– Тут все только о тебе и думают, чёртов эгоист! – в сердцах кинул брат, обнимая одной рукой мать и позволяя той уткнуться лицом ему в грудь. – Ради кого вообще всё это делалось? Тебе так сдался тот год? Он так важен? Важнее семьи? Кто из нас виноват в том, что ты тогда влез в это? Ты!..
Вадим осёкся, испуганно глядя на Егора, когда тот побелел как полотно, хватаясь за грудь.
– Ты… я не… малой… я…
– Так что ради меня делалось?.. – сухим шёпотом произнёс Егор, угрюмо глядя на брата. – Во что же я влез?
Вадим и сам побледнел, а кулак матери ощутимо стукнул по груди, к которой мгновение назад прижималась.
– Хватит! – выкрикнула она, замотав головой. – Замолчите оба!
– О чём он говорит? – немного унимая боль в груди глубоким вздохом, Егор прислонился плечом к дверному косяку.
– Мы все погорячились и наговорили лишнего! – торопливо заговорила Вера, испуганно глядя на обоих.
– Это была не просто авария? – пригвоздил её к месту следующий вопрос младшего сына.
– Малой, я – идиот… Прости. Я и правда наговорил ерунды… Просто забудь. Идём, – Вадим шагнул к нему, привычно собираясь обнять за плечи и увести.
– Что я сделал? – упрямо увернулся от его руки Егор. – Что. Я. Сделал?
– Ничего… – глухо пробормотал Вадим.
– Я что, в тот день сел за руль без прав? Я был за рулём? Я, а не отец? Это я влетел в аварию? Отец взял на себя мою вину?
– Егор! – мать задрожала, обхватывая себя руками. – Что за сумасшедшие предположения? За рулём был твой отец. Ты просто должен понимать мои чувства. Понимать, что я не хочу слышать об этом! Не хочу снова переживать всё это! Так что просто забудь!
– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Жаль, что виноват во всём произошедшем. Что доставляю всем проблемы. Мне жаль… – голос Егора снизился до едва слышимого шёпота. – Но я не могу просто разбить свою голову и прекратить всё это…
Он подхватил рюкзак с пола и вышел в коридор, затем скрываясь в своей комнате.
– Вы двое решили убить его? – голос Лены дрожал от возмущения.
– Думай, что говоришь, – Вадим нервно взъерошил волосы, затем вздыхая.
– Он не слышит меня! Не понимает! Это ведь всё для его же блага. Так почему он не понимает?! – никак не успокаивалась мать.
– Да-да. Всё благие намерения! – Лена дёрнула завязки на фартуке, сбрасывая его на ближайший стул. – Вот только вы уверены, что он будет в порядке, если сам всё вспомнит? Он будет к этому готов? Точнее, у вас всех уже готовы оправдания, если что-то случится?
– Он ничего не вспомнит, если не будет заставлять себя это делать!
– Сейчас все психологи мира выбросили свои дипломы в окно, – поджав губы, покачала головой Лена. – Оказывается всё так просто. Жаль, что я ничего не знаю об этой чёртовой аварии. Иначе давно бы всё рассказала ему. Или дело вовсе не в аварии? Что вы все скрываете?
– О чём ты говоришь? – встрепенулась мать.
– Если всё дело только в том, что папа не справился с управлением, и машина разбилась, то один раз можно всё рассказать, и дать ему успокоиться. Разве это не он пострадавший? Как вы смеете упрекать его и жаловаться? Должен то, должен это… Он ничего вам не должен. И кто здесь ещё неблагодарный эгоист? Вы все не хотите говорить не из-за аварии. Он забыл что-то важное, и вы не хотите, чтоб вспоминал, да?
– Лена! – лицо Веры побелело, и она часто задышала, не имея возможности подобрать слова.
– Лен, иди к себе, – Вадим коснулся ладонью головы сестры. – Дай маме время успокоиться.
– Успокоиться? Сегодня мне действительно стыдно за вас… – она разочарованно вздохнула, выходя из кухни в коридор.
Глава 19. Вспомнить всё…
Распахнув настежь окно в комнате, Егор оперся ладонями на подоконник. Делая глубокие вдохи, он медленно выдыхал, пока, наконец, не почувствовал, что немного успокоился. Сердце прекратило ломать рёбра, и боль в груди отступила. Ладно… Знал ведь, что последует за собственной настойчивостью. Знал. Но должен был рискнуть.
Если отмести всё лишнее сказанное, то сегодня слова брата показались странными. Они заставили усомниться в том, что все события прошлого года сводились к той аварии. А если действия Марго объяснять тем, что они действительно могли быть знакомы ещё до школы, то ложь вокруг него разрасталась так буйно, что становилась осязаемой. Ему лгали. Лгали все вокруг. По какой причине? Он настолько жалок, что считали, будто не осилит правду? Или сами боялись этой правды?
Злость накатила шумной волной. Егор ударил ладонями по подоконнику и прерывисто вздохнул. У любого человека есть то, о чём не станет говорить. У любой семьи, даже самой дружной, всегда есть то, о чём умалчивается. Он прекрасно это знал. О многом сам не говорил никому. Но сейчас… Всё существо отказывалось верить в то, что семья могла скрыть от него нечто настолько важное. Нечто, принадлежавшее ему. Нечто, что он напрочь забыл. Доверие – хрупкая штука…
Телефон зазвонил на кровати за его спиной, и Егор обернулся. Час назад, обрывала телефон Света, а затем Вит. Говорить был не в состоянии, поэтому даже не реагировал на несмолкающий гаджет. Но сейчас… Сейчас высветился номер Маргариты. И стоило увидеть имя на экране, как предательски схлестнулись в душе два совершенно противоположных чувства. Одно вновь покрывало медовой карамелью надтреснутое сердце, второе шипело, как Безешкин и скребло когтями, вынуждая тихо выругаться.
Егор приблизился к кровати и поднял телефон. Принимая вызов, он убеждал себя, что причина лишь в том, что Маргарита толком не выздоровела. Он просто убедится, что она в порядке и всё на этом…
– Тебе стало легче? Как ты себя чувствуешь? – не давая ему и рта раскрыть, спросили у самого уха.
– А ты как? – голос не слушался, чем раздражал.
– Что случилось?
– Ты разобралась со своей тёткой? – Егор хмурился, всё сильнее стискивая пальцами телефон.
– Да. Труп спрятала в парке.
– У того озера, в которое свалилась в прошлый раз? – спросил он, не удержавшись от иронии.
– Егор?
Он помолчал немного, усмиряя чувства.
– Ты уже дома? – в этот раз удалось говорить спокойнее. По крайней мере, хотелось на это надеяться.
– Ещё нет. Директора, который управляет фирмой, сейчас нет на месте, поэтому мне придётся присутствовать на одном мероприятии вместо него.
– Это надолго?
В его голосе слышалось беспокойство, и Маргарита устало улыбнулась, сидя за рулём.
– Полагаю, что всё затянется до позднего вечера.
– Ты ещё слаба. Ты приняла таблетки?
– Мне придётся выпить, так что лучше не смешивать.
– Ты собираешься пить? – Егор остановился посреди комнаты, услышав это заявление. – Тебе нужно думать о том, чтоб выздороветь. Мало было вчерашнего? Хочешь повторения?
– Хочу, – с явной улыбкой в голосе отозвалась Маргарита.
Понимая, что она имела в виду их «бурную» совместную ночь, Егор только чертыхнулся в ответ.
– Тогда повторишь это в больнице. Я не собираюсь нянчиться с тобой, если снова свалишься с температурой!
– Некоторые вещи просто необходимо делать. Это мероприятие важно для фирмы. Поэтому я буду присутствовать.
– Ты не сможешь сесть за руль после этого. Даже не вздумай! – с плохо скрываемым волнением пригрозил Егор. – Как ты доберёшься до дома?
– Я могу вызвать такси или доверить своё пьяное тело какому-нибудь незнакомцу с приёма. А можно всё упростить, и ты заберёшь меня вечером. Верно?
– Упростить, значит?
– Я понимаю, что это неравнозначно, но не отвергай уж так сразу.
– Неравнозначно?
– У меня есть целый ты. А у тебя всего лишь я…
– Так ты у меня есть? – тон его голоса снова холодел, поскольку возмущение поднималось новой непрошеной волной.
– Есть, – сдержанно ответила Маргарита, прекрасно почувствовав изменение в настроении собеседника. – Что случилось? Ты можешь мне сказать, если…
– Так же как и ты можешь мне всё сказать. Верно?
– Егор…
– Я приду за тобой вечером. Позвонишь, когда освободишься, и я заберу тебя. И не смей пить много! Ты поняла?
– Да. Обещаю…
Обещаю… Егор убрал телефон от уха, опуская руку. Разговор был прерван, но произнесённые слова продолжали эхом звучать в сознании, вынуждая изображение перед глазами размываться и переворачиваться. Он схватился рукой за подоконник, унимая головокружение.
«Я приду за тобой…»
«У меня есть целый ты, а у тебя всего лишь я…»
«Позвонишь мне?..»
«Обещаю…»
Обещаю… Знакомая улыбка касается полных губ, буквально ощущается им в неудержимом желании увидеть чётче сквозь некую пелену. Он вглядывался до слёз, боясь, что если моргнёт, то видение исчезнет. «Обещаю…», – звучит знакомо, как и каждая черта лица, проявлявшаяся, будто в реактивах на фотобумаге. Золотистые волосы, выгоревшие на солнце так, что некоторые пряди стали почти белыми. Этот вздёрнутый подбородок. И дерзкий взгляд светлых глаз. Нежный, едва приметный оттенок розового на щеках, как индикатор смущения, когда касался их губами…
– Обещаю, – повторяет оживший мираж, глядя на него с таким теплом, что сердце замирает. – Я приду. Ты же дождёшься? Я обязательно приду. Ты ждал меня столько раз. Но больше не придётся. Веришь?..
– Верю… – беззвучно произнёс Егор, охваченный жарким полднем лета, запахом цветущих клумб и плавившегося на солнце асфальта.
Блестят витрины магазинов. Проносятся за спиной машины, сигналя какому-то идиоту, не дождавшемуся сигнала светофора. Ребёнок роняет мороженое, заходясь плачем. Брызги цветной сладости попадают на кроссовки, и Егор опускает на них взгляд. А затем поднимает выше, на потешного щенка добермана, сидевшего у ног своей хозяйки. Ещё выше… И взгляд останавливается на лице девушки.
– Ты ему нравишься. Он уже признал тебя.
– Ты наконец дашь имя бедной собаке?
– Я в этом не сильна, честно…
– Ты серьёзно? Сколько ему уже?
– Николай сказал, что почти полтора месяца. Он родился двадцать третьего апреля.