– Ух ты! Надо ее найти.
– Кого?
– Да палочку! Чтобы убедиться. Ты ищи у себя дома, а я поищу у себя. Вдруг мой папа тоже волшебник?
Коле очень хотелось, чтобы его папа был волшебником. А потом он подумал, что Мишины родители специально о волшебстве ночью разговаривают, чтобы никто не подслушал, дело-то серьезное. Может, и его родители так же делают? Надо проверить.
Миша вернулся домой взбаламученным. Искать палочку, когда родители путаются под ногами, дело непростое. Поэтому Миша заныл, что хочет мороженку и «хороший хлебушек». Хорошим хлебушком он называл свердловский кекс. Вынудив маму к походу в магазин, Миша вздохнул с облегчением. Папа известно какой домосед – сразу ушел на балкон чинить блесны. Поискав в тумбе, под кроватью, в столе и в шкафу, Миша приуныл. Волшебной палочки нигде не было. Тут ему позвонил Коля:
– Миш, я палочку не нашел. Напильник только.
– И я не нашел.
– Надо ночью родителей подслушать. Вдруг они проболтаются, где лежат палочки?
– И что тогда?
– Тогда мы их достанем, покажем им и попросим все рассказать. Им уже будет не отвертеться.
– Точно. Не отвертятся уже.
Так друзья и поступили. В десять вечера прикинулись спящими, а в двенадцать ночи прокрались к родительским спальням. Им казалось, что подслушивать надо именно в двенадцать, потому что полночь и все такое.
Утром друзья снова встретились у «кузнечика». Миша пришел туда нормальным. Ночью он ничего не услышал. Папа только один раз пукнул, но это не считается. Зато Коля выглядел донельзя озадаченным.
– Ну как, Миша? Подслушал, где палочка?
– Нет. Они не разговаривали. А твои?
– Мои разговаривали.
Коля замолчал. Миша подпрыгнул от нетерпения.
– Ну?! Ты узнал?! О чем они говорили?
– Мой папа – мексиканский воришка яблок.
– Чего?
Коля чуть не плакал.
– Того! Он украл яблоки, а мама его спрашивала, почему он такой плохой, зачем он залез в сад и украл яблоки у госпожи!
– Твой папа инженер.
– Я знаю, что инженер. А еще он ворует яблоки. Лазит по чужим садам и ворует яблоки. Купить не может. Зачем он это делает, Миша? Он же взрослый!
– Может, это какая-то плохая госпожа и он ей так отомстил? Ты должен его спросить.
Коля шмыгнул носом.
– Думаешь?
– Думаю. А я спрошу про палочку. Прямо сейчас пойду и спрошу!
Мишина уверенность передалась Коле.
– И я пойду. Позвони мне потом, ладно?
– Ладно. Пошли.
И они пошли. Миша нашел родителей на кухне. С очень серьезным видом он сел на стул и поставил локти на столешницу, сцепив пальцы в замок. Так дедушка Владик любит сидеть, а его все слушаются.
– Мама, папа. У меня к вам важный разговор.
Папа пил чай. Мама сказала:
– Конечно, Мишенька. О чем ты хочешь поговорить?
– О папиной волшебной палочке. Я все знаю. Я слышал ваш разговор позапрошлой ночью. Вы волшебники, да? А я магл? Поэтому вы мне ничего не говорите?
Папа кашлял. Он подавился чаем на «волшебной палочке». Мама окаменела лицом. Миша подумал, что прищучил ее, а потом понял, что она сдерживает смех. Не сдержавшись, мама прыснула. Миша взвился.
– Что смешного? Чего вы смеетесь? Я магл? Магл, да?
Папа закончил кашлять и ответил:
– Нет никакой волшебной палочки. Это мы книжку вслух читали. Баловались.
Миша загрустил, но не сдался.
– У вас свет не горел.
Папа осекся. Ему на выручку пришла мама.
– Мы с телефона читали. Для телефона свет не нужен.
