Мама Даша
Мой приятель Ромка взял кредит, три раза проплатил, а потом платить перестал. От бедности и злого умысла. А у Ромки мама веселая, современная. Он сам с ней не живет – снимает «однушку». А в банке ее адрес указал. Так по паспорту выходило. Сумма кредита – триста тысяч, не шутки. Завертелся маховик репрессий. Пришли коллекторы. Названивали сначала, а потом пришли. Мама открыла. Она им по телефону пятьсот раз говорила, что сын тут не живет, он взрослый парень, разбирайтесь с ним напрямую. Маму Дашей зовут. Что я все мама да мама? Она красивая. Ей сорок пять, но не те сорок пять, когда менопауза, а те, когда ягодка опять. Мама Даша в халатике по дому ходит, потому что батареи не регулируются. На голое тело. Если б я был сантехником и вдруг к ней зашел, я бы подумал, что попал в порнофильм. Мама Даша четкая такая женщина, но с одним тараканом. Ее бабка Серафима от рака груди умерла. И тетка Надежда тоже. И еще какая-то там кузина по отцовской линии.
От всего этого мама Даша сильно заопасалась за свое здоровье. Даже думала пластануть грудь, как Анджелина Джоли, но не пластанула, потому что она составляет предмет ее гордости. Холмы прямо. Упругие. Навершья сосков. Дура Памела курит на морозе. Мама Даша, когда декольте наденет и по улице идет, – все вокруг стоит. Жалко такое великолепие терять. Конечно, мама Даша про рак груди чего только не перечитала. Благо интернет под рукой, а с интернетом получается пугаться намного правдоподобнее, чем без него. Кроме прочего, прочитала она и про целебные свойства марихуаны. А у нее любовник был. Ну, такой помоложе, ёбкий. Короче, она его попросила достать марихуаны. Тот хохотнул, но достал. Через год мама Даша втянулась. Стаканчик прикупит и «пионерочку» в день непременно выкуривает. С бульбуляторами стала экспериментировать – водный, сухой. Пипеточку освоила. Приобрела в табачной лавке маленькую трубку. Косяков беломорных не гнушалась.
Много достоинств нашла она в этом растении. Аппетит улучшился. Углубились сексуальные ощущения. Плюс – профилактика рака молочных желез. Вино пить перестала. Зачем вино, если ганджубасика можно курнуть? Обкуривалась мама Даша по вечерам в будни и с утреца по выходным. На кухне, за чашечкой кофе, томно глядючи в окно. А в эту субботу пришли коллекторы. Мама Даша только докурила, только включила музыку, только закружилась по кухне, слегка поглаживая себя, а тут они. Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. По-хамски. Делать нечего, пошла открывать. Всунула напедикюренные пальчики в тапки и пошла. Очень гладкая женщина мама Даша. Ее почему-то хочется сжать в объятьях и лаять на мимо проходящих мужчин. «Моя прелесть, никому не отдам!» Властелинколечная история. В общий коридор мама Даша вышла с улыбкой на полных губах. У нее такие губы, что их не красить надо, а обесцвечивать. В женских романах в такие губы принято «впиваться долгим сосущим поцелуем».
Коллекторы чуток обалдели, когда она открыла. Но ничего, пришли в себя. Старший поддал металла в голос и говорит:
– Коллекторское агентство «Кавказ». Романа Семеныча Рожкова позови, он денег по кредиту должен.
Металлические нотки и упоминание Кавказа не произвели на маму Дашу никакого впечатления. Зато на нее произвела впечатление марихуана. Тут не в одной марихуане дело. Просто природная игривость в сочетании с ней легко подвигает человека к непосредственности. Второй коллектор молчал и ел грудь мамы Даши глазами. К нему она и обратилась.
– Как вас зовут?
– Какая разница?
– Никакой. У вас такие глаза… И плечи. Может, вы избавитесь от друга, и мы попьем чай? Я очень хорошо завариваю чай. Он такой горячий…
Коллектор сглотнул. Мама Даша подумала медленно облизать губы, но забоялась, что ее прямо в коридоре изнасилуют, и не стала. Первый коллектор взвился:
– Какой чай? Где твой сын?! Быстро отвечай.
– Ты почему на меня орешь?
– Сын где?! Щас зайдем в квартиру и обыщем. Нехуй фуфлыжников воспитывать, ясно?
В глазах мамы Даши засияли слезы. Вздрогнув губами, она обвила шею второго коллектора руками и прижалась всем телом. Коллектор растерялся и обнял. Погладил по спине. Мама Даша почувствовала, как он прижался носом к ее волосам. А потом еще кое-что почувствовала… бедром.
– Серега, чё ты, в натуре, прицепился к женщине? Не знает она, где еённый сын.
– Ты на хуй меня по имени называешь, олень? Она тебя покупает, как мальчика. Пошли хату шерстить, я сказал.
Первый коллектор шагнул за порог. Второй отстранил от себя маму Дашу и взял напарника за плечо:
– Не беспредель, Серый.
– Боря, я въебу.
– Я сам щас въебу, Серый.
– Чё ты быкуешь?
– Я не быкую.
– Быкуешь.
– Не быкую.
Разговор о парнокопытных сопровождался взаимными тычками. Мама Даша разволновалась. Ни с кем из присутствующих спать она не собиралась, а мордобой не любила из нежности. В какой-то момент коллекторы потеряли к ней интерес. «Пошли выйдем?» – предложил Серый, и Боря согласился. Ушли и не вернулись, такое бывает. А мама Даша закрыла за ними, зашла в квартиру и увидела на столе листочек и ручку. Через две минуты на ее двери появилось объявление следующего содержания:
«Уважаемые коллекторы!
