На днях мы видели на телеэкранах Михаила Горбачева. Человек на глазах состарился лет на двадцать. Перед бедой все равны. Когда-нибудь о Раисе и Михаиле напишут великую сагу – сагу о любви.
«Известия», 6 августа 1999 г.
Дорогой мой человек
Рудольф КОЛЧАНОВ,
соб. корр. газеты «Труд» в Бонне,
товарищ М. С. Горбачева
по юридическому факультету МГУ,
учился с Михаилом Сергеевичем в одной группе.
Дорогой мой человек
(Встреча в Мюнстере с Михаилом Горбачевым)
Первой я увидел Ирину, дочь Горбачевых. Безмерно усталая, с посеревшим, но не потерявшим обаяния лицом, она возвращалась с ночного дежурства в палате матери.
– Как было с мамой в эту ночь?
– Очень тяжело. Мучительно. Я страшно боялась…
А спустя несколько минут мы обнялись с Михаилом.
– Многие из наших однокурсников звонят мне в эти дни в Бонн, желают Раисе выздоровления, сочувствуют тебе, сопереживают вместе с тобой, надеются, верят в высокую справедливость, которая все-таки чаще всего не минует добрых, хороших людей.
– Мы получаем в Мюнстере около пятисот писем, телеграмм, факсов ежедневно. Через популярную газету с большим тиражом благодарю всех земляков, тысячи иностранцев за искренние слова сочувствия и поддержки в трудное для всей нашей семьи время…
– Ирина здесь с обеими дочерьми. Довелось им повидаться с бабушкой? Ведь режим в палате стерильно строгий – не то что цветов, вообще никаких лишних предметов, каждый сантиметр площади тщательно обработан во избежание малейшей инфекции.
– Все мы, кто дежурит в палате, подвергаемся такой же обработке. Но старшая внучка все же побывала в палате.
– Может, не стоило?
– Раиса очень просила.
– Немецкая печать, ссылаясь на мнение авторитетных медиков, писала, что болезнь сильно запущена. Как это могло случиться, не было возможности своевременно ее распознать?
– Все не совсем так просто. Эта форма лейкемии проявляется быстро, взрывообразно. Рая жаловалась на боли в пояснице. Ей сделали болеутоляющие уколы, сразу полегчало, мы гуляли с ней после этого. Но вот видишь, как все обернулось.
– Когда был поставлен диагноз, сказал ли ты ей об этом напрямую, как вели себя немецкие врачи?
– Я говорил с ней очень откровенно, выбирая, конечно, выражения, но почти открытым текстом. Врачи находили свои обтекаемые формулировки.
– С твоей откровенностью ты рассчитывал на силу ее характера?
– Именно. И не ошибся. Минувшей ночью ей было очень плохо, я опасался худшего, но она, как всегда, вела себя с поразительным мужеством, стойкостью и самообладанием. Она сильный человек, достойный самого высокого уважения и, не знаю, насколько уместно в данном случае это слово, восхищения. Я преклоняюсь перед своей женой и счастлив, что она подарила мне многие годы…
– Закончился первый этап химиотерапии. Что дальше, какова программа лечения?
– Если говорить коротко, то следующий важнейший этап – пункция спинного мозга. После этого через пару дней многое о болезни станет яснее. Понятно, в каком ожидании находимся я, Ирина и внучки.
– Ваше круглосуточное дежурство в палате, надеюсь, не объясняется нехваткой или недостаточным вниманием персонала?
– На это мы пожаловаться не можем. В этом отношении в клинике все организовано идеально. А лечащий врач профессор Бюхнер – светило мировой величины.
– Когда ты один на один с Раей, о чем вы с ней говорите, прости меня за этот вопрос?
– О чем можно говорить в этот… миг между прошлым и будущим?
– Может быть, чтоб немножко отвлечься, давай поговорим о политике?
– Давай лучше сейчас об этом не будем.
…Не будем о политике. Мы поговорили еще несколько минут. Михаил быстро собрался и отправился на свое дежурство к самому для него дорогому человеку.
А я с несколькими коллегами пошел по журналистской необходимости «отлавливать» трудноуловимого профессора Бюхнера. В ожидании доктора удалось добыть документ – «Врачебный бюллетень», который и привожу полностью:
«Госпожа Раиса Горбачева пребывает в связи с заболеванием острой формой лейкемии 18 дней в нашей клинике. Она находится в критической фазе терапии. Пациентка очень ослаблена лейкемией и химиотерапией. В лечении госпожи Горбачевой участвуют многие специалисты клиники. О результатах первой фазы лечения можно будет говорить только спустя некоторое время».
О том, что можно сказать уже сегодня, мы и задаем вопросы лечащему врачу профессору Бюхнеру.
– В бюллетене говорится о «критической фазе терапии». Не можете ли вы дать пояснения?
– Чтобы остановить развитие болезни, требуется от четырех до шести недель терапии. Пока она не завершится благополучно, мы не можем вздохнуть с облегчением. Первая фаза терапии при таком заболевании проходит, как и у госпожи Горбачевой, примерно одинаково. Заболевание еще не удается остановить, к этому, помимо всего, добавляются побочные явления, связанные с самой терапией. Поражаются, как известно, не только больные клетки, но и происходит отрицательное воздействие на другие клетки и органы.
