С утра позавтракал в столовой при комендатуре, у меня дорожные документы и на питание было, и на попутной грузовой машине, от складов колонна шла, других не нашёл, покатил в сторону Лиды. Кстати, в ту сторону железная дорога шла веткой, но немцы все мосты взорвали, пока ремонт шёл. Иначе бы на поезде добрался. А так с интересом крутил головой, слушая шофёра, байки его. После довольно скучной службы на заводе, снова вернутся на фронт, это было волнительно. Да по факту я сюда за добычей ехал. Мне с девчатами расплачиваться, а пока нечем. Машина нужна, самолёт. В общем, полно дел.
— … а вчера на этой дороге, там дальше, не доехали, бандиты обстреляли колонну. Увидите сгоревшие машины. Говорят, генерала тяжело ранили.
— Что за генерал?
— Не знаю, вроде армией одной командует. Тут таких бандитов, что с немцами не ушли, полно. Чистят леса, а они всё равно появляются.
— Это такая зараза что не сразу уничтожишь. И после войны от них много бед будет, — вздохнул я, прекрасно зная, что такое лесные братья.
Впрочем, Белоруссия насчёт этого не так громко прозвенела, как Западная Украина, вон где их засилье. И родные помогают прятаться. По идее там вообще полную зачистку нужно делать. Это мысль меня даже увлекла, будет чем занятья после войны. Почему бы и нет? Впрочем, мы доехали до Лиды благополучно. Там сошёл, машины сворачивали на склады, и пешком, неся чемоданчик, дошёл до здания, где располагался штаб. А через час уже знал, что меня назначили командиром гвардейской танковой бригады. По иронии судьбы, те двадцать пять машин, что со мной прибыли, как раз на пополнение ей и шли. Понесла потери в боях, даже комбриг погиб.
Я лежал под остовом сгоревшего танка, что ещё дымился, но металл уже остывал, потрескивая. Поле вокруг, и единственное укрытие это он, «Т-26» у которого детонацией сорвало и откинуло башню. Видны немецкие цепи. Шли прочёсыванием, вот и укрылся, зажимая пулевую рану в правом плече. Ещё одна касательная головы была, что видимо и помогло занять это тело.
То, что я погиб и переродился, факт. Что ж, и меня можно было достать. Я скажу так, это была блестяще проведённая операция советских спецслужб. Убили меня летом сорок седьмого года. А Тамара сдала, мои сверхспособности. Всех четырёх детьми, домом и алиментами обеспечил, за работу их тоже расплатился, всё честно, те это признали. А Тамара потребовала, чтобы я её научил тому что умею. Иначе сдаст. Надо было её пристрелить, но та моего ребёнка носила под сердцем, я к слову всех признал, три мальчика и дочка, дотянулся, сдала. И ведь поверили, прижали так, что в бега пришлось уходить, но не прорвался. Банально в рукопашной, когда я достал ручную гранату, да ещё противотанковую, та уже готова к применению была, боец осназа скрутил меня так, что граната между нами оказалась, прижата к животу. Я даже убрать её не успел в хранилище, как та нас обоих и разорвала. Да, это доработанная граната, запал от «Ф-1». И вот очнулся в новом теле, в поле чёрном от золы, пшеница сгорела, среди застывших подбитых советских танков. Десятка полтора. Опять начало войны. Что ж так-то? Хотя жив, уже радует. А вот и немцы, дошли до меня.
Конечно меня обнаружили и выдернули за ноги из-под машины, опасности та уже не представляла и не так сильно от неё жарко было. Я взвыл от боли в плече. Ничего, остальные дальше, а двое со мной. Надо же, наложили бинт, и довольно грамотно это сделали. Сначала велев снять комбинезон и френч, я попал в командира. Уже изучил документы. Собственно, потому под танк и залез, оружие, «Наган», с ремнём, портупеей и кобурой, всё что было по карманам, закопал в мягкой земле, скрыв следы раскопа. Планшетки вот не было. А так стянул сапоги, потом комбинезон, снял френч и нательную рубаху, уже пропитались кровью. Вот так и перебинтовали. Да, бой ещё видимо неподалёку шёл, слышна дальняя перестрелка, пушки работали, но тут бой не в пользу наших вышел. Кстати, я сам сапоги надел. Морщась от боли, смог, прихватил френч, а вот комбинезон пришлось бросить. Так что один солдат, меня пошатывающегося повёл прочь, откуда цепь пришла. И пока вёл, отстав метра на три, я размышлял. Потерял всё, из-за тупой блондинки. Ну не воспринял я серьёзно её угрозы, посмеялся, и о пункте о неразглашении помянул. Слово скажет, всё потеряет. А та видимо на принцип пошла. Нашей дочке уже второй год шёл, дождалась подходящего момента и слила, рассказала всё что было. Наверняка и остальных девчат разговорить смогли, они тоже в Москве жили, купил им дома, как и обещал, за детей. Я и в Ярославль их возил, родители знакомились с внуками. За месяц, когда меня взять решили. Отец тут войну пережил.