– Что за книжка? Как она называется? В «Гарри Поттере» такого нет.
Мама с папой мучительно замолчали. Первым нашелся папа:
– Это взрослая книжка. Когда тебе исполнится восемнадцать, мы дадим тебе ее почитать.
– Мам, пап… Вы клянетесь, что вы не волшебники?
Родители дружно кивнули и торжественно произнесли:
– Клянемся!
– Ну, ладно. Мне Коле надо позвонить.
Миша ушел к себе в комнату, лег на кровать и набрал Колю по громкой связи, чтобы не держать телефон возле уха.
– Алло, Коля. Поговорил?
– Поговорил.
– И что? Зачем твой папа ворует яблоки?
– Потому что госпожа очень плохая. Она заставляет маленьких беспризорных детей собирать эти яблоки без выходных. Вот папа их все и украл, чтобы она не заставляла.
– Крутой у тебя папа.
– А ты? Разузнал про волшебную палочку?
– Не-а… Сказали, что книжку для взрослых с телефона читали. Когда вырасту, и мне дадут почитать.
– Значит, никакой палочки нету?
– Нету.
– И магии нету?
– Нету.
– Как же так?
– Не знаю.
– Пока, Миша.
– Пока, Коля.
Миша повесил трубку и уткнулся в подушку. Он не знал, что мама с папой подслушали его разговор. Ночью Миша тяжело уснул и под дверь к родителям не ходил. А утром проснулся и нашел в прихожей велосипед. Сразу обо всем забыл. Пошел кататься и хвастать. Ни палочка ему больше не нужна, ни волшебство, ни Хогвартс. Мог бы спиться после крушения мечты или впасть в многогодовую депрессию. Нет. На велосипеде гоняет. Хорошо ему. Ребенок потому что. Дети запросто переживают слом взлелеянных иллюзий, когда у них есть новенький велосипед.
Сом
Мой отец не любил фотографироваться. Ни с женой, ни с детьми, ни с друзьями. Зато когда он поймал на рыбалке двадцатипятикилограммового сома, то устроил грандиозную фотосессию. Прямо на берегу мужики запечатлели его на «Полароид» в самых разных позах. На снимках отец качал сома на руках, лежал возле него, интимно открывал рыбе рот, радостно держал за хвост. После фотосессии мужики разделали сома и поделили.
Вернувшись домой, отец тут же бросился показывать фотографии жене. Я тоже присутствовал при этом событии и заметил, что вся эта возня вокруг рыбы маме неприятна. Потом отец убежал в соседний подъезд – показывать снимки приятелю, которому не посчастливилось побывать на великом промысле.
А мама посмотрела на меня и тихо сказала:
– Очень жалко, что я не сом.
В ее голосе было столько грусти, что, когда она уснула, я достал фломастер и подрисовал ей усы. Как у сома.
Купи слона
В детстве меня оставляли с соседкой тетей Олей. Я был непосредственным ребенком – ходил в колготках, фуражку называл «хуяжкой», а чай пил только из блюдца, потому что меня так прабабушка научила, которая Колчака видела. Тетя Оля обычностью тоже не отличалась. «Купи слона, не горбись, сам завязывай, смотри, какая герань, много ты понимаешь, канал переключи, не жуй штору, я сказала!» «Купи слона» она постоянно говорила. В очереди от подростков услышала, и так ей это выражение понравилось, что она его везде пихала. Тетя Оля была кошатницей. Штук семь кошек у нее жило, не меньше. Слегка за пятьдесят. Социализм крякнул, а к капитализму она оказалась не готова. Я этого тогда не понимал, а сейчас очень хорошо понимаю. У нее такое лицо было… Растерянное, что ли? Будто она домой пришла, а с нею кошки заговорили. В хамской манере. Что это? Чего это? Почему? Ни почему.
