— Почему дозорный на вышке не заметил корабля? — возмутился Макс.
— Он у них низкий — мачту перед этим сняли и, прячась за рифами, подошли. Вдоль протоки тянется высокая и почти сплошная скальная гряда. Да и не смотрит дозорный в сторону расселины — там ведь на берегу свой наблюдатель дежурит, которым Мишаня занялся. Так и взяли нас, будто кроликов ленивых… Без боя, считай… Хорошо, что в баррикаде на такой случай тайные проходы есть. Один из них как раз за моей хижиной: отбрось циновку в сторону — и прямо в него попадешь. Я подпорки убрал, стенку плечом толкнул — и в кусты. Елена следом бросилась, догадалась. За мной гнались — именно за мной. Кричали, что не убьют. По прозвищу звали — Эн. Ценный трофей я для них. Да только не догнали — где им, убогим, поймать меня на моем же острове. В кустах заблудились. Ох и устал я… Вам, ребята, хорошо — даже босиком, наверное, ходить здесь сможете. А вот у меня ноги гудят от шлепанцев и от воды. А уж спину ломит — сил нет. Стар я для такого — кости и суставы уже не те. Да и мышцы никуда не годятся… Быстрей бы скала наша — отдохну хоть. Ну? Чего приуныли?
— Сколько готов в поселке? — напряженно поинтересовался Макс.
— Мои мальчики двадцать восемь насчитали. Еще на корабле парочка постоянно дежурит, а по ночам даже тройка. Похоже, не ошиблись — цифра хорошая: ровно тридцать получается. Почему ты спросил?
— Мне интересно знать — как мы справимся с тридцатью готами? Со мной пришло тринадцать человек, с вами шестеро. Итого — девятнадцать. А у них тридцать воинов — с оружием отличным, с доспехами. И главное — они умеют воевать. А мы нет. Да и какие из нас воины? Детей вон сколько и три девчонки. На острове мы пятерых с трудом убили, далеко не самых лучших. А здесь…
— Раз уж ты снизошел до математических расчетов, тогда добавь в свое уравнение еще тройку противников. Люц — опаснейший тип; Миша — хоть и мальчик, но, как я понял, убивать умеет и даже любит этим заниматься; а еще Оля. Она, правда, в интересном положении и вообще темная лошадка. Эй! Барышня! Эта Оля — она противник достойный или у вас ради ширмы была?
— Какой ширмы?
— Ну… от беременной подвоха не ждали. Никому в голову не придет, что будущая мамочка может ввязаться в авантюру. Наличие в группе такой особы играло на доверие — никто не заподозрил в вас диверсантов. Разве не знаешь, что такое ширма?
— Она ждала ребенка от Люца.
— Ты же говорила, что он девушек э… не любит, — удивился Олег.
— Ну да, так и есть. Но он решил, что ему нужен продолжатель рода. Дитя Антихриста. Он ведь свихнулся на своей божественности. Выбрал эту… из-за бедер широких. Решил, что от нее ребенок крепче получится. Не знаю, как он ей мозги прополоскал, но она в него по уши втрескалась. В извращенца… Хотя ее согласия и не спрашивали, но любовь получилась… Вот так и жили: Оля, Люц и Мишаня.
— Какая милая семейка, — ухмыльнулся Олег.
— Ага, — кивнула Дина. — И еще: Люц надеялся, что Олю, как беременную, у вас к кухне приставят. У нее порошок с собой был — если такой в еду или воду подсыпать, не умрешь, но вялым станешь. Сонным. Так что если вы хотите узнать, сколько врагов в поселке, то и ее считайте. Она гадина настоящая. Не смотрите, что на вид добродушная: с головой у нее что-то от этой любви случилось. Люц ее тоже заставлял людей убивать, и она убивала. Ей вроде даже понравилось. Может, тоже выжить пыталась любой ценой, но не верю… разве что поначалу, а потом втянулась — и пошло-поехало…
— А тебя не заставлял? — неожиданно спросил Олег.
— Пытался… — нехотя ответила девушка.
— И?..
— Я сказала, что согласна быть шпионкой, но остальное — нет.
— И он ничего тебе не сделал?
— Нет.
— Странно… я был о нем более высокого мнения…
— Не мог он уже ничего сделать: через неделю мы должны были отправляться к вам. Ведь замены мне быстро не найти. Он ведь два месяца учил меня с копьем драться, говорить одно и то же без запинки, на Большой остров посылал и в другие места — чтобы привыкла ходить помногу и знала все тонкости экспедиций.
— А это… С тобой он тоже, как с Оленькой? Пытался размножаться? Может, потому и пощадил после отказа? — скабрезно уточнил Олег.
— Нет, — вспыхнула Дина. — Я разве похожа на корову? Другие его не устраивали — он считает, что чем толще, тем для младенца лучше. А просто так женщинами не интересуется. Он ведь извращенец. Ему противно все нормальное. В смысле, нормальные… отношения. И вообще, он с женщинами даже не разговаривает. Только с девушками. У него бзик такой — если с мужчиной была, он брезгует с такими общаться. Полностью ненормальный…
— О! Раз с тобой разговаривал, значит, ты девушка?
— А тебе-то какое дело?
— А я вот мальчик. Знаю, после моих рассказов ты не поверишь, но клянусь твоим здоровьем: врал безбожно. Я это не просто так говорю. Понимаешь, Эн, похоже, решил нас всех прикончить, бросив в пешеходную атаку на толпу готов. Так неужели мы позволим умереть друг другу невинными?
