е передумала отдать ребенка кому-нибудь. Он бы лишний раз напоминал мне о Джареде, а я хочу полностью его забыть, как только уеду отсюда. Материнские инстинкты, про которые ты пишешь, во мне еще проснутся, но только не здесь. Я уже ненавижу этого ребенка так же сильно, как ненавижу Джареда. И нет, он никогда не узнает о своем ребенке. Это еще один повод испытать удовлетворение, которое меня ждет».
Господи, как грубо и бессердечно это звучит! Но она и в этом обвиняла Джареда. Он научил ее ненавидеть, и ненависть поглотила в ней жалость и сочувствие, которые когда-то были ей свойственны.
«Я все равно вернусь к моему плану, как только восстановлю форму. Это будет уже скоро, потому что я не сильно раздалась.
Джаред сейчас в городе. Рассел узнал для меня, где он живет и где работает. Он строит отель в самой малолюдной пляжной зоне Вайкики. Жизнь у него, судя по всему, течет своим чередом, и он думать забыл о том, что сделал мне. До него еще не дошло, что я здесь. С тех пор, как мы приехали, я не показывалась на публике. Флоренс и Рассел выходят в город, но Джаред не знает Флоренс, а Рассел держится от него подальше. Так он меня уверяет.
Я терпеть не могу ждать и при этом ничего не делать. Ты ведь знаешь, что меня трудно назвать терпеливым созданием. Я и в эту передрягу попала по своей воле, потому что не могла дождаться, когда наложу лапу на свой траст. Кстати, деньги, которые я взяла с собой, надежно спрятаны в местном банке. Так что тебе можно было не поднимать много шума из-за того, что я везу при себе большую сумму.
Скоро напишу тебе еще, папочка. Однако не жди от меня полного отчета о рождении ребенка. Я не собираюсь даже взглянуть на него. Для нас лучше всего не знать, как он выглядит или какого пола будет. Как бы там ни было, я даже не думаю о нем как о своем ребенке. Это отпрыск Джареда, и только его. Доктор мне уже рассказал, что гавайцы любят всех детей. Он уже подыскал для него приличный дом, поэтому можешь вообще не волноваться на этот счет.
Я тебя люблю, папочка, и надеюсь, что ты простишь меня за то, что лишаю тебя внука. Просто я не смогу вынести его присутствия рядом с собой. Пожалуйста, пойми меня.
Твоя нежно любящая дочь
Отцу это письмо, конечно, не понравится. Как, впрочем, и все остальные, которые она уже отправила домой. Она всегда была нелицеприятна и сурова. Жестокосердной называл ее отец. Джаред – тоже. Возможно, такой она и была. А еще она была сильной. Такой женщиной быть совсем нелегко.
Запечатав письмо, Коринн отнесла конверт в дом. Флоренс его отправит. В доме было тихо. Даже мрачная повариха-немка ушла куда-то до вечера.
Поговорить было не с кем, и поэтому Коринн, ощутив некоторое беспокойство, отправилась поработать в саду. Примерно через час подъехал экипаж и остановился у подножия холма. Из него вылезла Флоренс, нагруженная корзинками с продуктами и свежими овощами. Она нашла Коринн за работой, та подстригала живую изгородь из гибискусов с огромными красными и желтыми цветами, которая прикрывала двор со всех сторон.
Флоренс нахмурилась.
– Посмотри на себя, Кори. Ты сейчас поджаришься на солнце.
Коринн смахнула пот со лба перепачканной рукой.
– Мне ничего другого не оставалось.
– Пока жарко, тебе лучше работать в тени, моя девочка. Удивительно, что у тебя не кружится голова от такой погоды. А теперь пойдем, я приготовлю тебе прохладную ванну.
Она помогла Коринн встать, а потом отвела ее по лестнице в дом. По переднему фасаду дома тянулась веранда. С балок свисали папоротники и цветы в горшках. На балясинах тоже стояли цветы. По углам дома и спереди, и сзади росли молодые пальмы. Если учесть, сколько ароматов носилось в воздухе, а также живописное разноцветье вокруг, веранда была самым подходящим местом для отдыха.
– Подожди здесь, Кори, пока я разберу покупки, а потом приготовлю тебе ванну.
– Не могу понять, почему я позволяю тебе так нянчиться со мной, – недовольно пробурчала Коринн, потом устало улыбнулась. – Но понежиться в прохладной ванне – это здорово. Моя спина опять дает о себе знать.
– Если бы я не знала наверняка, то могла бы подумать, что ты переходила свой срок, – заметила Флоренс, разглядывая огромный живот Коринн, укрытый под широкой, как шатер, гавайской одеждой, которую местные называли муумуу.
– Не говори глупостей. – Она пользовалась этой фразой всегда, когда кто-нибудь говорил что-то близкое к истине.
Покачав головой, Флоренс ушла в дом, а Коринн на веранде неуклюже опустилась в ротанговое кресло. Решающий момент приближается, угрюмо подумала она, поглаживая себя по животу. И в самом деле, ребенок мог теперь родиться в любой день. Хотя это означало, что ее ожидание закончится, ей не хотелось, чтобы все произошло именно так. Потому что придется рассказать Флоренс о самой первой ее близости с Джаредом. А вот этим она предпочла бы ни с кем не делиться.
