терял смысл жизни, который однажды нашел в литературе, наркоманил, потому что он творческая, блядь, личность, наркоманил из-за смерти сына, которая случилась пять лет назад, наркоманил, ибо умер Бог. Короче, он наркоманил из-за чего угодно. Мог даже понаркоманить из-за Достоевского, но только не из-за наркотиков, кайфа и зависимости. Охуеть – не встать расклады, правда?
Тем временем на лоджии происходила немая сцена. Сначала это была просто сцена. Сознательной немотой она обросла, когда Андрей закурил. Света отметила, что в банке лишь один чибон, и успокоилась, но стоило ему закурить вторую сигарету, как она снова напряглась. Когда же он немузыкально напел – «а у тебя СПИД, и значит, мы умрем», – ее сердце ухнуло в глубокий колодец. Ох, какой несчастной и живой она почувствовала себя в эту секунду!
Они оба не учуяли, а я учуял – на лоджии запахло достоевщиной. Ну знаете, познание мира через тьму и страдания. Бла-бла-бла. То ли я русофоб, то ли это такая русская тема – в счастье подозревать обман, а в муках – подлинность и великую настоящность. Света зашла на лоджию, прикрыла за собой дверь и села на табурет.
– Андрей…
– Светлана?
– Тебя несет?
– Подволакивает. Но не в том смысле. Пойдем в ванную.
Андрей шагнул к Свете, сжал ее грудь, прижался телом.
– Потрогай, какой он твердый.
Света потрогала. Андрей поднял ее на ноги, поцеловал, раздвинул языком губы. Света отрешилась. Ее разум и тело зажили отдельными жизнями. Господи, сколько раз это было? Твердый, поцелуи, ванна, массаж ног, нежный секс. Он будто извинялся этим за то, что будет дальше. За две, а иногда три бессонные ночи, мокрую от слез подушку и мучительное гадание – жив он или умер от передоза? Или арестован? Или убит? Или влюбился в проститутку, и вот сейчас раздастся звонок, и он ввалится в квартиру вместе с нею и прогонит Свету. Но даже если не так, даже если он вернется один, на своем проклятом отходняке, и станет каяться, вымаливать прощение, и ляжет спать, а она наконец уснет вместе с ним, разве от этого легче, когда ей известно, что ровно через неделю все повторится? Отчаянная злоба загнанного в угол человека заполонила Свету. В ту же секунду она ощутила во рту его язык и с силой сжала зубы. Андрей застонал, зашипел, попытался отпрянуть, но зубы держали крепко, и тогда он ударил Свету в живот. Она разжала зубы и согнулась пополам, задохнувшись. Андрей сплюнул кровь в банку.
– Ты ебнутая, что ли? Я пытаюсь завязать, зову тебя в ванну, хочу отвлечься, ищу, блядь, поддержки, а ты такую дичь вытворяешь!
Андрей схватил пачку и закурил. На лоджии запахло мерзкой «Явой соткой». Света села на табурет, не отнимая рук от живота. В ее голове промелькнуло – если б я была беременна, у меня бы сейчас случился выкидыш, и он бы никуда не ушел. Жаль, я не беременна. С трудом вдохнув, Света посмотрела на мужа.
– Значит, это из-за меня? Я недостаточно тебя поддерживаю? Какой же ты ублюдок.
– Ты вообще берега попутала. Сколько можно это терпеть?!
Андрей швырнул сигарету за окно и громко вышел с лоджии. Света кинулась за ним. Андрей яростно искал вещи: хлопал дверцами шкафа, швырнул в стену попавшуюся под руку расческу, несколько раз пнул диван. Света проскочила мимо него на кухню, схватила пакет и бросилась в коридор, где так же исступленно засунула в него две пары кроссовок, тапки и мокасины. Андрей вышел к ней босиком, в джинсах и джемпере.
– Обувь отдай.
– Нет.
Андрей приблизился. В его движениях читалась угроза. Света не отступила, лишь завела руки с пакетом за спину и выпрямилась. По ее щекам катились автоматные очереди слез. Андрей замер.
– Света, я просто пиво попью с пацанами. Колоться не буду, отвечаю.
– Сам-то в это веришь?
– Представь себе – верю. Ты же умничка – отдай обувь, не устраивай сцен.
– Не отдам. Босиком иди.
Андрей впечатал ладонь в стену за Светиной спиной, резко развернулся и ушел в комнату. Там он выгреб из шкафа желтые шестишипованные бутсы, надел их и крепко зашнуровал.
В комнату влетела Света, скинула с себя ночнушку и стала быстро одеваться. Андрей уставился на нее.
– Ты куда?
– А ты как думаешь?
– Я серьезно. Ты куда?
– С тобой. Тоже хочу пивка попить. Нельзя?
Андрей был явно озадачен таким поворотом.
– Мы же пацанами. Без жен все.
– Какими пацанами? Ты даже никому не звонил!
– Звонил. Пока ты спала.
– Хорошо. Покажи вызовы.
Света протянула Андрею раскрытую ладонь. Он посмотрел на ее руку так, будто в ней лежала ядовитая змея.
– Ты чё, мне не веришь? Какие могут быть отношения без доверия? Ты чё?
Света демонстративно и чуть истерично рассмеялась. Андрей озлился.
– Ладно, пошли.
– За пивком?
– За ним.
– А зачем ходить? Пусть пацаны купят и приходят к нам, тут и попьем.
– Не начинай, а?
– Это ты не начинай!
Андрей сел рядом со Светой. Его голос и вид изменились. В них засквозили вина и жалостливость. Андрей попытался взять Свету за руку, но она высвободилась.