Эн, резко остановившись, развернулся, насмешливо произнес:
— Олег, вот знаешь, что меня в тебе поражает? Как может человек, думающий гениталиями, демонстрировать зачатки умственной деятельности? Успокойся, никто не умрет. Или почти никто — полной безопасности гарантировать не могу. Но надеюсь на лучшее. У меня есть план — если все получится, то малой кровью обойдется. Дойдем до этой проклятой скалы, и все расскажу. Да где же она… Устал я — последнее здоровье оставил, бегая по этим камням…
Вечерело. На плоской коралловой скале в кружок расселись все. Время ужина. Хоть все на нервах, хоть смертью попахивает, но молодые организмы требовали свое — стремительно исчезали последние крохи, прихваченные из поселка, трещала кокосовая скорлупа под ударами топорика — по рукам расходились куски белой мякоти. И все косились на Эна.
Тот не спешил. Этот человек знал себе цену, знал и то, что его собеседники в силу возраста падки на внешние эффекты, вот и нагнетал обстановку, дразня их любопытство. И без того сегодня несколько раз выходил из роли невозмутимого «шамана» — это грозит ущербом для имиджа. Неспешно дожевал кусок кокосовой мякоти, плеснул в наскоро изготовленную чашу воды из бутылки, отхлебнул, горестно вздохнул:
— Чай бы сейчас не помешал, — и тут же, будто продолжая прерванный разговор, резко спросил: — Максим, на какую глубину ты сможешь нырнуть? Максимально? Это очень важно — хорошо подумай, прежде чем ответить.
Макс на миг растерялся, но быстро собрался с мыслями:
— Не знаю… Я ведь в этом деле никогда за рекордами не гонялся. Просто плавал, а не экстремальным фридайвингом[7] занимался. Да и где искать? В бассейне? Или на пляже? В принципе если нырять по всем правилам, работая на максимум, без ограничений, то, наверное, метров на сорок — пятьдесят могу рискнуть. Или даже на шестьдесят. Нет — шестьдесят страшновато вообще-то. Хотя если не сразу попробовать, а постепенно наращивать… Тренер говорил, что у меня способности немалые: неделя-другая тренировочных погружений — и можно, если страховать будут.
— Отлично! Для того чтобы мой план сработал, надо нырнуть приблизительно на тридцать восемь. Всего лишь.
Макс едва не поперхнулся и поспешно проговорил:
— Стоп! Вы не так поняли! Знаете, что я имел в виду, сказав «нырять по правилам»?
— Не знаю, но, полагаю, ты сейчас об этом расскажешь.
— Я имел в виду погружение без ограничений. При этом как раз и получаются максимальные рекорды. Но такой способ не для нас. Я поясню. Сперва в море опускается трос. Затем погружаются аквалангисты — занимают позиции на разных глубинах возле троса. Ныряльщик, идущий на рекорд, вентилирует легкие, делает дыхательную гимнастику — тут уж у каждого своя методика, но не запрещается, по-моему, ничего: хочешь — чистым кислородом дыши; хочешь — смесью гелиевой; хочешь — стой на голове с утра до вечера. Затем спортсмен забирается на платформу специальную — она тяжелая и может скользить вдоль троса с большой скоростью. Сам он при этом даже не шевелится — замирает как статуя. Старт — и платформа начинает двигаться вниз. Быстро разгоняется. Ныряльщик ничего не делает — просто стоит, держась за раму руками и стоя ногами на нижней перекладине. Ни малейшего движения не делает, бережет силы. Любое сокращение мышц — это затраты кислорода: нельзя ему шевелиться. Когда решает, что с него хватит, останавливает спуск. Затем над платформой надувается шар, который вытягивает ее наверх с такой же скоростью. Глубина погружения платформы фиксируется — это и есть достижение. Иногда фридайверы используют подводный скутер, прицепленный к тросу, — он движется быстрее, чем платформа. У каждого способа свои плюсы и минусы — слишком быстрое погружение плохо сказывается на организме.
— А зачем там аквалангисты? — не понял Муса.
— Они страхуют спортсмена. Парадокс, но сейчас, с теми глубинами, на которых устанавливают рекорды, аквалангисты больше рискуют, чем ныряльщики, да и не могут сопровождать на всем протяжении.
— Это что — парни без воздуха ныряют туда, куда аквалангисты не достают?!
— Да.
— Бред.
— Нет, они плавают с воздухом, подолгу находясь на опасной глубине. Наш организм не приспособлен к этому. Приходится соблюдать режимы погружений и всплытия, использовать специальные дыхательные смеси. И все равно рискованно.
— А какие там глубины? — завороженно спросил Снежок.
Макс пожал плечами:
— Я точно не знаю, но вроде за полторы сотни метров уже перешли.
Некоторые присвистнули, а Макс поспешно добавил:
— Может, я в каких-то деталях ошибаюсь, но что сто пятьдесят уже достигли — это точно. Сам одно время увлекался фридайвингом, как многие пловцы, вот и запомнил цифры.
— Ну вот видишь, малыш, — а каких-то жалких тридцати восьми испугался. — Эн произнес это насмешливым тоном — будто папочка глупому сынишке.
Зря он так: сейчас не до шуток. Макс вспыхнул, вскочил: