждает, что был тогда на своем посту. Впрочем, я и это предвидел, сделав работу бедолаги вместо него до того, как взяться за свою. Я сложил и убрал каждый предмет одежды, прежде чем перевернуть комнату вверх дном.
– Даже не представляю, как ты успел!
– У меня на это ушла всего одна лишняя минута, а часы встали ровно в пятнадцать. Впрочем, к их остановке приложил руку я сам. Это старая уловка: остановить часы и перевести стрелки, однако ты должен признать, что все выглядело так, словно кто-то обернул часы, чтобы и их унести. Таким образом, в комнате обнаружилась целая куча доказательств того, что ограбление было совершено, когда мы все сидели за столом. Хотя на самом деле камердинер вышел из нее через минуту после лорда Торнэби, а я вошел туда еще через минуту.
– Через окно?
– Чтобы быть уверенным. Я ждал внизу, в саду. Содержание собственного сада в городе обходится дорого во многих смыслах этого слова. Ты, конечно же, заметил старую заднюю дверь? Замок на ней просто смехотворный.
– Но что насчет окна? Оно на втором этаже, разве нет?
Раффлс взял трость, которую положил рядом со своим пальто. Это был толстая бамбуковая трость с полированной рукоятью. Он отвинтил рукоять и вытряхнул из трости несколько тростей меньшего размера, напоминавших детскую удочку, которой, как я потом понял, они раньше и были. Затем он достал и быстро прикрепил к наконечнику трости изготовленный из стали двойной крюк; после этого Раффлс расстегнул три пуговицы жилета, и я увидел, что вокруг его талии была обмотана великолепнейшая веревка из манильской пеньки с аккуратными петлями для ног, располагавшимися через равные отрезки.
– Нужны дальнейшие объяснения? – спросил Раффлс, размотав веревку. – Этим концом она крепко привязывается к вот этому концу крюка, другая половина крюка цепляется за все, что попадется ей на пути, – и ты оставляешь трость болтаться, пока сам взбираешься наверх. Разумеется, ты должен знать, за что цепляться, однако хозяин дома любезно привинтил керамическую ванну к полу своей гардеробной. Все трубы были снаружи и крепились к стене как раз в нужном месте. Видишь ли, я проводил разведку не только ночью, но и днем: было бы неразумно конструировать лестницу, полагаясь на случай.
– Ты ее сделал специально для этого!
– Мой дорогой Банни, – сказал Раффлс, вновь подпоясываясь пенькой, – я никогда не собирался учиться изготовлению лестниц, но я всегда говорил, что, если мне когда-нибудь придется воспользоваться одной из них, это будет лучшая лестница из всех когда-либо изобретенных человечеством. К тому же когда-нибудь она может пригодиться еще раз.
– Но сколько времени у тебя ушло на все про все?
– От матушки-земли до матушки-земли? Этой ночью я управился примерно за пять минут, и одна из них ушла на то, чтобы выполнить работу другого человека.
– Что?! – вскричал я. – Ты хочешь сказать, что вскарабкался наверх, спустился вниз, залез в окно, вылез из него, взломал шкаф, затем тот здоровенный оловянный сундук, заклинил дверь и скрылся с пэрским одеянием и всем остальным за пять минут?
– Разумеется, нет. Нет и нет.
– Тогда что ты имеешь в виду? Что конкретно ты там делал?
– Съел кушанье в два присеста, Банни! Вчерашней ночью у меня была генеральная репетиция, и именно тогда я забрал всю добычу. Наш благородный друг храпел в соседней комнате все это время, однако приложенные мной усилия все равно заслуживают того, чтобы занять достойное место среди моих скромных подвигов, поскольку я не только взял все, что хотел, но и оставил комнату точно в том виде, в котором она была до моего прихода, все за собой закрыв, как и положено хорошему мальчику. Тогда это заняло гораздо больше времени; сегодня же мне просто нужно было устроить в комнате небольшой беспорядок, стащить несколько запонок и оставить улики, явно указывающие на то, что чертово одеяние стащили сегодняшней ночью. Если подумать, то это было именно тем, что ваша пишущая братия называет Q.E.F.[76]. Я не только показал нашим разлюбезным криминалистам, что никак не мог бы провернуть этот трюк, но и заставил их думать, что его провернул кто-то другой, за которого они, как полные ослы, приняли меня.
