ыкла, что это треп, и реагировала скорее по инерции, чем всерьез. Разговор о заплыве услышал один из армян и подошел поближе. Он жадно смотрел на нее, а говорил с ним. «Слушай, друг, – сказал армянин, – если ты проплывешь час без остановки, с меня шашлык и бутылка вкусной чачи». «А если не проплыву?» – спросил он. «А если не проплывешь, я с твоей девушкой медленный танец потанцую».
По-хорошему, тут стоило бы ударить армянина по лицу, но он был рослым и накачанным, его друзья стояли неподалеку, да и пляж почти опустел. Плюс – она смотрела на него с иронией. Когда дело касается мужской гордости, женские ироничные взгляды действуют не хуже ножей. Выдержав паузу, он ответил: «Захочет она с тобой танцевать или не захочет – надо спросить у нее». Он посмотрел на жену, изо всех сил пытаясь не выдать взглядом мольбу. Она тряхнула гривой, посмотрела на него, на армянина и сказала: «Почему бы и нет? Я люблю медленные танцы». Армянин просиял и повернулся к нему. «Ну что? Спорим?» И протянул руку. «Спорим». Он пожал широкую ладонь. Рукопожатие армянина было крепким. Он сдавил в ответ. Армянин усугубил. Он тоже. Поломав друг другу руки, они одновременно расцепили рукопожатие. Ему хотелось растереть, размять ладонь, но он сдержался. Армянин сбегал на берег и засек время по своим часам. Он установил таймер, посмотрел на жену, коротко поцеловал ее в губы и нырнул в море. Заплыв начался.
Вынырнув метров через восемь, он поплыл размеренным кролем. Он старался ни о чем не думать, тем более о жене, оставшейся на берегу в компании армян. Метров через сто его руки забились. Он поплыл на спине. Метров через двести его захлестнула волна. Перевернувшись на живот, он поплыл брассом, яростно отплевываясь. Волну породил рыбацкий баркас, возвращавшийся с промысла. Брассом плылось легко и ненатужно, хоть и медленно. Поймав ритм, он задышал размеренно и вдруг понял, что сможет плыть час без остановки. Эта уверенность перетекла в мышцы, сделав их упругими и злыми. Злости добавляли и мысли о жене, которые, как он их ни гнал, завладевали извилинами. Она… там… с ними… Ух! Он уплыл довольно далеко, во всяком случае, берег превратился в полоску, когда справа над водой появился плавник. И еще один. И еще. Это были афалины. Умные славные дельфины. Он обрадовался. Он давно мечтал поплавать с дельфинами. В детстве он смотрел сериал «Флиппер» и относился к дельфинам однозначно.
Повернув, он перешел на кроль и поплыл прямо на плавники. Плавников было двое, потом – пятеро, а потом целых восемь. Они плавали вокруг него, а он барражировал на месте, вертя головой. Постепенно круг сужался. Он протянул руку и коснулся пальцами гладкого дельфиньего бока. Один дельфин вынырнул и улыбнулся. Он счастливо улыбнулся в ответ. Дельфин ушел на глубину. Он набрал воздуха и нырнул следом. Вдруг ему в живот уперлось упругое и гладкое и потащило наверх с большой силой, буквально вышвырнув из воды. Взлетев над морем, он плюхнулся, хлебнул воды, тут же вынырнул и отплевался. Что это было? Конечно, это был дельфин, но почему? Может, они так играют? Резко наступила темнота. Он поймал себя на мысли, что не помнит, в какой стороне берег. Оглядевшись, он нашел гирлянду огоньков. Включил подсветку на часах. Посмотрел на таймер. Прошло тридцать семь минут, пора назад. Уплыли дельфины или все еще кружат – он не знал. Он даже пальцы собственной вытянутой руки мог разглядеть с трудом.
