А за это время, полностью уничтожили пять фронтовых и три тыловых аэродрома, на три не успели, сотни складов, девять штабов, обстрел станций, больше ста поездов и эшелонов расстреляли, немало техники и вооружения оттуда позаимствовали. Десятки мостов. Шесть полноценных карательных батальонов полностью уничтожили. По карателям, то на местах боёв сканером проверял, чтобы никто не ушёл. Били и полицаев, как и их приспешников, без счёта. Боевые части Вермахта и СС били, но когда мне это было выгодно и всё на моей стороне. В основном из засад. В Днепропетровске пошумели, гоняя на танках по улицам. Столько паники было, не ждали те нас. Немало что там побили, сплошные пожары. Это налёт-отскок был. Ушли на север. Там тихими тропами, стараясь себя не обнаруживать, до Киева. Топлива едва хватило. Неделю заняло, потом пять дней на разведку. Там погоняли по улочкам Киева, паники и жертв было даже больше чем в Днепропетровске. Тем более я усилил батальон, на тот момент было шесть пушечных броневиков, четыре самоходки «Штуг-3», семь танков третьей модели, два четвёртой, и шесть бронетранспортёров. Я даже сформировал третью танковую роту, туда вошли немецкие танки. Самоходки в отдельную батарею. Шесть тяжёлых колёсных пушечных броневиков, они все в разведроту вошли. На тот момент она была сформирована. В общем, полночи мы терроризировали Киев, и свалили. Самоходки не участвовали, они прикрывали наш отход, снаружи стояли. Потери были, но небольшие.
На станции топлива захватили, вместе с грузовиками, потом там всё сожгли, уходя. Тюрьму освободили. Пока мы шумели, там рота автоматчиков при поддержке двух «четвёрок» работала. А через два дня нас Судоплатов нашёл, рация была, даже штабная машина, трофейная понятно, связь имели, нам ранее прислали радиста-шифровальщика. В города больше не врывались, это было больше политическим решением, страху навести, а в основном чисто по тылам работали. Особенно по военным эшелонам. Других там и не было. А тут вдруг приказ. Кстати, почему мы такими мобильными были и отчего нас поймать никак не могли. А когда мы ещё к Днепропетровску шли, захватили три больших грузовика, «Мерседес», специализированные, для перевозки понтонов и кран для них. Мелкие речки, где глубина, хватало трёх, если больше, да мы Днепр дважды пересекали, то загоняли по одной машине или танку, и на веслах или шестах на другой берег. Три ночи бывало занимало, зато неожиданно для немцев мы в другом месте оказывались. Они у мостов и бродов ждут, а мы напрямки, и уже далеко. Почему отозвали, я прекрасно понимал. Гитлер вообще в истерике был. Врагом номер один объявил. Да нас такие силы ловили. Два моторизованных корпуса Вермахта и две дивизии СС. Я и сам понял, что сглупил, сформировав полк, батальон более мобилен. Впрочем, я их раскидывал по разным заданиям, и у меня стало не один кулак, а три, даже четыре если стрелки отдельно. Сразу по четырём местам одновременно бил. Немцы до Сталинграда не дошли, помог Харьков, месяц держался. Дальше парни на прорыв пошли. Говорят, мало кто к своим вышел. Сто километров до Сталинграда те не дошли, и наши держали оборону. Крепко встали.
Вышли в районе Воронежа, немцы там как раз наступили, удобно было. Ночь помогла. Там полк сразу на пять эшелонов, иначе не хватало, и в Москву. В Москве приняли, в казармах разместили, да у меня в полку три тысячи бойцов и командиров, много сверхштатных подразделений. Там сразу приказ, сдать полк. Принял его Ободзинский, что при этом также подполковника получил и Звезду Героя. У нас триста семнадцать Героев в полку образовалось, плюс ещё пятьдесят посмертно. Мне тоже вторую дали, плюс два ордена «Ленина», за Днепропетровск и Киев, и «Боевого Красного Знамени». Это за остальные дела. Осыпали наградами. Там награждение, общение с журналистами, как нашими, так и иностранными, военными корреспондентами. Наши дела ярко освещали в прессе и на радио, рапорты наши читали как приключенческие романы. Что дальше? Парад был на Красной площади, я шагал впереди строя полка, моё последнее дело в его составе. Полк получил наименование гвардейский, стяг теперь имел, номер Шестнадцать. И как отдельная единица был отправлен на фронт. А я? А что я, меня на студию звукозаписи. Около тридцати песен моим голосом записали, и порядка пятидесяти другие исполнители, вроде как не под мой голос. Получил корочки члена Союза Писателей как поэт, даже издал книжицу с песенными стихами. Пластинки с моими песнями я себе набрал. На этом всё, в начале ноября меня откомандировали, на два года, военным приёмщиком на завод «Красное Сормово», в Горький, где и служу и поныне. Ставлю свою печать и подпись на приёмке. Кстати, часто возвращая на доработку, немало сырых машин или плохо собранных. Про меня забыли и не вспоминали, чему я был только рад, а тут срочный вызов. Настораживает.