– Свет… Я тебе соврал. Не хочу тебе врать. Ты мой самый родной человек, самый близкий, понимаешь?
– Свежо предание…
– Да нет, не ерничай. Правда, не могу тебе врать. Я не пива хочу, я хочу въебаться. Но это последний раз, клянусь! Дембельский аккорд такой. В понедельник лягу в наркологию. Пора с этой хуйней завязывать.
Света молчала. Потом взяла телефон и включила диктофонную запись. Комнату заполнил чуть измененный голос Андрея и Светины всхлипы.
«Прости меня. Я выгорел. Я не виноват. Я пойду к психотерапевту. Не плачь, Свет. Не плачь, чё ты? Хочешь, на колени встану? Хочешь? Это в последний раз. Я сам больше этого не хочу. Посмотри, как я вену расхуярил! Реквием по мечте какой-то! Хули ты плачешь? Ты заебала! Прости, Света. У меня отлеты, психоз, это не я. Я хочу есть. Есть что поесть? Сладкое что-нибудь. Давай так. Если я еще хотя бы раз въебусь, я покончу с собой. Давай?»
– Света, выключи!
– Нет. Слушай.
– Выключи, я сказал. Дай сюда!
Андрей попытался выхватить у Светы телефон. Она увернулась и остановила запись. Андрей напирал.
– Удали запись!
– И не подумаю.
– Зачем ты меня мучаешь?
– Я?!
– А кто? Короче, все. Я пошел.
– Я с тобой.
– Нет!
– Ладно, иди. А я пока выложу запись на фейсбук[2]. Пусть твои поклонники послушают.
Андрей застыл в дверном проеме.
– Ты не посмеешь.
– А ты проверь! Или берешь меня с собой, или я публикую запись.
– Это наше с тобой дело. Зачем на общее выносить.
– Куда хочу, туда и выношу, понял?
– Ты меня на «понял» не бери, понял?
Андрей, напряженный до одеревенелости, вдруг расслабился и улыбнулся недоброй улыбкой:
– Пошли. Расхуярим твою психику на атомы.
– Пф! Ты уже ее расхуярил.
Света и Андрей оделись и вышли в подъезд. Не то чтобы идущие на смерть приветствуют тебя, но около. Света нажала кнопку лифта, Андрей пошел по лестнице куда-то наверх.
– Ты куда?
– Мяу надо взять.
Света пошла следом.
– Чего?
– Мяу. Ну, меф. Мефедрон.
– Ты только что испоганил мультик.
– Какой?
– «Кто сказал "Мяу"».
– А кто сказал мяу? Ну-ка, скажи мяу.
– Очень смешно.
– Тише.
Андрей и Света поднялись с пятого этажа на шестой. Андрей остановился возле однокомнатной квартиры. Света посмотрела на него с удивлением.
– Здесь же хозяин «туарега» живет.
– Живет.
– Ты же его ненавидишь.
– Как сказать. Я не обязан любить барыгу, чтобы у него брать.
Андрей постучал в дверь костяшкой указательного пальца – тук-тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук, тук, тук-тук.
Дверь открыл здоровый лысый мужик. Света видела его раз сто, но ни разу не заподозрила в нем исчадие ада. Вот и думай после этого, что разбираешься в людях. Барыга показался ей олицетворением фразы о банальности зла.
– Сколько?
– Два?
– Муки?
– Крисов.
– Лихо. Четыре.
– Норм.
Андрей протянул лысому свернутые в трубочку купюры, тот исчез в квартире, но скоро возник и пожал Андрею руку. Света догадалась, что через рукопожатие он передал ему наркоту. Здесь необходимо кое-что пояснить. У нас есть немного времени, потому что Андрей и Света пошли в «булочную» за «баянами». То есть в аптеку за шприцами.
Кому-то могло показаться, что Света успокоилась, приняла ситуацию. Это не так. Просто она впервые сумела настоять на своем, и эта, как ей казалось, победа, обещала многое и выступала даже неким знаком. Где одна победа, там и вторая, правда? А еще Света не верила, что Андрей сможет уколоться при ней. Такой расклад представлялся ей настолько невероятным, что легче было поверить в полное преображение Андрея прямо сегодня. Не может же он выбирать между ней и мяу и выбрать этот мяу? Эти мысли если и не окрыляли Свету, то уж точно вселяли уверенность в благоприятное окончание всего дня.
Возле аптеки Андрей притормозил:
– Подожди меня здесь, я щас.
– Я с тобой.
– Не.
– Почему?
– Ну, это стремно, понимаешь. Аптекарь, она смекнет, что я жру. Будет так, знаешь, смотреть… Мне-то пофиг, я привык, а тебе будет неприятно.
– Ты хотел сказать – стыдно и позорно?
– Да. Подождешь?
– Нет.
Света тряхнула головой и гордо вошла в аптеку. Ее глаза блестели.
Отстояв небольшую очередь, Андрей и Света подошли к кассе.
– Десять двухкубовых шприцев, платочки бумажные и бутылку негазированной воды. Маленькую.
Аптекарь смерила Андрея и Свету колючим взглядом. Света не смогла промолчать.
– Андрей, я думала, ты инсулинками колешься.
Андрей опешил и побледнел. Света повернулась к аптекарю:
– У вас есть инсулинки?
– Есть.
Андрей с трудом разлепил рот.
– Не надо. Двухкубовые давайте. Десять.
Света молчать не хотела. Наоборот, заговорила громко, как с трибуны. Или с эшафота. Как Настасья Филипповна в свой день рождения.