Он поплыл кролем. Изо всех сил. Пятки жгло страхом. Пацаном он как-то зашел в чужой район и еле-еле унес оттуда ноги. Сейчас он чувствовал себя схоже. Плыть в полной темноте было иррационально страшно. Мерещилось всякое. Слух оголился до предела. Метров через пятьдесят ногу пронзила дикая боль. Его потащило на дно. Ему повезло, что его потащило на вдохе, а не на выдохе. Это был дельфин. Извернуться, сделать что-либо не получалось из-за скорости. Дельфин тащил его не прямо на дно, а по касательной. Метров через пятнадцать дельфин разжал челюсти. Он судорожно всплыл, ощупал ногу. Прокусы, штук шесть. Кровь. Он всхлипнул и поплыл к берегу, каждую секунду ожидая нападения. Метров через сто его ударило в бок и сильно отшвырнуло. Едва он вынырнул – удар повторился. И еще. В ребрах с левой стороны хрустнуло и страшно заныло. При вдохе боль делалась нестерпимой. Он закричал. Плыл и кричал, как дикое животное.
Она лежала в шезлонге, укрывшись полотенцем. Рядом, как свита, расположились армяне. В соседнем шезлонге, где еще час назад лежал он, лежал любитель споров Оганес. Оганес достал из рюкзака бутылку «Апсны», громко извлек пробку, отпил и протянул ей. Она неуверенно взяла и сделал глоток. Она не сводила глаз с темного моря.
– Я волнуюсь. Прошло сорок минут. Надо звать спасателей.
Оганес был настроен оптимистично.
– Устал он. Толстый, сама же знаешь. Лежит на спине и отдыхает.
– А если не отдыхает? Если ногу свело?
– Море теплое, почему свело? Вы где живете?
– На Абазгаа. В «Лавре».
– Хороший дом. На массаж уже ходила?
– На какой массаж? Нет.
– Цы! Я – массажист. Ложись на живот.
– Мне не нужен массаж.
– Замерзла, как не нужен? Ложись давай.
Оганес встал с шезлонга и присел возле нее.
– Давай вот так сделаем, лучше будет…
Оганес опустил спинку ее шезлонга до самого низа.
– Я же сказала…
– Тише!
До берега долетел слабый вопль. Армяне вскочили. Оганес прислушался. Вопль повторился. Оганес сорвал футболку и вбежал в море. Друзья вбежали за ним. Она вскочила и крикнула:
– Это мой муж?! Это он?!
Ей никто не ответил. Армяне исчезли в воде. Она подошла к кромке и закричала:
– Андрей! Андрей!
Потом вошла в воду и быстро поплыла. Ждать на берегу и ничего не делать казалось невыносимым. Через пятнадцать минут на берег вышли армяне. Оганес и еще один тащили Андрея. Он с трудом передвигал ногами, а на левую ступал вообще кое-как. Дотащив его до шезлонга, Оганес вызвал скорую. Футболкой перемотал раны на ноге. Дал хлебнуть вина. Андрей огляделся и спросил:
– Где Оля?
Оганес пожал плечами:
– Не знаю. Здесь была.
Андрей попытался вскочить, но упал. Увидел Олины сланцы у кромки моря.
– Сланцы!
– Чё?
– Она за мной поплыла! За мной, блядь!
– Ты куда?
– За ней!
– Стой, я щас спасателей вызову! Стой, на хуй!
Андрей на голом шоке подошел к морю и осел на песок. Нога не держала. Через футболку сочилась кровь. Андрей пополз по-пластунски. Заполз в воду. Медленно поплыл. Его вытащили на берег. Он плевался и вырывался. Его связали ремнем и джинсами. Приехала скорая и спасатели. Андрея увезли в больницу.
Всю ночь спасатели обшаривали море. Трое суток спасатели обшаривали море. Через два дня Андрея выписали. Он нанял катер. Искал Олю неделю. Оганес с друзьями ему помогали. В последний день поисков они встретили дельфинов. Андрей сорвал гарпун. Прицелился. Спустил курок. Стрела вошла чуть ниже правого глаза. Андрея избили. Дельфина затащили в лодку. Андрей разрезал ему брюхо, покопался в кишках. Искал Олю. Или бикини. Или обручальное кольцо, но нашел зародыш дельфина.