Приватизация. Возможности для умных, смерть для дураков. Добрый вечер, Ольга Александровна. Подите на мукомольный. Пошла. То ли мешки таскать, то ли фасовать. Не знаю. Сменный график. Поэтому меня с нею и оставляли, что сменный. Вы не подумайте, тетя Оля не была старой девой по праву рождения. Развелась в восьмидесятых. Муж слинял, а сын украл что-то и на зону сел. Она к нему ездила. «Мой Борис», говорила. Видели бы вы этого Бориса… Приезжала с зоны и плакала. Я это знаю, потому что она к нам иногда плакать ходила. Но это не важно. То есть важно, но не в детстве. Лично я любил тетю Олю за то, что она сама хлеб пекла. В обычной духовке. Пышный такой. Сдобный. С корочкой. Караваи всех сортов. С семечками. С изюмом изредка. Поджаристые еще. Несмотря на кошек, в квартире у нее всегда пахло свежим хлебом. Я до этого только «хлебушек салёсый» любил. То есть кексы свердловские. А когда с тетей Олей связался – проникся хлебом.
Помню, она сына ждала. Он освободиться должен был со дня на день. А она какие-то ваучеры продала и напокупала всякого. Костюмом спортивным даже отоварилась. Я так «Вольтрона» не ждал, как она Бориса ждала. Суетилась все. Мне семь лет было. Я уже кое-чего понимал. Тетя Оля гладила шторы. Я эту бессмысленную картину первый и последний раз в жизни наблюдал. Купи, говорит, слона, хлеба напеку, пельмени самолепные, чтоб вкусно. Явление Бориса я смотрел с лавки. Худой вертлявый Борис шел по двору, а тетя Оля оббегала его то слева, то справа, заглядывала в лицо и тараторила. Помню пунцовые пятна на щеках. И большую брошь на груди. А вечером ужинаем семьей, а за стенкой вдруг крик и грохот. Из тети-Олиной квартиры. Отец руки вытер и ушел. Вернулся с окровавленными костяшками. Под кран сунул. Остудить.
Что там, спрашиваю, папа? Ничего, говорит. А кулак почему в крови? А папа такой – когда я ем, я глух и нем. С тех пор меня тете Оле не отдавали. А через месяц она сама пришла. Посадили, говорит, моего Бориса. И в слезы. Постарела как-то. А папа говорит – дура ты, Ольга. И выставил за дверь. Я в другой комнате был, но все слышал. Я всегда все слышал. Семилетки – очень хитрые люди. Жалко мне так стало тетю Олю. Почему, думаю, она дура, когда такой хлеб печет? У дуры и хлеб бы дурацкий получался, а у тети Оли не дурацкий. Значит, не дура. В таком ключе я мыслил. После школы стал к ней заходить. Из школы долго можно идти, а можно быстро. Я у тети Оли сериал «Элен и ребята» смотрел. А она рядом сядет и говорит – купи слона, это они где, это чего? В Париже, говорю. Студентики? Музыканты. Кри-Кри на барабанах играет, Николя на гитаре, а Элен поет. Мой Борис, говорит, тоже на гитаре играет. Перебирает прямо.
Год к ней заходил. Родители знали, но не препятствовали. А может, и не знали. Потом мы переехали. С Кислоток на Пролетарку. От Химдыма к ЗСП. Я, конечно, скучал по тете Оле и по хлебу, но недолго. Дети долго не скучают. Подлый народ. Жизнь-то расступается, фигли ее до тети Оли суживать? Не знаю, что с ней стало. Папа говорит – спилась. А бабушка говорит, что к ней муж вернулся, и они в свой дом переехали. А мама слышала, что Борис порядочным бизнесменом стал и за границу ее увез. Я недавно был на Кислотках. Во дворе старого дома на лавке курил. Ностальгический вояж. Думал, подняться, спросить про тетю Олю. Не поднялся. Мне мамина версия нравится. Купи слона. Не жуй штору. И хлебный дух по всей квартире. Кому она нужна, эта ваша правда?