Вы, наверное, полагаете, что в ту минуту я смотрел на Раффлса в немом и восхищенном изумлении. Но к тому моменту я уже знал его слишком хорошо. Если бы он сказал мне, что вломился в Английский банк или Тауэр, я бы не усомнился в его словах ни на секунду. Я приготовился отправиться с ним в Олбани и взглянуть на регалии, спрятанные у него под кроватью. Заметив, что он надевает пальто, я достал свое. Однако Раффлс и слышать ничего не хотел о том, чтобы я сопровождал его в тот вечер.
– Нет, мой дорогой Банни, я с ног валюсь от усталости и нервотрепки. Возможно, ты мне не веришь, считая меня двужильным, но те пять минут, о которых ты теперь знаешь, были слишком напряженными даже на мой вкус. По задумке ужин должен был начаться без четверти восемь, поэтому, не буду скрывать, я рассчитывал, что времени у меня будет в два раза больше. Однако без двадцати все еще никого не было, и наш благородный хозяин не торопился. А я не хотел оказаться последним прибывшим, так что был в гостиной без пяти. В результате действовать пришлось быстрее, чем мне бы хотелось.
Точку в этой истории Раффлс поставил уже после того, как мы с ним распрощались, и сделал это так, как это бы сделал я сам. О судьбе пэрских одеяния и короны достопочтенного графа Торнэби, Р. П., стало известно не только криминалистам, не говоря уже о членах Клуба криминалистов. Он поступил с ними в точности так, как того и ожидали джентльмены, с которыми он провел вечер. И сделал это Раффлс в столь свойственной ему манере, что эти джентльмены раз и навсегда выбросили из головы мысль о том, что он мог быть самим собой. О том, чтобы воспользоваться услугами «Картера Патерсона»[77], не могло быть и речи, почтовых отправлений также следовало избегать по очевидным причинам. Потому Раффлс поместил белого слона в камеру хранения на Чаринг-Кросс и отправил лорду Торнэби квитанцию.
Ловушка для взломщика
Я как раз выключал свет, когда в соседней комнате начал яростно звонить телефон. Сонный, я вскочил с кровати; еще минута – и меня бы не разбудил никакой звонок на свете. Был час ночи, и вечером предыдущего дня я ужинал со Свиггером Моррисоном у него в клубе.
– Алло!
– Это ты, Банни?
– Да… Это ты, Раффлс?
– То, что от меня осталось! Банни, ты мне нужен… срочно.
Даже по телефону его голос был полон тревоги и страха.
– Что вообще случилось?
– Не спрашивай! Ты не поверишь…
– Сейчас буду. Ты там, Раффлс?
– Не слышу.
– Ты там, приятель?
– Д-да-а…
– В Олбани?
– Нет, нет, у Магуайра.
– Ты не говорил. А где Магуайр?
– На Хаф-Мун-стрит[78].
– Я знаю, где это. Он сейчас там?
– Нет… Еще не пришел… А я попался…
– Попался!
– В ту самую ловушку, которой он хвастался. Поделом мне. Я ему не поверил. Но в итоге я попался… Попался… в итоге!
– После того как он сказал нам, что ставит ее каждую ночь! Ох, Раффлс, что же это за ловушка? Что мне делать? Что принести?
Однако его голос становился тише и слабее с каждым ответом, а в этот раз ответа и вовсе не последовало. Вновь и вновь я спрашивал Раффлса, там ли он, однако ответом был лишь гул в телефонной трубке. Так я и сидел, отрешенно глядя на окружавшие меня четыре надежных стены, с трубкой, все еще прижатой к моему уху. Из оцепенения меня вывел короткий стон, за которым последовал глухой и жуткий звук падения обмякшего человеческого тела.
В совершеннейшей панике я рванулся обратно в спальню и в спешке влез в помятую рубашку и вечерний костюм, лежавшие там, где я их бросил.
Я осознавал, что делаю, не больше, чем понимал, что мне делать дальше, однако позже я заметил, что взял свежий галстук и завязал его даже лучше, чем обычно. Но думать я не мог ни о чем, кроме Раффлса, попавшего в какую-то дьявольскую ловушку, и оскаленного монстра, подкрадывающегося к нему, лежащему без сознания, чтобы убить одним смертельным ударом. Должно быть, я привел себя в порядок, глядя на свое отражение в какой-то стеклянной поверхности. По-настоящему я мог видеть только картины в своем воображении, и они были наполнены ужасающими видениями известного боксера, заработавшего себе как добрую, так и дурную славу под именем Барни Магуайр.