ь ничто не мешало. Ударил без замаха, но метко — под колено поднимающемуся готу. Брызнула кровь, враг рухнул, заорал, из положения лежа лягнул неповрежденной ногой, но не достал. Макс размахнулся сильнее, врезав от души по наглой конечности, чтобы не размахивал. Опять крик, так похожий на тот, когда Чукчу убивали. Но сейчас Макса им не проймешь — страх пропал бесследно. Злость не появилась — просто хотелось жить, а этого будет нелегко добиться, если не отправить готов на тот свет. Надо бить и бить, покуда все не умрут. К убийству Макс сейчас относился как к грязной работе: не хочется, неприятно, но за тебя никто не сделает.
Ему ведь обязательно надо выжить, значит, придется.
Лишь пятым или шестым ударом Макс наконец попал в лицо — гот прикрывался правой рукой, левая, со щитом, при падении оказалась придавленной, да и вывернулась неестественно. Он отчаянно защищался, пока не перебило локоть. Кромка меча захрустела, осколки раковин разорвали щеку, скулу, впились в глаз. Враг затих — видимо, оглушило сильно или вообще сознание потерял. Но Макс не успокоился — врезал еще раз. Теперь по шее — ее ничто больше не прикрывало. И понял: теперь все. Работа выполнена. И опять без эмоций — надо было, вот и убил.
Обернулся. Еще один враг валяется, его остервенело молотят копьями несколько ребят. Пара полуголых фигурок лежит на песке, в глаза бросились потеки крови. Трое оставшихся готов сумели объединиться, встали треугольником, отчаянно отмахиваясь от наседающих противников. Это давалось им нелегко — один был ранен в ногу; второй остался без шлема, кровь из разбитого лба заливала глаза. Все они дружно орали, но в крике этом теперь было больше отчаяния, чем ярости.
Макс похолодел — из зарослей на другой стороне поляны выбрался ящер. По размерам ничуть не меньше того, который утащил Додика. Возможно, тот же самый — вернулся за добавкой. Несмотря на габариты, монстр двигался тихо — ни одна веточка не хрустнула под лапой. Ребята, увлекшиеся резней, не заметили его, а вот он видел всех прекрасно. На миг Максу показалось, что в желтых глазах рептилии мелькнула растерянность — будто тварь не знала, кого выбирать в этом вкусном изобилии. Но колебалась она недолго — наметив для атаки место максимальной концентрации пищи, шустро помчалась в сторону центра схватки, к тройке отчаявшихся готов, окруженных полуголой ордой.
— Назад!!! — заорал Макс. — Тритоны!!!
С таким же успехом он мог крикнуть «Стой!» улепетывающему зайцу — никто, похоже, даже не услышал. Позабыв про все опасности Большого острова, люди остервенело колотили друг друга с треском и воплями: можно в колокол над ухом бить — и не заметят.
Наперерез ящеру бросилась… Дина. Фантастика — скорее такого безрассудства можно ожидать от Жоры или Ботана, чем от этой заплаканной «диверсантки». В руке она держала подобранное готское копье, вид у нее был испуганный — и, парадокс, одновременно сосредоточенно-уверенный. Взмах, костяное острие бьет в шею, бессильно отскакивает, не пробив шкуры. Но рептилию эта атака вывела из душевного равновесия — проворно развернувшись, она выгнула тело и сделала выпад головой. Девушка отскочила, зачем-то вскинула левую руку, будто пытаясь прикрыть лицо, и жуткие челюсти щелкнули в воздухе, чуть-чуть не достав до пальцев. Остановившийся монстр внезапно потерял к ней всякий интерес, покосился на свою первоначальную цель, ударил хвостом, будто кнутом. Несколько своих и чужих, получив по спинам и ногам такой подарок, не удержались — покатились по земле, причем один удачно подрубил собою голени гота, так что и враг упал.
До некоторых наконец дошло, что в битву вступил новый участник принципиально иной весовой категории, — завывая от ужаса, они бросились в разные стороны. Но благоразумие заразило не всех: самые отмороженные, обрадовавшись тому, что строй врагов опять развалился, бросились на парочку поднимавшихся готов, не позволяя им встать спиной к спине. Макс готов был поклясться, что они видели ящера, но даже вид монстра не заставил их отказаться от продолжения боя — они игнорировали новую опасность. Сумасшествие какое-то…
Один из готов трезво подсчитал свои шансы и, не обращая внимания на сыплющиеся со всех сторон удары, бросился в сторону пролома в рядах атакующих — по следу, выкошенному хвостом ящера. Странно, но рывок удался — вырвавшись из окружения, черный бросился в сторону спасительных зарослей. Увы, путь его лежал как раз мимо тритона, и тот, успев развернуться, сделал еще один выпад головой, на этот раз удачно. Тростниковый доспех против клыков защищал не лучше бумаги — над полем боя пронесся уже хорошо знакомый предсмертный крик. И почти сразу еще один — чей-то удачный выпад поразил грудную клетку упавшего противника.
