– Так скоро?
– Не вижу причин затягивать с этим делом, – ответила Коринн. – Чем скорее я доберусь до Джареда Буркетта, тем быстрее я верну себе самоуважение.
Глава 17
Сэмьюэл Барроуз не переставал возражать против решения дочери. Даже на железнодорожном перроне он пытался уговорить Коринн отказаться от своего намерения, при этом прекрасно понимая, что не в силах ее остановить. Хотя ему удалось заставить дочь пообещать часто писать ему.
– А если угодишь в переделку, немедленно возвращайся домой.
– Договорились, папочка.
Он повернулся к Расселу.
– Надо было позволить вам жениться на ней, Дрейтон. Очень жалею, что не сделал этого.
– Надеюсь, вы вспомните об этом, сэр, после того, как я уговорю Коринн развестись с Буркеттом.
– Ну, посмотрим, – уклончиво пообещал Сэмьюэл. – Я очень рад, что вы едете вместе. Держите ее подальше от неприятностей. – Он обратился одновременно к Расселу и Флоренс.
Рассел ответил за них обоих:
– Если только это будет возможно.
Коринн была очень довольна, что по дороге на вокзал ей не встретился никто из знакомых. Это был первый раз, когда она вышла из дома после того кошмарного утра. Когда она вернется, ей не будет никакого дела до того, что о ней думают люди. Ее будет переполнять удовлетворение от осознания того, что ей удалось поквитаться с Джаредом и, возможно, перехитрить его. После этого она смело посмотрит в лицо любому.
Поездка через всю страну оказалась весьма даже приятной. Еще четверть века назад она была бы сопряжена с трудностями. Но с завершением строительства железной дороги «Юнион Пасифик», соединившей два побережья в 1869 году, путешествие заняло всего одну неделю. Следующую неделю Коринн, Рассел и Флоренс провели в Сан-Франциско в ожидании корабля.
Сан-Франциско оказался многолюдным мегаполисом, совершенно непохожим на чинный, с упорядоченной жизнью Бостон, даже на взгляд девушки, выросшей в городских условиях. Всем троим понравилось его шумное разноцветье. Коринн стало интересно, какой жизнь была здесь во времена «золотой лихорадки». Сколько народу разбогатело? Сколько умерло в безуспешных попытках разбогатеть? То было время приключений и авантюр, когда все было возможно. [6]
В элегантном казино, куда пускали только богатую публику, Коринн, наконец, сыграла в игру с неограниченными ставками, о чем так долго мечтала. Она выиграла пять тысяч долларов. Но, судя по всему, для нее это уже не имело большого значения. Джаред убил в ней азарт, решила Коринн. Теперь он стал ее навязчивой идеей.
Куда бы она ни шла, что бы ни делала, Джаред, казалось, невидимо присутствовал рядом. По мере приближения к Гавайям он все больше и больше занимал ее мысли. Все бы ничего, если бы она не начала вспоминать подробности их первой брачной ночи. Забыть ее было невозможно, хотя Коринн и поклялась себе навсегда выкинуть из головы все, связанное с той ночью.
Как только корабль вышел в открытое море, она слегла с морской болезнью, в чем тоже стала обвинять Джареда. Он и за это ответит, поклялась себе Коринн.
Все три недели, пока корабль бороздил просторы Тихого океана, она провела в постели. Потеряла в весе. Чувствовала себя кошмарно. И все это время ругала Джареда на чем свет стоит, обвиняя его во всех своих страданиях. Когда корабль, наконец, пришвартовался в Гонолулу, Коринн настолько обессилела, что не смогла подняться с постели, но, поддерживаемая неуемным желанием вновь коснуться земли, и с помощью Флоренс, она выбралась из каюты на палубу.
Коринн была приятно удивлена. На календаре было 12 декабря, время для снегопадов и пронизывающего ледяного ветра в Бостоне, а здесь дул легкий бриз, сияло солнце, в воздухе носились тонкие запахи.
– Ты тоже чувствуешь аромат? – спросила Флоренс. – Это цветы так пахнут. Я узнала много о Гавайях, пока ты лежала пластом. Прибывших сюда встречают гирляндами цветов. Кажется, это такая традиция здесь. Хорошая традиция, надо сказать.
– Гирляндами?
– Да, гирляндами из срезанных цветов, которые надевают на шею. Тут тебе не Бостон, моя дорогая. Цветы здесь цветут круглый год. Мы с тобой в тропиках, – объясняла Флоренс, обмахиваясь кружевным платочком. – Нам только потребуется немного времени, чтобы привыкнуть к жаре.
– Мне нравится.
– Тебе не понравится, когда зима здесь сменится на лето, – ответила Флоренс. – Мне говорили, что летом тут стоит непереносимая для малихинис жара. Хорошо, что мы уже уедем до того времени.
– Малихинис?
– Так гавайцы называют вновь прибывших, – с налетом гордости объяснила Флоренс.
– Боже, да ты у нас настоящий знаток! – усмехнулась Коринн. – Расскажи еще что-нибудь.
Флоренс решила не обращать внимания на ее насмешливый тон.
– Не лишним было узнать, куда мы едем. На корабле было несколько пассажиров, которые уже бывали здесь. И конечно, капитан оказался очень полезен.