Налетевший ветер начал раскачивать цветы на веранде, принося с собой пьянящий запах гардений от кустов, росших перед домом. Коринн всей грудью вдохнула аромат, ставший самым любимым, и тут же задержала дыхание, потому что в спине опять возникла режущая боль. Слишком много наклонялась, разозлилась она на себя. Надо быть осмотрительнее. Теперь уже нельзя работать в саду без оглядки на то, как ведет себя ребенок.
Как это ее возмущало! Ребенок приносил одни проблемы, с самого момента своего зачатия. Коринн почувствовала себя опустошенной, она была готова отправиться в постель и больше из нее не вылезать.
– Пойдем, Кори. – В дверях на веранду появилась Флоренс. – Ванна готова.
Коринн попыталась встать и не смогла. Опять упала в кресло.
– Помоги мне. Я теперь и из кресла сама не выберусь.
Флоренс хмыкнула и взяла ее за руку.
– Сейчас для тебя наступает самое ужасное время, моя дорогая. Очень плохо, что он не может быть здесь, чтобы разделить его с тобой и выслушать все, что ты о нем думаешь.
– Если бы он оказался здесь, я бы, наверное, перерезала ему горло за эти дела.
– Ладно-ладно. Все-таки ребенка вы сделали вдвоем. Ты же не хотела выходить за него, помнишь?
– Лучше не напоминай. Я даже не догадывалась, что через меня он пытается подобраться к отцу. И потом, вдобавок, наградить меня ребенком!
– Все, Кори! Доктор запретил тебе переживания, а мы с тобой все время вспоминаем одно и то же. Чувствую, пора об этом забыть. Из мести ничего хорошего не получится.
– Месть принесет удовлетворение, – упрямо заявила Коринн. И вдруг охнула от пронзительной боли, потом еще раз.
– Что такое? – спросила Флоренс, потом глаза у нее расширились. – О господи, это ведь не преждевременно, да?
– Нет, – выдавила Коринн, когда приступ боли миновал. – Боюсь, все проходит вовремя. Ты была права насчет срока.
– Я поняла, что ты кое-что скрыла от меня. То, что случилось до свадьбы. Нет ничего удивительного в том, что ты так торопилась с ней.
– Флоренс, пожалуйста! – простонала Коринн. – Я все объясню позже. А сейчас просто отведи меня в постель. Я сейчас умру, так болит спина.
– Боже мой, это будут одни из тех самых родов, – пробормотала горничная себе под нос.
– Что?
– Ничего, моя хорошая. Пойдем, я отведу тебя в спальню, а сама сбегаю за доктором.
– Нет! – вскрикнула Коринн. – Не оставляй меня!
– Хорошо, Кори. Хорошо, – примирительно сказала Флоренс. – У нас еще есть время, в любом случае. Повариха вернется, и я отправлю ее за доктором.
Восемнадцать часов спустя Коринн всеми силами старалась не впасть в забытье. Еще была свежа в памяти та ужасная боль, которая выворачивала тело наизнанку. Сейчас, когда все закончилось, хотелось просто заснуть и не вспоминать об агонии. Но этот ужасный плач не давал ей забыться.
– Уже недолго, миссис Дрейтон.
Коринн не открыла глаз. Ей было понятно, что доктор Брайсон обращается к ней, потому что она воспользовалась фамилией Рассела, чтобы не открывать свою. В конце концов, он ведь живет с ней в одном доме. И почему доктор не может оставить ее в покое? В течение нескольких часов он надоедал ей, говоря, что нужно делать, упрашивал расслабиться, когда она знала, что это невозможно. Потом продолжал настаивать, что еще не время, хотя она понимала, что умрет, если агония не прекратится.
Доктор Брайсон говорил, что она – наихудшая из пациенток, какие только у него были, на что Коринн советовала ему отправляться к дьяволу. Доктор пришел в шок от ее манер, потому что она крыла Джареда самыми отборными ругательствами, которые слышала еще в детстве, посещая верфь. Имя Джареда вылетало у нее изо рта всякий раз, когда прилив боли становился непереносимым. Господи, уши у него, наверное, пылали всякий раз. Она жалела, что его не было здесь, чтобы услышать ее брань лично.
– Миссис Дрейтон, пожалуйста.
Коринн открыла глаза.
– Можете меня оставить в покое, наконец? Я просто хочу немного поспать.
– Мы еще не закончили.
– А я уже!
Доктор Брайсон вздохнул. Это был невысокий человек, хорошо за сорок, лысеющий, с огромными очками, которые постоянно сползали с длинного носа. И он постепенно терял терпение.
– Сейчас я перережу пуповину. Вам нужно хоть на минуту взять ребенка на руки.
– Нет!
– Вы невозможно упрямая женщина, – насупился он. – Прекратите неразумно себя вести.
– Пусть его подержит Флоренс, – продолжала упрямиться Коринн, старательно отказываясь взглянуть на вопящего младенца. – Вы же знаете, что я не хочу видеть его. Я вас заранее предупреждала.
– Ваша служанка пошла за чистой водой.
– Тогда дождитесь, когда она вернется!
– Хотите рискнуть заражением? – резко спросил доктор. – Быстро возьмите дитя!
Он не дал ей возможности снова отказаться, просто положил ей ребенка на сгиб руки. Коринн тут же отвернулась, не желая взглянуть на него. Она не хотела, чтобы его образ запечатлелся у нее в памяти.