Стиснув зубы, я села и закрыла глаза, позволяя пару клубиться вокруг меня, жаля ссадины и успокаивая ноющие мышцы.
От воды исходил восхитительный запах.
— Что добавлено в воду? — спросила я.
Затем открыла глаза и увидела, как чири окунает губку в воду, прежде чем провести ею по моим рукам. Я наблюдала за тем, как губка смывает с меня кровь. Синяки оставались. Ничто не сможет смыть эти следы.
— Лаванда, мисс. Господин приказал, чтобы его Верховная Мона приняла ванну с ней. Это его любимый запах.
Я кивнула и откинула голову на спинку ванны. Чири мыла мое тело, стараясь не касаться больших, темных синяков. Я смотрела на нее, пока она работала, и спросила:
— Как ты стала чири?
Она замерла, затем опустила глаза и ответила:
— Мой отец продал меня Призракам. Мне было десять.
Мои глаза расширились.
— Твой отец продал тебя?
Чири кивнула. Ее рука замерла на моей руке, когда она почувствовала тяжесть моего потрясенного взгляда. Она вздохнула.
— Голод заставляет отчаявшихся людей совершать самые подлые поступки, мисс. Моя мать умерла, нас было шестеро, а еды не было. — Она пожала плечами. — Я понимаю, почему он это сделал.
Ее взгляд потерял фокус, когда она продолжила:
— Хотя я уверена, что он понятия не имел, где я окажусь.
— Мне жаль, — прошептала я, услышав нотку грусти в ее простых словах.
Чири слабо улыбнулась в мою сторону. Только левая сторона ее рта приподнялась. Правая была слишком изуродована, чтобы двигаться. Пока я изучала ее темные волосы, стянутые сзади, ее платье, мое сердце сжималось.
— И они вырастили тебе как чири?
На этот раз она убрала руку, а затем, помолчав несколько секунд, покачала головой. Наконец, она встретилась с моим взглядом и ответила:
— Я оказалась здесь, чтобы быть моной… как и вы.
Я уставилась на нее. Затем, не намеренно, но мой взгляд переместился на ее шрам. Прекрасно видя мое замешательство, она добавила:
— Я совершила ошибку, сопротивляясь тренировкам. — она указала на свою изуродованную щеку. — Это было мое наказание.
— Почему? Как? — спросила я, чувствуя, как волна грусти заполняет мою душу.
Нижняя губа чири задрожала, но она все же взяла себя в руки и ответила:
— Кислота. Они плеснули мне в лицо кислотой, — она судорожно вздохнула. — Меня наказали за то, что я отвергла ухаживания охранника. Поэтому он позаботился о том, чтобы я больше никогда не выглядела красивой.
Она замолчала, но потом неохотно добавила:
— Это было по приказу Господина. Он приходил посмотреть, как идет процесс тренировок новых монеби. Он увидел мое неповиновение и решил сделать меня показательным примером. Он приказал мне выйти вперед, затем дал инструкции охраннику, как изуродовать мое лицо.
По спине пробежал холодок. Мой взгляд скользнул по моим запястьям, испещренными веревками, к болезненным синякам, а затем и к бедрам.
«Да, — подумала я. — Господин более чем способен приказать совершить такой жестокий поступок».
— Мне так жаль, — сказала я приглушенным голосом.
Когда я подняла глаза, то заметила во взгляде чири кое-что новое — сходство. Общее понимание того, каково это быть жертвой жестокости Господина.
— Что сделали вы? — спросила чири и продолжила очищать мое тело.
Я опустила руку в воду, наблюдая, как жидкость колышется возле меня.
— Я не знаю, — призналась я, повторяя свои действия лишь для того, чтобы чем-то себя занять. — Он был так зол, его глаза так собственнически смотрели на меня. Казалось, что он был в ярости от того, что так сильно меня хотел. Словно он наказывал меня за то, что очень сильно хотел меня взять, — я покачала головой. — Я не понимаю. Господин не скрывал того, что хочет меня с тех пор, как я была возведена в этот статус Верховной Моны.
Я посмотрела на чири и спросила:
— Так почему же сейчас он, кажется, противится этому?
— Не знаю, — призналась она.
Я могла видеть смущение, которое отразилось на ее лице. Перейдя к изголовью ванны, чири быстро вымыла мне волосы.
Пока она смывала мыло, я спросила:
— У тебя есть имя? — мои брови насупились, и я добавила: — У меня есть имя… но я не могу… я не могу его вспомнить.
Чири присела рядом со мной. Она изучала меня, словно что-то пыталась увидеть в выражении моего лица. В итоге ее плечи опустились, и она сказала:
— Да, мисс. Однажды у меня было имя, хотя никто меня им не называл уже долгое время, — она сделала глубокий вздох и продолжила, — и вы не будете тоже. У нас всех есть имена, всех, кто порабощен в этом мире. Мы все когда-то были кем-то, но Господин быстро заставляет нас об этом забыть.
— Имя, — прошептала я и попыталась напрячь свой мозг, чтобы вспомнить, как оно звучало.
Но все было напрасно. Единственное имя, которое всплыло в моем сознании было 152-ая. Я была 152-ой, всего лишь номером 152.
— Я не помню, — грустно сказала я.
Чири начала отходить, но я вытянула свою руку и взяла руку чири, несмотря на протесты ноющих мышц.
