Рагу из лосося — страница 41 из 58

— Зачем?

— Чтобы он мне помог избавиться от Сергея!

— Как он мог помочь?

— Я нашел Женю, когда покопался в прошлом его отца. Это ведь бедный провинциальный мальчик с сумасшедшей матерью, которая задурила ему мозги. Она с детства вбивала ему, что он должен отомстить, таким он и вырос. Таким я его нашел и привез в Москву. Не знаю, он убил Сергея или нет, но своей цели я добился. Я ведь понимаю этот бизнес лучше, чем Сваранжи. Евгения арестовали — теперь я преспокойно от него отрекусь, и для меня закончатся все неприятности. Вот и все.

— Зачем ты все это говоришь мне — теперь?

— Чтобы объяснить, почему ты должна быть со мной! Я просто привел пример. Я всегда выигрываю, Ри. Всегда. Не так ли?

— За что Евгений хотел отомстить отцу?

— Какая теперь разница? Впрочем, я уверен: Киреев тебе расскажет обо всем! Ведь это ты посадила мальчишку.

— Посадила на зло тебе?

— Мне на него наплевать! Если б я хотел вытащить его — я бы вытащил. Но мне выгодно, чтобы убийство Сваранжи хоть кому-то приписали. Давай лучше поговорим о нас с тобой. Давай заканчивай заниматься ерундой и выходи за меня замуж! Если согласишься, я моментально разведусь с женой. Она для меня ничего не значит. Знаешь, я люблю тебя с первого дня нашего знакомства. У меня сильная воля, поэтому я молчал. Ты всегда сходила с ума от этого сопливого ничтожества, ты вытащила его на поверхность, ты потратила на него большие деньги. На меня ты смотрела совсем другими глазами — равнодушными и пустыми, а зря. К сожалению, ты ничего не понимаешь. Хочешь, я щелкну пальцами, и ты будешь звездой покруче, чем Димочка? Или вместо него? Я могу сделать все! Его изничтожу, а ты засияешь еще ярче, нужно только мне сказать. Хочешь, ты будешь такой же блестящей марионеткой в яркой обертке, но полой изнутри, но об этой пустоте никто не узнает?

— В твоих руках — марионеткой?

— А в чьих же еще? В чьих руках все эти расфуфыренные блестящие куклы? Они пляшут на веревочке, клонированные картонные уродцы, но веревочку держу я. Валентина Сваранжи умственно отсталое существо. В ее руках были такие возможности, такие деньги. И вместо того, чтобы самой стать кукловодом и дергать за веревочки, она превратилась в одну из тупых картонных кукол, которые хранятся под лестницей и не сегодня — завтра размокнут от дождя. Я держу Димку на крепком поводке, и единственная цель его жизни — чтобы я не выпускал этот поводок никогда. Потому, что если я его выпущу, он исчезнет, растворится в миллионе таких же, как он… Из этого миллиона я могу вылепить второго «Мистера Диму», и этот проект будет ничуть не хуже первого. А Фалеев исчезнет с поверхности, деньги его рано или поздно закончатся, а других — не будет. И ты любишь такого человека? Который ни на что не способен сам?

— Он — человек! А ты нет!

— Неужели? И что в нем человеческого? Впрочем, тебе лучше знать! Ты даже не можешь отличить настоящую любовь от привязанности и денежной зависимости! Поверь, эти два чувства — единственное, что держит Диму рядом с тобой. Знаешь, я виноват в том, что произошло сегодня. Я выпил и подумал, что ты мне не откажешь…. А уже потом ты бросишь к черту и своего Димку, и сплетника Киреева со всей этой полицейской ерундой, и поймешь, с кем тебе выгоднее быть. А потом… неужели ты действительно меня ненавидишь?

— Да, я тебя ненавижу!

— За что?

— У тебя хватает наглости спрашивать?

— Да, хватает! Ты стоишь одетая, значит, ты хочешь уйти? Так иди! Я больше тебя не трону, обещаю! Иди!

Я пошла. Спустившись вниз, я остановилась возле входной двери потому, что услышала шаги за спиной. Пошатываясь, он шел ко мне и глаза его горели нехорошим огнем. Машинально я крепче сжала рукоятку ножа, подумав, что без боя не дамся. Но он не подошел близко и не сделал ни одного настораживающего движения. Он сказал:

— Я не хотел этого, правда, но другого выхода у меня нет. Куда ты идешь?

— Подальше отсюда!

— Как насчет Димы? Концерт давно закончился! Так что насчет Димы?

— Что ты несешь?

— Иди, давай! Только это тебе и осталось! Первый дом от ворот, налево, слышишь? Налево! Первый дом от ворот!

И, распахнув дверь, почти вытолкнул меня наружу. Холодный воздух больно ударил в лицо. Растерявшись, я обернулась. Он стоял на пороге:

— Иди прямо по хвойной аллее! Ты не могла не заметить аллею, мы ехали по ней!

— Дима в том доме?

— Ага, в том. Прямо на первом этаже. Комната прямо, как войдешь. Не бойся, не перепутаешь! Да, кстати, последнее, что я хотел тебе сказать! Лучше поинтересуйся тем, за кого Розалия собиралась замуж!

