Тому, кто увидел бы нас в эти мгновения молчаливого бега, мы показались бы бесплотными духами. Но из темноты выглядывала только нечисть, а уж она-то прекрасно различала, живой человек мимо промчался или призрак. Каков бы ни был внешний вид, какими бы ловкими ни казались движения – живая кровь всегда пахнет жизнью.
Марий вывел нас к Чернице на несколько верст выше по течению от холма, где расположилось Приречье. Деревья здесь подступали к реке почти вплотную. Их мохнатые лапы свешивались так низко, что касались черного зеркала неподвижной возле берега воды. Промеж искривленных стволов, прижимаясь к ним покатыми боками, торчали уже знакомые защитные курганы. Только здесь они выглядели старше, неопрятнее – быть может, из-за зарослей, плотно затянувших их склоны. Среди изумрудных листьев мелькнули красные огоньки, и, приглядевшись, я опознала боярышник.
Кисти алели так ярко, что почти светились, хотя до серпеня[19], когда наступало время собирать ягоды, было еще долго. Возможно, это сила зачарованных насыпей заставила их созреть раньше срока. Боярышник служил неплохой защитой от мелкой нечисти, и я припрятала несколько веточек в карман.
– Передохнем немного, – осмотревшись, махнул рукой Марий. – Никто не знает, что ждет нас на том берегу, так что отдышаться не помешает. Мы шли ходко, погоня до нас добраться не успеет.
– Погоня? – переспросил Совий. – Ты что, сбежал, не уведомив своего Старшего?
– Видишь ли, Буревестник, он мне не Старший. Только его забыли об этом предупредить, когда отправляли в Приречье. Мы с Дарганом раньше лично не встречались, да и он совершенно не интересуется изменениями в… иерархии Школы.
Марий передернул плечами и ухмыльнулся привычной кривой улыбкой.
– Я объяснил ему, что иногда стоит быть любопытней. А он почему-то разозлился.
Я прислушивалась к разговору дейвасов краем уха, но поняла главное: Марий оставил в Приречье разъяренного огненосца, и ничто не мешало тому сорвать злость на простых людях. Мои пальцы сами собой сжались в кулаки. Я отошла к реке и присела на корточки, вглядываясь в набегающую на коричневатую гальку воду и глубоко дыша.
Догнав нас с Совием после ночи безумной скачки, Марий заверил меня, что Марьяну никто не тронет. Сказал, что представил все так, будто я околдовала ее и заставила себе помогать. Зная подругу, я была уверена, что она попыталась выцарапать ему глаза за такие речи, и дейвас скривился: видно, я недалека была от истины.
Но оказалось, что ее сдержал Богуяр. Снова сын печника помог мне, и я начинала догадываться почему Впрочем, моей благодарности эти догадки не уменьшили. Жаль, я никогда не узнаю, срастется ли что-то у молодых людей, но счастья им пожелала от всего сердца.
И вот теперь я узнаю, что Болотник снова подверг Марьяну, Бура и еще нескольких не поддавшихся колдовству Даргана приреченцев опасности.
– Пани рагана, не сопите так громко. Громобой не тронет простой люд. Они для него как дети: шумные, взбалмошные и капризные, но уж точно не заслуживающие смерти.
Я никак не показала, что услышала слова Мария, брошенные в мою сгорбленную спину. Но тяжелый камень страха, осевший в груди, стал легче.
На мелководье река светлела, вместо черной становясь коричнево-желтой и прозрачной. Я потрогала воду пальцами, затем опустила руку на дно, ткнувшееся в ладонь по-собачьи холодно и мокро. Река игриво плеснула маленькой волной, и я невольно вскрикнула, уворачиваясь от россыпи мелких брызг.
– Ты ей нравишься, – рядом присел Совий.
Он уперся локтями в колени и сцепил пальцы в замок, не спеша опускать их в Черницу. Я же продолжала гладить и перебирать мелкие камушки, пожав плечом в ответ на его замечание.
– Я же рагана. Мы дружны с природой.
– Да, вот только обычно реки не ластятся к раганам, как ручные псы.
Я задумалась над словами охотника. Честно говоря, я никогда не видела, чтобы рагана играла с водой, но я вообще за всю жизнь встречала только двоих водяниц, не считая мамы, так что не мне судить. Я же, сколько себя помню, всегда считала воду живым существом, и она охотно отзывалась, когда я ее звала.
Я скорее почувствовала, чем увидела, что Совий протянул руку, словно желая погладить меня по голове. Замерла, не зная, отшатнуться или позволить ему дотронуться. Но решать не пришлось: Лис едва слышно вздохнул и встал на ноги, так и не коснувшись растрепавшихся прядей.
– Привал окончен, – ядовито возвестил Марий, бесшумно возникнув за нашими спинами. – Прошу к переправе.
Болотник двинулся вперед первым. Черница заволновалась, и сердитая волна плеснула о берег, будто река почуяла присутствие огненного колдуна. Я стояла позади дейваса и не видела его лица, но почему-то была уверена: он снова улыбается своей поганой ухмылочкой – кривой и недоброй. Дейвас сказал что-то, чего я не разобрала, зато расслышал Совий. Лис удивленно вздернул брови:
– Откуда ты знаешь, как говорить с водой? Это же наука лаум!