— Подожди, — взмолилась я. Чири замерла. — Ты помнишь свое имя? У тебя есть имя?
Лицо чири побледнело, и тогда я поняла. Она знала. Она помнила свое имя. Я села так быстро, как только могла, и надавила:
— Какое? Пожалуйста, скажи мне.
Чири покачала головой, прикусив нижнюю губу, и ее глаза заблестели. Ее голова наклонилась вперед, и она ответила:
— Меня могут убить за то, что я говорю с вами, мисс. Господин запрещает тем, кто помнит свое имя, произносить его вслух, — ее рука задрожала под моим прикосновением. — Я знаю, на что он способен, и, хотя я ненавижу эту жизнь здесь в тюрьме, но я все еще хочу жить. Я живу только ради того дня, когда мы станем свободными. Я помню мир снаружи. Не все, конечно, но достаточно, — она закрыла глаза и вдохнула. — Я помню солнце и свежий воздух. Я не теряю надежды, что однажды мы получим это снова.
Разочарованная, я снова погрузилась в воду.
— Понимаю, — сказала я успокаивающе, и именно это имела в виду. Я никогда не подвергну ее опасности.
Я оставалась в ванной еще несколько минут, затем чири помогла мне выбраться. Так же, как делала каждый день, она высушила мои волосы, а затем повела меня к креслу, поправляя прическу и прихорашивая мое лицо. Я наблюдала, как она выбирает ярко-красное платье. Это платье отличалось от других. Оно было сшито из прозрачной ткани, что давало прекрасный обзор на то, что находится под ним.
Когда чири подняла меня за руку, то начала заворачивать меня в платье, закрепляя его на плечах. Я нахмурилась. Заметив мой немой вопрос, она сказала:
— Господин приказал мне надеть на тебя именно это платье. Я отведу тебя к нему.
Я проглотила тревогу и ответила:
— Ладно.
Когда чири направилась к двери, то внезапно остановилась. Я удивилась этому. Опустив подбородок к груди, она прошептала:
— Майя.
Я открыла было рот, готовая переспросить, что она сказала, но когда она встретилась со мной взглядом, то повторила:
— Меня зовут… мое имя… Майя.
Почувствовав, как мое сердце наполняется теплом, узнав ее имя, в моих глазах она превратилась из чири в молодую девушку. Молодую девушку с именем. Она больше не была «чумой», она была личностью.
Не в силах скрыть улыбку, я позволила себе показать счастье от того, что она доверилась мне. Щеки Майи вспыхнули от этого.
— Оно прекрасно, — сказала я. Щеки Майи покрылись румянцем еще сильнее.
Подойдя ближе к ней, я взяла ее за руку и сказала:
— Спасибо, что сказала мне. Клянусь, я не скажу ни одной живой душе.
— Спасибо, — ответила она.
Затем, оглянувшись через плечо, посмотрела на меня и сказала:
— Я не знаю вашего имени, мисс. Но я слышала, как Господин говорил о вас. Он говорил, что вам двадцать один год. Я понимаю, что это не очень много информации, но хоть что-то. У вас есть возраст. Это больше, чем у большинства в этом месте.
Мой пульс ускорился, кровь стучала в ушах.
— Двадцать один, — тихо произнесла я. На мгновение я прикрыла глаза и повторила с большей уверенностью. — Двадцать один. Мне двадцать один год.
— Да, мисс, — поддержала меня Майя.
Мне пришлось сдержаться, чтобы не обнять ее. Если меня заметят в объятиях чири, то накажут нас обоих.
— Спасибо, — выдохнула я.
Майя склонила голову и указала на дверь.
— Мы должны идти, мисс. Господин не будет счастлив, если мы опоздаем.
Я посмотрела вниз на свое платье и почувствовала смущение. Платье было абсолютно прозрачным. Все могли видеть, что находится под одеялом ним. Мою грудь, и что самое поразительное, мои самые интимные части тела были выставлены напоказ.
— Все монеби здесь, в этой яме, носят подобную одежду, мисс. И только Верховная Мона может быть прикрыта. Чтобы показать остальным, что она принадлежит Господину и только Господину.
Я кивнула, боясь всплеска осознания реальности.
— Это значит, что я больше не Верховная Мона? Неужели я снова стала просто моной? — чистый ужас пронзил мое сердце, когда признание сорвалось с моих губ. — Я не хочу, чтобы меня снова накачивали наркотиками. Я не хочу забывать, кто я.
Сочувствие затопило взгляд Майи.
— Я не знаю, мисс. Мне ничего не известно, кроме инструкций.
Прежде, чем я успела ответить, раздался громкий стук в дверь.
— Господин ждет!
Мы обе подпрыгнули от крика охранника. Глаза Майи расширились, и она сказала:
— Мы должны поторопиться.
Собравшись с духом, я последовала за ней к выходу, склонив голову, когда охранник у двери похотливо уставился на мое раздетое тело. Майя быстро провела меня через лабиринт коридоров, все из темного камня, освещенные только тусклыми огнями, пока мы не достигли раздвоенной секции. Три коридора вели в разные части ямы. Майя направилась по коридору, самому дальнему слева от нас, и я послушно последовала за ней. Мы прошли всего несколько шагов, когда коридор из каменного превратился в стерильно белые стены, со множеством огней, которые почти ослепили меня.