Мой сын живет по адресу: Богдана Хмельницкого, 18. Это наркопритон. Мой сын гей и наркоман. Неделю назад он был там, а где сейчас – не знаю. Я улетела в Индию. Дверь не ломайте».
Ромка охренел, когда вечером в гости пришел. Ни на каком Богдане Хмельницком он не живет, понятно. В соседнем доме квартирует. Надо ему в такую даль мотаться? «Что обо мне подумают соседи, какой, на хрен, гей?! Мама, ты чего?» С порога заголосил. В итоге взял кредит в другом банке и погасил этот. А тот прилежно платит. На фиг надо – гомосеком слыть. Наркоманом туда-сюда, а гомосеком – это уж совсем. А мама Даша довольна. Воспитывает потихонечку, что в детстве недовоспитала. Борю только жалко. Наполучал, наверное, по щам, а до нежного так и не добрался.
Таня становится меньше
У Тани биография разумная, а не такая, будто ее из окна сумасшедшего дома выкрикнули, как мою. А может, и такая.
В детстве папа брал ее на ручки, и между ними происходил вот такой диалог:
– Ты меня крепко держишь?
– Крепко.
– А тихонько?
– Тихонько.
– И не отпустишь?
– Не отпущу.
После «не отпущу» Таня расслаблялась и обнимала папу за шею. Папа ее очень любил, хоть и пил от гигантского чувства растерянности, рожденного девяностыми.
Таня росла замкнутым молчаливым ребенком. А когда ее семья переехала в «двушку», где у девочки появилась своя комната, замкнутость превратилась в одиночество, от которого Таня научилась получать удовольствие. Как и от молчаливости.
Молчаливости ее изрядно поспособствовала и мама. Женщина советская, она привила дочери уйму комплексов, одним из которых стало желание не выделяться, быть как все. Что подумают люди, часто говорила мама, отчего в Таниной голове поселились строгие и придирчивые люди, чье одобрение полагалось заслужить. Вскоре эти бесплотные голоса стали представляться ей судом присяжных из фильма «Несколько хороших парней», который Таня мельком видела по телевизору. Была там старуха с поджатыми губами, женщина в длинной юбке и лысоватый дяденька в костюме и с галстуком. Все они качали головами, морщились и тонко улыбались. Они были намного требовательнее школьных учителей и намного строже родителей, поэтому к пятому классу Таня превратилась в идеальную дочь и круглую отличницу. Ей это было сделать проще, чем опровергнуть суд присяжных.
С одной стороны, Таня становилась больше и вскоре превратилась в симпатичную худенькую девушку с интересным лицом. Про такие лица еще говорят – одухотворенные. С другой – с каждым годом она как бы съеживалась, если сравнивать ее масштаб с масштабом присяжных. Не умея им противостоять, она исполняла все их молчаливые предписания. Исполнив очередное, Таня становилась меньше, присяжные, наоборот, раздувались. Постепенно Танино недовольство такой подчиненной жизнью вызрело до его осмысления. К нему подталкивала и сама жизнь – одноклассницы встречались с парнями, пробовали первое вино, теряли девственные плевы, покупали короткие юбки. А еще за окном закипала весна. Да и подростковая гормональная буря изрядно потрепала и ослабила присяжных.
К тому времени, то есть к десятому классу, Таня обзавелась единственной подругой – грубоватой и бесшабашной Анжелой. Их фигуры резонировали, у некоторых до смеха. Похожая на юную Миллу Йовович Таня, болезненная и в чем-то похожая на ребенка, а рядом акселератка Анжела с вечно красными щеками, громкоголосая, крутобедрая и полногрудая. Внешностью разность подруг не исчерпывалась. Таня обладала острым ироничным умом, что называется, говорила редко, но метко. Она умела внимательно слушать собеседника и замечать, например, нелогичность или просто глупость. Анжела не могла внимательно слушать даже саму себя. Конечно, ей нравился звук собственного голоса, но только звук. Таню восхищала и одновременно слегка раздражала Анжелина наглость, категоричность, умение переть буром и рубить с плеча. Анжела, я полагаю, ценила Танину тактичность и кругозор, которых ей самой не хватало. Они не то чтобы дополняли друг друга – скорее, расширяли взаимные горизонты, как бы восклицая: вот ведь какие люди бывают!
В конце мая Анжела пришла в школу взволнованной больше обычного – она влюбилась. Анжела вообще промышляла парня весь год, но безуспешно, потому что сама была немножко парнем. Вряд ли она подумала, наверное, почувствовала, что раз так, то парня следует промышлять в местах атлетичных и мужественных, где даже она выглядела бы туберозой. Из боксерской секции ее выгнали за громкие комментарии, не относящиеся к боксу. Тогда Анжела пошла в секцию футбола. Точнее, на большое поле за железной дорогой, где тренировался свежесозданный местный мини-футбольный клуб с неожиданным названием «Фасад». Клуб этот был придуман директором строительной компании Игнатом Львовичем, который переживал кризис среднего возраста и хотел быть тренером. Обнаженные по пояс футболисты произвели на Анжелу самое благоприятное впечатление. Всю тренировку она медленно проходила вдоль бровки, виртуозно краснея. На самом деле Анжела боялась близости с парнем, но когда она чего-то боялась, то шла и делала, а тут сделать не получалось, из-за чего она бесилась и распалялась дополнительно.