— А что, должен был орать? Я проверял твою искренность. Ждал, когда ты скажешь сама.
— Лживая сволочь!
— Грубое оскорбление. И незаслуженное, притом. Мы с тобой не настолько близки, чтобы так друг друга оскорблять! Лучше продолжай дальше. Когда ты там была?
— В районе десяти вечера. В 21.50, кажется…
— Ты застала Рогожину мертвой?
— Живой. Настолько живой, насколько может быть жив человек, с ножом, воткнутым в горло. Она хрипела и умерла почти у меня на руках. Я видела ее смерть! Я до сих пор не могу прийти в себя от этого! Когда я вошла в комнату, она пыталась ползти по полу… А нож торчал у нее в горле… Потом она захрипела… Потом хлынула кровь, черный поток крови, и она умерла…
Я замолчала, видя, что мой рассказ вверг Киреева в некое легкое обалдение. Так выглядит человек, начинающий понимать, насколько ему повезло. Затянувшись сигаретой, продолжила свой рассказ:
— Я поехала к ней потому, что знала об ее отношениях с Сергеем Сваранжи. Хотела поговорить с ней, расспросить. Я надеялась, что Сваранжи мог рассказать ей что — то, проливающее свет на причину, по которой его убили…. Но я совсем не рассчитывала, что наткнусь на такое.
Я рассказала Кирееву все. О встрече с Алексом Назаровым в ресторане, о том, как Назаров принял меня за еще одну жертву шантажиста — Сваранжи, о том, как, не став его разубеждать, я добыла адрес Рогожиной, о том, как Алекс Назаров бросил меня на полдороге и умчался куда-то после телефонного звонка и о том, что от стоянки возле дома отъехала машина Алекса и как я узнала эту машину. Еще о том, что долг за проигрыш в казино Димы достался по наследству не любовнице Сваранжи, а Вал. Евгу. И о том, что Вал. Евг согласился подождать с выплатой, пока Димочка не подпишет контракт с Викторовым. Я умолчала только о том, что Димочка приехал очень поздно и я не поверила, что он просто ездил по улицам. Еще о рубашке, об увиденном пятне… Я сказала, что когда я вернулась домой в жутком состоянии, Димочка был дома. Что он провел дома весь вечер, а если и ездил по улицам, то минут сорок, не больше. Я делаю такой вывод, так как знаю Димочкины привычки. И еще рассказала, что для того, чтобы Дима не увидел мою панику, сразу заперлась в ванной. Киреева мой рассказ потряс!
— Это просто невероятно! — так и сказал он, — а кто звонил Назарову? Он объяснил этот звонок?
— Алекс сказал, что звонит его поставщик наркотиков, Доминик, и он срочно едет за дозой. Он действительно был в очень плохом состоянии.
— Удивительная откровенность между знакомыми!
— Все знают, что Алекс употребляет наркотики. В этом нет никакой тайны. Ему не было смысла скрывать.
— Ты рассказываешь так, что Алекс Назаров становится подозреваемым номер один.
— Я рассказываю правду. Но он вызывает подозрения и у меня. Все это может быть простым совпадением. К примеру, Алекс мог наткнуться на умирающую и сбежать в ужасе, так же, как сбежала я. Тем более, что он знал: я еду следом за ним. Может, он хотел просто поговорить с ней без свидетелей, вот и воспользовался звонком, чтобы приехать раньше меня. Я не знаю, как все это было. Я утверждаю только одно: то, что я видела его машину.
Откинувшись на спинку сидения, Киреев молчал. Мне захотелось нажать на газ и мчаться, сломя голову… Только я не знала, куда.
— Между прочим, — я заговорила очень медленно, растягивая слова, — у Димы действительно есть такая привычка. Когда у него депрессия и он думает, что весь мир против него, он любит сесть за руль и мчаться в никуда. Я много лет прожила с ним и он всегда так делал. Сейчас у него депрессия. Дима не может прийти в себя после смерти Сваранжи. Не определенное будущее, не все хорошо с карьерой… Викторов тянет с подписанием контракта. А тут еще Вал. Евг. со своими деловыми встречами встает поперек горла… Это могло его добить! И Дима вполне мог ездить по улицам!
— Ты сама не веришь в то, что говоришь. К тому же, ты способна на все, чтобы его выгородить.
— Хорошо, тогда откуда Дима мог знать, что в тот день подруга уйдет на работу именно в 9 вечера?
— Он мог узнать график работы подруги.
— Кстати, а что она говорит? Вы ведь допросили ее, так? И что?
— Ничего. Она молчит. Наверное, ничего не знает или не хочет сказать.
— Столько лет прожила с Рогожиной бок о бок и ничего не знает? Дай мне ее телефон! Я позвоню ей и поговорю. Вдруг она расскажет мне то, что никогда не скажет вам. Согласись — одно дело — здоровенный мент в форме при исполнении и совсем другое — женщина, умная, с которой можно поговорить по душам в непринужденной обстановке.
— В твоей идее есть смысл. Ну ладно, попробуй.
Вырвав из блокнота листок, Киреев написал на нем четыре телефона.
— Первый — квартира на Дмитровском, телефон этой самой Аллы. Она сильно оплакивает Рогожину. Кажется, действительно ее любила. Второй и третий — мои номера. Рабочий, домашний. Четвертый — мобильный. Все, жду твоего звонка.
Киреев хмыкнул и вылез из машины. Оставшись в одиночестве, я бессильно опустила руки. Теперь я могла ехать, только не было смысла.