Нами разработана масштабная стратегия, как бороться с возникающими осложнениями.
– Ваша главная цель на данном этапе лечения?
– Добиться ремиссии, приостановить развитие болезни. На наш взгляд, потребуется второй этап химиотерапии.
– Из вашего опыта, каков процент достижения ремиссии при подобных заболеваниях?
– У госпожи Горбачевой очень серьезная форма лейкемии. В принципе мы достигаем ремиссии в семидесяти процентах схожих случаев. Шансы на полное излечение – примерно пятьдесят на пятьдесят. Мы полагаем, что наши усилия приведут к успеху, но еще очень рано успокаиваться и считать, что главные проблемы решены.
…Завершилась первая стадия химиотерапии. Борьба за жизнь и здоровье продолжается.
«Труд», 13 августа 1999 г.
Михаил Горбачев подписывает самый важный документ в своей жизни
Фьямметта КУКУРНИЯ,
корреспондент итальянской газеты
«Республика» – для «Общей газеты»
Михаил Горбачев подписывает самый важный документ в своей жизни
Я приехала в Мюнстер в те дни, когда разыгрался скандал и газеты всего мира только и говорили о гигантской сети коррупции, поглотившей Россию, кажется, не без участия ее руководящих кругов. Но здесь, в этом зеленом городишке северной Германии, мне явилось другое лицо России. Россия порядочных людей. Россия тех, кто умеет любить, уважать, кто знает, что такое честность, преданность – и в горе, и в радости…
Михаил Горбачев возвращается в гостиницу часов в одиннадцать вечера. Измученный и усталый от тяжести пятидесяти двух дней мучительного ожидания. Одет он в те же самые джинсы и футболку. Глаза красные, человека, который не спит. И мне кажется, что я никогда раньше не видела его таким грустным и одиноким. Он меня радушно обнимает и тихо-тихо говорит: «Очень тяжело».
Сегодня вечером Михаилу Сергеевичу не хочется ужинать. Он даже не старается немного отдохнуть:
– Меня ждет тяжелая работа, всю ночь.
Горбачев рассказывает, что врачи готовят Раису Максимовну к трансплантации. Речь идет о новой технике трансплантации через кровь. У Раисы Максимовны есть сестра – добрая и мягкая Людмила Максимовна. Она уже несколько дней находится в Мюнстере. Всем известно, что братья и сестры – лучшие доноры. Но тем не менее и в этом случае существует возможность отторжения. Произойдет оно или нет – станет ясно лишь после операции. Наука еще не может дать точный прогноз.
Сегодня ночью Михаил Сергеевич должен прочесть и изучить бумаги, которые только что передали ему врачи. Он должен попытаться понять между строк стерильного языка медицины, какие подстерегают опасности и какие есть реальные возможности. Только после этого он поставит свою подпись.
Утро наступает незаметно. Приходит теплым и солнечным в уходящее лето. В восемь с половиной утра Михаил Сергеевич уже готов идти в клинику. Пересечь пешком парк, затем пройти, как каждый день, коридоры, полные горя, приблизиться к палате жены, снять с себя одежду и обувь, облачиться в белый халат и, наконец, переступить порог стерильной комнаты, где находится половина его жизни.
Мы идем вдоль длинной парковой аллеи, за ним по пятам следует телохранитель, как его тень и друг. Рядом проносятся велосипеды, и время от времени кто-то останавливается поздороваться и поддержать добрым словом. Заговаривают и по-немецки, и по-русски, бесцеремонно, как будто знакомы всю жизнь. «Как в моем селе Привольном», – говорит он.
А в действительности ничто не может отвлечь его от той тяжести, которая лежит на сердце.
– Я очень обеспокоен. После такого напряжения и страха теперь перед нами самый трудный этап. Никто не может предсказать, как это будет и сколько будет длиться. Нас ждет трансплантация. Люда приехала сюда, чтобы быть донором. Но она не смогла даже повидать сестру. Они не только сестры, но и большие друзья, а значит, для Раисы Максимовны был бы огромный стресс увидеть Люду здесь. Лишь однажды сестре удалось подойти к палате и молча посмотреть издалека. Милая Люда.
– Но что говорят врачи? Каковы шансы?
– Надежда одна: трансплантация. Но риск существует, и очень серьезный. Врачи не говорят о проценте успеха. Говорят, что надо надеяться. И мы надеемся. Их исследования доказывают, что существует возможность ремиссии болезни после операции. Если бы только она могла хотя бы немного собраться с силами, чтобы можно было сделать эту операцию…
Скоро должна вернуться Ирина. Она уезжала в Москву, чтобы собрать детей к началу учебного года. Все стараются уговорить Михаила Сергеевича немного передохнуть и уехать на несколько дней домой, когда Ира будет здесь. Признаюсь, я тоже стараюсь напомнить ему, что нужно подумать и о себе. Но мне сразу становится стыдно. Он на меня смотрит в недоумении, как будто я предала его.