Последний оставшийся на ногах гот продолжал вертеться волчком, пытаясь отбиваться. От уколов копий трещали доспехи, ноги и руки покрывались ранами, от поврежденного щита отлетали стебли тростника и бамбуковые полоски. Макс на это не смотрел — шагая к эпицентру боя, он завороженно наблюдал, как тритон величаво уходит в заросли. Ящер получил то, за чем пришел. Ему хватит — пусть двуногие дальше занимаются своими глупостями.
Проходя мимо Мусы, сидевшего на песке и держащегося обеими руками за окровавленную голову, Макс нагнулся, поднял топорик. Сделал еще несколько шагов, успев вовремя: гот как раз отскочил в нужную сторону, развернулся, неудачно попытался достать деревянным мечом до прыткого смертника. Уголок лезвия угодил аккурат под шлем, раздробив затылок. Этот противник рухнул без крика, напоследок обдав Макса струей крови — сердце все еще продолжало ее качать, не понимая, что это конец.
Посмотрев на окровавленное лезвие топорика, Макс удивился: даже не тошнит. Только во рту привкус странный — будто гвоздями накормили. Покосился на предплечье. Рана неопасная — так, царапина. Но в этом мире даже к уколам иголкой надо относиться серьезно: противостолбнячной сыворотки здесь нет, и повторять судьбу старшего Маяковского[6] не хочется. Надо побыстрее найти бородавочник и замазать липучкой.
Какие здравые мысли для почти ребенка, только что убившего двоих ровесников…
Рядом кто-то все еще не мог угомониться — раз за разом вонзал размочаленное острие копья в неподвижное тело. Еще кто-то выл от боли, кто-то — от ярости, а кто-то просто лежал, уже ни на что не реагируя. Бегали ребята, будто кого-то искали, но все это уже лишнее — бой окончен. Один из смертников сумел снять колодку с поломанной ноги, дополз до поверженного врага, начал остервенело бить увесистой деревяшкой сверху вниз — будто молотом работал. Череп не выдержал, сплющился.
Макса наконец стошнило. Желчью. Сегодня ведь не завтракали. Вылазки на Большой остров было принято делать натощак.
Готы дорого продали свои жизни. Больше всех досталось смертникам — от ярости и острого желания сию же минуту отомстить прежним хозяевам за все месяцы унижений они не берегли себя и поплатились серьезно. Из той семерки, что пошла в бой под командованием Санька, двое умерли от ран сразу после боя, один был очень плох — глубокая рана в правом боку, там, где печень. Кровотечение было несильным, его даже смогли уменьшить с помощью повязки из пальмовых листьев и обрывков майки, но не похоже, что выкарабкается: вот-вот умрет.
Тройка колодников попала под раздачу в полном составе — им ведь трудно было двигаться проворно, а воевать хотелось очень сильно. Один был убит ударом в грудь, второй лежал без сознания — деревянный меч раскроил ему череп. Непонятно, почему до сих пор дышал. Третий отделался сравнительно легко: хвост ящера сломал ему голень. Странно, но никто из сбитых с ног больше не пострадал — ушибы не в счет. Видимо, груз на коленке подгадил.
В команде Мусы потери несопоставимо скромнее — ребята вели себя осторожнее, не горя жаждой мести, да и покрепче были. Хотя жизнь на острове и несытная, но до состояния живого скелета никого не доводили.
Сам Муса заработал удар копьем в голову, над левым ухом. Вскользь пришлось, и череп не пробило, только оглушило, а сама рана вроде неопасная — если не воспалится, конечно. Жоре костяное острие располосовало грудь — кровоточащий рубец протянулся от правого плеча до солнечного сплетения. Рана на вид скверная, но неглубокая — странно, как он вообще ухитрился ее получить. Его, похоже, не кололи — рубили. Ботан сильно хромал: ящер ушиб хвостом. Как ни странно, но больше пострадавших не было. Если, конечно, не считать Макса, но его царапину с большой натяжкой можно отнести к ранению.
Итого: трое убитых, двое умирающих, один лежачий, несколько слегка задетых. Учитывая, что против пятерки готов действовало семнадцать противников, статистика удручающая. Хорошо еще, что тритон подыграл. Жаль, что не в самом начале пришел на помощь: ударь он по вражескому строю своим хвостом, жертв было бы гораздо меньше.
Первые минуты после окончания боя были сумбурными. Макс, пожалуй, единственный, кто тогда мыслил здраво: оценив количество раненых, предложил сходить к рифам за липучкой. Очухавшийся Муса поддержал идею и, посматривая странно, даже сам вызвался сбегать, но в итоге поручил это Снежку. Вероятно, от перенесенного удара из головы вылетела вся информация про островную «табель о рангах» с расписанными по пунктам обязанностями «высших и низших каст».
Потом Олег высказался — добавил паники. Сказал, что шум боя наверняка услышали абсолютно все обитатели острова, разве что глухие остались не в теме. Но и они быстро узнают, что на берегу происходит нечто перспективное для любителей пожрать, когда унюхают запах крови: ее здесь больше ведра пролили. Он предложил в качестве временной меры предосторожности оттащить трупы в заросли. Здешние хищники — как четырех-, так и двуногие — поначалу ограничатся падалью и, лишь когда она закончится, обратят внимание на живую добычу. В общем, если ни у кого нет суицидальных позывов, то лучше смотаться отсюда как можно быстрее.