На следующий день он уехал домой.
Сухорукий
Я лежал в шезлонге ранним утром и смотрел, как работники хозяина гостиницы, где мы сняли номер и которая находится метрах в тридцати от моря, катили к воде водный мотоцикл, упираясь руками в его блестящий корпус. Мотоцикл стоял на железной телеге с надувными широкими колесами, которые то и дело вгрызались в мелкую гальку и в ней вязли. Я прожил в Абхазии уже месяц и каждое утро наблюдал подобную картину с той лишь разницей, что обычно водные мотоциклы толкали опытные люди, то есть они упирались не в корпус, а в колеса, справедливо полагая, что если последние будут двигаться, будет двигаться и мотоцикл. Сегодняшние люди были неопытными. Неожиданно и совсем некстати, особенно на фоне таких безразличных явлений, как небо, море и горы, во мне возникла внутренняя борьба: подойти, объяснить и помочь или лежать дальше. Казалось бы, глупая дилемма, и с точки зрения ума она действительно была глупой – при любом выборе я не обременял свою совесть и не становился плохим человеком, однако на уровне интуиции – штуки позагадочнее кандибобера – этот выбор почему-то казался мне невероятно важным.
Бросив бесполезные попытки понять, почему это вообще может быть важным, я встал с шезлонга и подошел к водному мотоциклу, рядом с которым сидели двое работников и тяжело дышали. До моря оставалось метров десять.
«Пацаны, – сказал я, – надо толкать колеса, тогда дело пойдет, давайте вместе».
Я уперся в правое колесо, работник, что покрепче, уперся в левое. Мотоцикл сдвинулся с места и пусть и нехотя, но запереваливался куда надо. Возле самого моря, в двух метрах от кромки, мотоцикл уткнулся в пригорок, сооруженный прибоем. Преодолеть его с ходу нам не удалось, впрочем, как и со второй, и с третьей попытки. Тут я заметил, что к нам спешит худой незнакомый мне абхаз. В его облике не было ничего примечательного – шлепки, шорты, футболка с длинным рукавом, очки, бейсболка Detroit Red Wings, нос. Вот только левую руку он прижимал к груди, будто драгоценность. Присмотревшись, я понял, что рука изувечена – тонка, суха и вывернута ладонью вверх. Про себя я тут же окрестил абхаза Сухоруким. Знаю, что это нехорошо, но мне все равно хочется оставить за собой право быть нехорошим хотя бы наедине с самим собой.
Сухорукий с ходу уперся здоровой рукой в колесо и заорал на самого хлипкого работника: «Ора, сзади толкай, блять!»
Ора – это такое уважительное обращение к мужчинам в Абхазии. К женщинам обращаются иначе – обара.
Как это ни странно, но появление Сухорукого будто бы придало работникам сил. После короткой раскачки нам удалось одолеть пригорок, и мотоцикл уже самостоятельно покатился к воде. И тут бы нам распрямить уставшие спины и не бежать уже за ним, но инерция – штука страшная, поэтому мы моментально оказались по пояс в море, которое в тот день не отличалось спокойствием. По сути, мы вбежали навстречу большой волне, которую не заметили, увлеченные возней с мотоциклом. Волна сбила с ног Сухорукого и почти приложила головой о железную телегу, но мне хватило сноровки ухватить его за шиворот и выдернуть из воды. Другой рукой я схватил уплывающую бейсболку и подал ему. Сухорукий выплюнул воду, внимательно на меня посмотрел, потом как-то очень церемонно пожал мне руку и даже поцеловал в щеку. От такой сердечной благодарности за пустяк я смешался, пробормотал «не за что» и ушел к своему шезлонгу. Уходя, я поймал на себе странно-завистливые взгляды работников, но быстро выкинул все это из головы, потому что на пляж пришла моя жена и попросила намазать ее маслом от загара. Если б мне предложили выбрать идеальную работу, я выбрал бы эту – бесконечно намазывать маслом от загара свою жену.