– Ты права, – признала Коринн. – Надо было узнать больше про Гавайи. Можно было бы почитать что-нибудь про острова, пока я валялась в постели, вместо того, чтобы выплакивать мою печаль равнодушным стенам.
– Ты можешь сделать это, пока восстанавливаешь силы. На это потребуется несколько недель.
– Чем быстрее я устроюсь, тем быстрее приду в себя. Где Рассел?
– Он пошел узнать насчет нашего багажа. И предупредил, что будет ждать нас на причале с каретой.
Они прошли сквозь толпу на причале, где их поприветствовали дружелюбные гавайцы в ярких одеждах, которые преподнесли гирлянды цветов каждому пассажиру. Несколько местных жителей предлагали свежие островные фрукты. А группа музыкантов исполняла музыку, под которую для вновь прибывших танцевали красивые черноволосые девушки в разноцветных саронгах.
Коринн вручили две гирлянды из пахучих пламерий. Она поблагодарила улыбкой. Но цветочный аромат был тяжел, и Коринн почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
– Мне надо присесть, Флоренс, – сказала она, хватая ее за руку.
– Пойдем. – Флоренс подвела ее к ящику, который стоял в негустой тени. – Подожди здесь. Я принесу тебе каких-нибудь фруктов, которыми торгуют разносчики. Это чудо, что ты вообще можешь ходить. В последнее время ты совсем не ела.
Уже скоро она вернулась с огромным ломтем ананаса, завернутым в широкий зеленый лист какого-то растения, и небольшой корзинкой, полной бананов, кокосовых орехов и гуав.
– Что это за фрукт такой? – осторожно поинтересовалась Коринн.
– Ничего похожего в жизни своей не видела, но он растет здесь. Попробуй ананас. Мне сказали, что нет ничего вкуснее его.
Коринн поднесла золотистый плод ко рту и чуть не подавилась, вдохнув аромат.
– Убери.
– В чем дело, Кори?
– Просто убери его, – простонала она, мертвенно побледнев. – Я думала, что тошнота пропадет, как только ступлю на землю, но пока она не проходит.
– Коринн, ты уверена, что для этого нет другой причины? – поколебавшись, спросила Флоренс. – На твердой земле морская болезнь не возникает. Корабельный врач, кстати, сказал, что ты вообще не должна была так страдать. Морской болезни не бывает при таком спокойном океане, по какому мы шли.
– А ты как считаешь?
– Я считаю, что ты беременна.
Коринн принужденно засмеялась.
– Не говори глупостей. Я бы почувствовала, разве не так?
– Ты бы заметила, если бы не была так занята Джаредом Буркеттом. Когда у тебя в последний раз случились месячные? – Она сразу перешла к делу.
Коринн не смогла ответить. Она не могла вспомнить.
– Даже не знаю. – Ее это начало раздражать.
– Подумай!
Коринн подумала. И единственный раз, о котором она вспомнила, был перед тем, как Джаред ее изнасиловал. Ее зеленые глаза широко открылись, взгляд потемнел.
– О нет!
– Не имеет никакого смысла отрицать это, Кори. Его вполне хватило на это.
– Я не хочу его ребенка! Господи, он и без этого уже исковеркал мне жизнь!
– А что ты еще можешь, кроме как выносить это дитя? Оно уже растет.
– Я не оставлю его при себе!
– Это твое дело, – с холодным неудовольствием сказала Флоренс. – Но прямо сейчас нам надо решить, где ты будешь его рожать. Осуществить твой абсурдный план не получится, потому что беременность скоро станет заметной. Может, мы отправимся назад, домой, с первым кораблем?
Коринн поморщилась.
– Я умру, если взойду на корабль так скоро. Нет, мы пока побудем здесь. Я не откажусь от своего плана. Его нужно просто отложить на какое-то время.
Глава 18
Коринн полулежа удобно устроилась на крытой веранде с видом на шумный Гонолулу. Потягивая лимонад, она хмурилась, когда ребенок в ней начинал шевелиться. На коленях у нее лежал блокнот, который она приготовила, чтобы написать письмо. Но настроения писать не было. У нее не было настроения ни на что, она могла только жалеть себя.
Флоренс ушла на базар, а Рассел где-то развлекался. Коринн ввергало в уныние ее вынужденное уединение, но это было ее решением, чтобы никто не видел ее в нынешнем состоянии. Нельзя, чтобы Джаред случайно столкнулся с ней. Нельзя, чтобы он узнал о ребенке. Она должна быть в этом уверенной.
«Дорогой отец,
У меня ничего не поменялось после моего последнего письма. Мы все так же живем в доме на холмах Панчбаул, который я сняла. С началом лета здесь повсюду расцвели цветы, украшая все вокруг. Ты даже не представляешь разноцветья, которое царит в моем саду! За садом я ухаживаю сама и теперь знаю много о здешних экзотических растениях и цветах. Из этого ты должен сделать вывод о том, как чудесно я провожу время.
Погода здесь более жаркая, чем в Новой Англии, к которой мы привыкли. Я это ощущаю острее, чем другие, наверняка из-за моего положения. Но до нас, живущих на холмах, все-таки долетают потоки прохладного бриза, в особенности по вечерам. Господи, как я жду этого бриза!
Чувствую я себя по-прежнему прекрасно, так говорит мой доктор. Рожать мне предстоит в следующем месяце. На вопрос, заданный в твоем последнем письме, отвечаю – нет! Я н