И со всей силы захлопнул за мной дверь. Я осталась одна, в темноте, но почему-то не чувствовала страха. Потом сделала несколько шагов вперед и стала бежать. Холодный воздух был наполнен запахом хвои. В темноте, там, где вместо неба была бездонная черная пропасть, противно кричала какая-то птица, и я бежала быстрей, чтобы не слышать ее крик. Быстрей. В темноту. Бежать. Изо всех сил бежать. Мне казалось: аллея не имеет конца. Деревянный домик слева от ворот был ярко освещен и в нем горели все окна. Настежь распахнутая дверь…. Слышались какие-то голоса, крики, звуки музыки — так, будто в доме очень много людей…. Женский смех… Вечеринка… Я рванулась с раскрытую дверь. Узкий холл… Впереди закрытая дверь комнаты. Я открыла дверь, попав в спальню, которая была очень ярко освещена. Вся спальня представляла собой огромную двуспальную кровать, на которой под простыней пыхтели два человеческих тела… От стука оба вынырнули из — под простыни… Я стояла и смотрела на Диму, просто так стояла и смотрела, сохраняя молчание. Не чувствуя ничего, даже тошноты. Вульгарная девица с черной копной волос и голой грудью удивленно приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но потом передумала… Я стояла и смотрела до тех пор, пока все не закружилось вокруг… Страшные глаза Димы… голая девица… Лампы… мебель… комната… один вращающийся круг… и лицо Димы… белое трагическое лицо… лихорадочное движение и шепот — почти над душой:

— Кто тебе сказал?! Кто….

Закричав не от ужаса, от отвращения (мне придется видеть его, говорить, а я не смогу), я вырвалась из комнаты и упала, споткнувшись о порог входной двери. Свернув в сторону от дороги, я помчалась вперед, пробираясь сквозь стволы деревьев…. Мимо в безумной какофонии кружились сосны, ночь и лицо… Я узнала дорогу к хвойной аллее по запаху, по очертаниям. Кажется, земля под ногами стала ровней…

Дальше все произошло очень быстро. Честно говоря, я мало что помню. В тот момент, когда я вышла из леса на хвойную аллею, совсем близко я увидела два узких горящих круга. Что-то темное, быстро… свет… ослепительный свет… темное неслось прямо на меня сквозь ночь… я закричала… закричала страшно… так, как не кричала никогда в жизни… что-то подняло меня вверх, а потом с размаху бросило в жирную землю… И все погасло, будто разом выключили звуки и краски… погасло абсолютно все.

Туман становился прозрачным и кусками застывал в воздухе. Голоса приближались, вибрировали в голове резким звоном. Когда они приблизились совсем близко, я поняла, что, наверное, прихожу в себя. Оба были до боли знакомы.

— Никуда я не буду звонить! — резко сказал первый, и в этих нервных интонациях я узнала Вал. Евга, — она и так натворила достаточно дел. Случайность, говорю тебе… простая случайность….

— Машину на огромной скорости, ночью, в лесу, на пустынной дороге ты называешь случайностью, идиот?! — в этом вопле был весь Димочка, весь его артистический темперамент, — и вообще, как она могла узнать? Как узнать?!

— Сам ты идиот! Надо меньше шляться! Да тут полно всяких людей, и ночью, и днем! Пары приезжают. И Назаров со своими бабами тоже тут ошивается… Простая случайность, я тебе говорю. Ведь не произошло ничего страшного. В местной полиции тоже считают… да и как теперь найдешь…

Голоса кружились в голове, поднимая невыносимый трезвон…. Наконец они стали отдаляться — все дальше и дальше… Наверное, именно так выглядит смерть…. Или не смерть, но близко к тому… Приходить в себя страшно… Так страшно… Разлепив веки, я поняла, что мир вокруг раскалывается на куски от нестерпимой боли. Прямо в лицо бьет холодный и резкий свет. Белый… И потолок — как белое облако. И стены тоже белые…. Бледное лицо перед моими глазами выглядит так страшно, что кажется — я умираю. В мозг снова пытается заползти темнота. Мне хочется отодвинуть ее рукой, но это невозможно. Нет ни мира, ни меня, ничего нет… Собрав волю в кулак, распахиваю глаза…

— Господи, Ри, как ты меня напугала!

Дима наклоняется совсем близко. Под глазами у него черные круги. Я различаю собственное тело, вытянутое в длину и накрытое простыней. К моей левой руке что-то прикреплено. Я пытаюсь дернуть, но Димка с криком перехватывает мою руку.

— Любимая, осторожно! Это капельница. Осторожней, не вытащи иглу. Медсестра сказала, что скоро снимут. Ри, ты меня видишь? Ты слышишь меня, Ри?

Интересно, что ему сказать? За что мне дана эта боль — открыть глаза и что-то ему сказать? Почему я в больнице? Зачем?

— Что со мной произошло?

— Любимая, успокойся. Ты в больнице. Все будет хорошо.

И без тебя знаю, что в больнице, идиот! Я спросила не об этом!

— Ты пришла в себя, солнышко? Можешь говорить? Тебя чуть не сбила машина. Вернее, сбила, только немного.

— Как это — немного?

— Ну, ты выскочила на шоссе…. Машина ехала на полной скорости… и ты должна была под нее попасть, но поскользнулась на земле и упала — лицом вниз, как бы отскочив от пути следования машины, и поэтому автомобиль тебя не задел. Ты упала о землю, ударилась виском о дерево и потеряла сознание. Так что все обошлось благополучно!

— Ничего не понимаю! Я вышла — на какое шоссе?

— Вернее, не на шоссе, это я так сказал… На дорогу турбазы, хвойная аллея… основная трасса турбазы, по ней все время машины ездят. Ты должна была выскочить прямо под колеса, но упала, поскользнувшись…. Так и осталась лежать…