Я снова закрыла глаза, откинувшись на спинку, чтобы передо мной во всем своем сиянии, во всей прелести встала вчерашняя ночь… Ночь, с которой я вспоминала с особым трепетом… Этот трепет был не о любви. Не о пламенном сексе с Димкой, не об исчерпывающем слиянии двух тел. Даже не о нежности, не о доверии. Этот холодный трепет был о моем отчетливом ужасе, теперь, после встречи с Киреевым, усугубившимся во сто крат. Об ужасе, напоминающем раскаленный металл, который почему-то приложили к моему сердцу.
Итак, что было после того, как я разглядела на рубашке Димы пятно крови.
— У тебя на рубашке… сзади… что-то темное… темное пятно…
Я подошла совсем близко, чтобы разглядеть, но не прикоснуться руками:
— Темное пятно. Это кровь.
Дима дернулся так, как будто я ударила его по лицу.
— Дима… У тебя кровь на рубашке…
— Что ты несешь?! Какая еще кровь?!
Он закричал с каким-то надрывом и так отчаянно, как будто я резала его ножом. Мне стало страшно.
— Пятно сзади. Посмотри сам.
Трясущимися руками Димка рванул рубашку. Пуговицы с громким стуком полетели на пол. Рукав повис разорванной полоской. Дима взял и запросто уничтожил хорошую вещь… что говорило о многом… Я быстро выхватила рубашку из его рук. Почему-то мне показалось, что сейчас он будет ее рвать. Рвать дальше, пока от нее не останутся лишь клочки, нитки, полоски… Распрямила ткань в руках.
— Вот оно. Ты видишь?
Дима облизнул сухие губы. Запнулся. Потом совсем тихо прошептал:
— Никакая это не кровь…
— Что?
— Никакая это не кровь!!! — теперь он орал, — что ты вечно выдумываешь, идиотка?!
Крик его был настолько страшен, что я инстинктивно отступила к стене. Мне показалось, что он меня ударит. Он не ударил. Резким рывком выхватил остатки рубашки. Заорал истерически, громко, грозно, потрясая кулаками, заорал так, как за всю нашу совместную жизнь не орал никогда:
— Ты идиотка! Идиотка!!! Что ты все выдумываешь?! Лезешь ко мне — что?! Что ты хочешь услышать? Что ты дура? Никакая это не кровь, видишь?! Обыкновенная темная краска! Я испачкался на автозаправке, когда заправлял машину… Я ехал, ехал долго, и вдруг у меня закончился бензин. Что я должен был сделать? Я поехал на ближайшую заправку. Там стояли большие бочки с красной краской. Наверное, я прислонился к одной из них… И случайно испачкал рубашку! Видишь, как все просто? Почему же ты все усложняешь? Почему ты вечно выдумываешь всякую ерунду?! Кровь… Откуда тебе такое могло прийти в голову?!
— Это не краска, Дима. Пятно не имеет запаха краски.
— А ты уже успела понюхать? Во все суешь свой нос? И вообще — откуда ты можешь разбираться в красках? А может, это был лак без запаха? Или просто запах успел выветриться…
— Почему же ты так нервничаешь, если это простая краска? Почему психуешь?
— Потому, что я устал от всякой ерунды, с которой ты постоянно ко мне лезешь! Мало этого гада Вал. Евга, который позволяет себе являться в мой дом и скандалить! Так еще и ты достаешь! Неужели ты не видишь, в каком я состоянии?
— В каком же ты состоянии, Дима?
— Я устал. От всего. И от тебя тоже.
— А от самого себя ты устал?
— Что ты хочешь услышать?
— Отдай эту рубашку мне! Отдай ее прямо мне в руки!
Задрожав, Димка резко повернулся на каблуках. Потом, грязно выругавшись, захлопнул за собой дверь спальни. Рубашку он не отдал.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 1 октября 2010.
Тяжело двигаясь, я вылезла из машины, бросив ее прямо так, где она стояла. Конечно, нужно было отвезти ее на стоянку (где мы хранили машину, если были в Москве. Когда мы уезжали на гастроли, то отводили машину в специальный подземный паркинг с охраной), но у меня не было сил. Я шла, как во сне. Я чувствовала себя так, как будто из меня разом вынули все кости. Наверное, так чувствуют себя после сильного психического напряжения. Я попыталась представить Димку в тюрьме, но воображение мне отказывало.
Мы столкнулись на лестничной площадке — лицом к лицу. Я вышла из лифта, а Димка колдовал над замком квартиры. Он был весел, беспечен, насвистывал какую-то мелодию и так искренне мне обрадовался, что от тоски у меня сжало горло.
— Привет, малыш! — его ласковая улыбка сияла на все лицо, — раздумала ехать? Ну и здорово! Поедешь со мной!
— Куда ты собрался?
— Вал. Евг устраивает встречу с продюсером одного популярного ток — шоу. Завтра я буду в нем участвовать.
— Вал. Евг. сумеет договориться сам. Ты никуда не поедешь.
— Как это? Что ты такое говоришь?
— Нам нужно поговорить.
— Потом поговорим!
— Дима, ситуация слишком серьезная. Мы должны поговорить прямо сейчас. Это важнее всего — для тебя.
— Что случилось? Ты прямо меня пугаешь!
— Сегодня я спасла тебя от тюрьмы. Но я не знаю, сколько еще смогу тебя спасать. Ты побледнел. Давай войдем в квартиру.