– Я времени в Школе не терял, в отличие от некоего самоуверенного юнца. Пока ты кичился своим даром, я просиживал штаны в библиотеке, а позже, когда ты пропал, стал вызываться в каждую поездку. Поначалу меня брали неохотно, но со временем начали доверять. Где бы я ни оказался, искал записи лаум. В них было много… интересного.
Совий сжал губы и отвернулся, никак не ответив на колкость Мария, а тот обернулся и пытливо глянул на меня. Я вздернула в ответ бровь, не спеша задавать вопросы и предлагать помощь. Впрочем, чернокафтанник, похоже, прекрасно знал, что делает. Помощь моя ему была не нужна. А вот послушание – очень даже.
– Несмотря на полученные знания, не вижу смысла идти против своей природы. Ведь с нами рагана. Кому, как не ей, договариваться с водой?
Я скрестила руки на груди и вздернула подбородок.
– И чего ты от меня хочешь? Ходить по воде, как по суше, я не умею.
– Тебе и не нужно. Здесь когда-то была переправа – хорошая, мощная, но, увы, поставленная силами дейвасов. Раганы сотрудничать отказались. Переправой так и не удалось толком воспользоваться, а сил на поддержание уходило слишком много. Поэтому о ней забыли. Я нашел упоминание об этом опыте в записях одного из дейвасов, которые заклинали бревна. Он сокрушался, что силы даже одной раганы хватило бы, чтобы впечатать мост в Явь и не дать пропасть вложенным усилиям. И мне подумалось, что силы одной раганы может вполне хватить и чтобы поднять его со дна речного. Как думаешь, я прав?
Дейвас не нуждался в моем подтверждении. Он подошел ко мне и взял меня за руку, крепко стиснув ладонь. На мгновение мы оказались совсем близко друг к другу, и против воли я вдохнула его запах. Хвойная терпкость защекотала нос, а от нотки мускуса кровь по телу побежала быстрее. Но тут запах костра и осенних листьев окутал меня со спины, и я легко сбросила подступавшее наваждение.
Когда-то я любила эти ароматы. А теперь, похоже, буду избегать их.
– Тебе обязательно все время ее хватать? – хрипло осведомился Совий, вставший позади меня: это от него пахло осенью.
– Может, ты не заметил, но та часть ее силы, за которую лаум и их потомков раган прозвали водяницами, спит. Я могу ненадолго ее пробудить, и проще всего сделать это через касание, – Марий потянул меня к реке, и я неохотно подчинилась.
Знак на спине потеплел, подтверждая сказанное огненосцем, и я невольно передернулась. Марий же, когда мы отошли от Лиса на достаточное расстояние, тихо промурлыкал:
– И да, мне просто нравится тебя трогать.
Мы встали на берегу, так близко к воде, что носки наших сапог намокли. Марий приказал мне представить мост и вытянул мою руку над беспокойной чернотой. Его собственная чуть засветилась: дейвас призвал огонь, и я почувствовала, как внутри меня каждая жилка задрожала, будто по ним кроме крови потекло что-то еще. Возможно, именно так оно и было, потому что рука, которую держал Болотник, вдруг окуталась серебряной дымкой. Я напомнила себе, что терплю все это ради того, чтобы добраться до лаум, закрыла глаза, отгоняя назойливо жужжащие мысли, и задумалась.
– Что бы ты себе ни навоображала, к истине оно отношения не имеет, – хлесткий голос вытянул по спине, словно кнут. Я поморщилась, по-прежнему не раскрывая рта. Развеяла образ мощного, выстланного толстыми бревнами моста и позволила мыслям унестись в детство.
Я болтаю ногами в теплой воде, сидя на полуразрушенных мостках. Рядом покачивается серая лодочка, полная рыбы, и солнечные лучи рисуют радуги на чешуе. Берег зарос рогозом, и в его зеленых кущах жирные пятнистые лягушки распевают на разные лады неожиданно тонкими и мелодичными голосами. В темной – почти как в Чернице, но все же светлее – воде плещется подруга. Брызгается и хохочет, когда я не успеваю закрыться рукой, и серебристые капли стекают по притворно обиженному лицу…
– Прекрасно. Можешь, когда захочешь. Продолжай в том же духе, и мы сработаемся.
– Для тебя старалась. Надеюсь, на том берегу ты будешь первым, кого сожрут, – я вырвала руку из хватки дейваса и отошла в сторону.
Он не обратил внимания на мой маленький бунт: был слишком занят разглядыванием сооружения, что поднялось из воды и состояло, казалось, сплошь из подгнивших палок и разномастных досок. Кое-где вода захлестывала этот жутковатого вида мост. В некоторых местах зияли проплешины. Просто удивительно было, на чем держалась странная переправа, но я знала – на слове раганы. Я никогда не встречала мостов, на которых спокойно могли разъехаться две телеги, зато вот таких мостиков навидалась за жизнь с лихвой. Он был куда прочнее, чем казался, и тянулся к берегу Чащи корявой зеленоватой рукой.
Кто-то сжал мое плечо, и я вздрогнула. Но это всего лишь Лис попытался меня подбодрить. Я фыркнула и шагнула вперед, сбрасывая его руку. Я первой ступила на мост, отозвавшийся легкой дрожью, как живое существо, а когда обернулась, Совий вновь надел маску отстраненности.