Сканер показал, что свидетелей нет, так что свернул лагерь, девчат в хранилище, сам переоделся, а то был в лётном комбинезоне, не пачкать же форму, а тут уже офицерская форма с полным комплектом наград, и вот так легко взбегая по косогору, направился в сторону завода. Вскоре нагнав бойца. Да, пока шёл вспоминал. Как меня сюда определили, многие считали, что в ссылку, я спокойно работал и жил, радуясь тому, что обо мне забыли. Пластинки с моими песнями расходились как горячие пирожки, песни по радио звучали, но о новых не заикались, да и я новые больше не играл. На самом деле я знал почему про меня забыли. Приказ сверху. Всё просто, в Москве жил, ездил и работал мой полный двойник. Там госбезопасность работала. А меня на завод, да ещё с запретом покидать его охраняемую территорию. Только фамилию не меняли, всё равно все опознают. Лишь этим летом получил разрешение на свободный выход, немцам стало сильно не до меня. Три двойника погибло в Москве, что там работали в качестве приманок, но столько агентов взяли, да диверсантов, не передать. Там многие из госбезопасности на этом серьёзную карьеру сделали. Вот такие дела. По мне лично. Хранилище качается, на данный момент уже девять тонн и сто пятьдесят два килограмма. Только вот заполнено оно едва на две тонны. А что, я воевал до сорок второго, чем мог по мелочи заполнял, это снасти рыболовные, «МГ-42» с запасным стволом и шестью лентами. Взводная палатка с оснащением, как раз ею и пользовался, пока тут на берегу жил. Плюс моя небольшая. Место освободил тогда, бензин ушёл, снаряды к пушке. В ответ с немецких складов в хранилище ушло два ящика советской тушёнки, пустые ящики потом выкинул. Две коробки макарон, мешок муки, мешок соли, два мешка свежей картошки. Лук и капуста.
В общем, заполнено хранилище было, когда к нашим вышел. А дальше я под присмотром был, больше тратил, мне четверых девчат кормить надо, как и себя. Так что заполнения не было, даже сейчас ловил рыбу, девчата разделывали на куски и в муке валяли, солили и убирали в котелок, а я в хранилище на будущее. Пожарить скорее всего, так как уже изрядно нажарил такой рыбы за последнее время. А может и на уху. Делал запас, пока месяц тут жил. Это всё, у меня семь тонн и триста килограмм свободно, а я в тылу работаю. Трофеев особо нет. Ни самолёта, ни машины. Из оружия как было четыре «Вальтера», два «Люгера», «Кольт», карабин «Маузер» и вот «МГ-42» на сошках, и всё. А когда мне и что было набирать? Я там спать забывал, весь в работу ушёл, думы думал, как бы немцам не попасть на зубок и самих натянуть, странно, что припасы с двух складов увести вспомнил. Да пулемёт взял, как новинку, недавно на фронте появилась. Не у всех немецких частей была. Со снастями просто повезло. Там было два бамбуковых удилища, спиннинг, две донки и две удочки для зимней рыбалки. Плюс расходники к ним. Так что я был в предвкушении. Директор завода так срочно за эти два неполных года ни разу не вызывал, значит что-то случилось. Приёмки танков, что сегодня покидают цеха, не будет, они на завтра, так что для чего вызывают, остаётся гадать. Надеюсь мои догадки верны. Это пока всё на мне. Я здоров и доволен жизнью. Даже на фронт не против, по причине добычи трофеев.
Мои догадки оказались верны. Пройдя все посты охраны, чтобы попасть в кабинет к директору, поздоровался, мы с ним в хороших отношениях были, ну и получил на руки приказ. Завтра отбываю со свежей партией танков на фронт. Двадцать пять «Т-34–85». Думаю, рабочих это порадует. Меня они не любили из-за того, что часто приходилось переделывать или устранять свои косяки. Да и рабочие эти, женщины и дети, мужчин не так и много было. Однако, я стоял на своём, там парни на них воевать будут, и чтобы они это хорошо делали, нужно чтобы техника была в порядке. Это до них и доводил. Дальше сдавал дела, передавал свою работу майору, тоже танкист, без ноги, обожжённый. Тот у нас полгода, тему знал, справится. Вещи из общаги забрал. На следующий день погрузка техники, я наблюдал за этим от купейного вагона, где уже разместил чемодан, на багажной полке положил. Многие танки уже с экипажами были. Да собственно они и собирали, я только на косяки показывал, считался признанным экспертом-оценщиком, так что техника в идеале. Сам подписывал и печать ставил. А эшелон идёт на Минск. Собственно, у меня приказ поступить в распоряжение штаба Второго Белорусского фронта. Там сами решат куда меня, где заткнуть дыру в командном составе. Меня же старшим эшелона и назначили, поэтому всё проверив, техника чехлами накрыта, часовые на каждой платформе выставлены, а то воруют всё даже с движущихся составов, и дал сигнал к отправлению. Тем более уже время отбытия пришло, нас же в расписание движения поездов включили. Даже чуть пришлось нагонять его. Ничего, движемся, Москву проскочили, потом на Минск. Трое суток в пути были. Отбыли пятнадцатого августа утром, прибыли восемнадцатого под вечер.
В Минске, на станции, где шли активные восстановительные работы, немало пленных было, что меня удивило, я передал эшелон, точнее его содержимое, ответственному лицу из штаба фронта, куда меня и направили. Штаб фонта не в Минске был, но в комендатуре выяснив куда мне, остался ночевать в городе. Койку выделили. С утра поеду в сторону Лиды, штаб фронта находился там. С танковой колонной техники, что я доставил в Минск, мне смысла ехать нет. Те сразу в часть, на пополнение, а мне в штаб. Не по пути. Ответственное лицо от штаба в Минске жил, так что придётся самому добираться.