А вообще окончание войны я полковником встретил. Бригадой прокомандовал всего месяца два, как меня перевели в штаб фронта с повышением, инспектором, следить за состоянием всех бронемашин. Та ещё работёнка. Полковника там получил и ещё два ордена, «Отечественной войны» второй и потом первой степени. На бригаде пока был, только одного «Боевика». Пока война шла, пополнял нужным хранилище, и машина отличная, и самолёт, запасы делал. Золото. Тут я схроны искал сканером и находил, немцы и их подручные, попадая в окружение, прятали, прибирал. После войны легко вышел в отставку. Не стали держать. Жил как композитор и поэт свободно, летом охотился на лесных братьев. Отличная жизнь, идеальная, осталось дождаться дяди, и всё, дальше уже будет легче. Там свои, а тут из-за одной дуры, всё так повернулось. Нет, зря я с еврейками связался, нашлась одна паршивая овца, брать нужно девок было из вражин. Если потом рука и не поднимется на тот свет отправить, что скорее всего и будет, то, кто ей поверит, что она там говорит? В общем, серьёзность ситуации я не принял, и поплатился, да ещё так лихо меня взять решили. Не пришли знакомые, не пригласили на Лубянку, а сразу силовой захват. Почему? Похоже я ответа на этот вопрос никогда не получу. Если вообще эта ситуация с Тамарой связана. Может и нет. Ладно, перерождение получил, но я пустой, хранилища нет и не будет. Амулетов нет. Есть шанс сбежать из плена, хотя в моём состоянии, я был слаб, новым телом не особо уверенно владел, это сложно.
Знаете, что я скажу? А я обнаглел в прошлой жизни. А чего было бояться? Хранилище имею, если что на перерождение уйду, если амулеты не помогут. Об этом не думал, но подсознательно видимо так считал. И что? Ушёл на перерождение? Вот теперь сиди и хлебай по полной. Амулетов нет, хранилища нет, я гол, поэтому опасаться нужно всего. Я кстати, не шучу. Тут всё серьёзно. Вот так поглядывая вокруг, запоминая ориентиры, вон вдали от деревеньки какой-то одни печные трубы остались, надо узнать название. Пока же размышлял о том, в кого я попал. Вы удивитесь, но снова Райнов. Лейтенант Райнов, командир танкового взвода, Тридцать Восьмой танковый полк, Девятнадцатой танковой дивизии. Я пока закапывал всё, что на своём новом теле нашёл, всю память перешерстил, ну не помню, чтобы среди наших был Геннадий Леонидович Райнов. Не было у нас таких. Думаю, однофамилец. Выясню, пока же амнезию играть буду. Голова болит, мне и на голову повязку наложили, через лоб, выше ушей. Идти довольно долго пришлось, километра четыре, через мелкую речушку проходили, я там жадно напился до отвала. Конвоир особо не мешал. И вот выведя на полевую дорогу, тот довёл до группы пленных, что сидели у обочины в поле. С три десятка. Трое в командирское форме. Так что солдат передал меня и закинув ремень карабина на плечо, двинул обратно. Я же, осмотревшись на предмет знакомых этому телу, и один махнул рукой:
— Лейтенант, Райнов, сюда.
Френч я в руках держал, но нательную рубаху накинул у ручья, быстро постирав, как и френч. Ничего, подошёл и осторожно присев, спросил у капитана-танкиста:
— Вы кто?
— Не помнишь?
— Ничего. Как зовут из документов узнал.
— Эка оно бывает, — покачал головой капитан, второй, лейтенант молчал, чуть покачивался, и судя по расфокусированному зрению, контузия. — Я начштаба полка, в котором ты служил.
— А это кто?
— Вы же вместе из Ульяновского танкового училища в этом году пришли? По взводу получили, тоже не помнишь?
— Нет. Там что за деревня? — спросил я, указав на частично видные печные трубы.
— Войница. Мы тут бои вели на линии Ровно-Луцк. Дивизию стрелковую поддерживали.
У меня тут же сложилось где я и какое сейчас время.
— Кажется сейчас июнь?
— Двадцать четвёртое, — кивнул капитан, и куда-то мне за спину присмотрелся, и хмыкнул. — Похоже сейчас нас дальше в тыл погонят, конвойная группа прибыла.
Я осторожно развернулся, и глянул. Действительно конвойники. Семеро. Для начала те потребовали срезать петлицы и сдать звёздочки из пилоток, у кого были. Мой френч на коленях лежал, немец петлицы сам срезал. Нашивки нарукавные не тронул. А неплохое решение, без званий, обезличены, сильный удар по психике для многих. Это мне всё равно, для других серьёзное дело. Дальше нас выстроили в колонну, за это время наша группа приняла ещё восемь пленных в свои ряды, двое из которых ранены, и вот нас повели по дороге прочь от Войницы, куда-то глубже к немцам в тыл. Я не хочу в плен, уже знаю, что это такое, сидел в лагере, поэтому старался беречь силы, хотя уходило их много, но парень в которого я попал, здоровый, даже ранение не сильно его ослабило, брёл сколько мог. На одной силе воли, но я продержался до вечера и нас уже в сумерках завели в коровники, в которых явно сделали бараки для содержания пленных. Сволочи, за день ни крошки во рту. Только воды успевали по быстрому напиться, когда речки проходили, и то это было дважды. Там где попадались участки, подходящие для побега, конвоиры нас перегруппировывали, и шли так чтобы держать под контролем и не дать бежать. Да ещё встречные колонны немцев шли, когда пехота, когда техника. Ну не было возможности бежать. Нашу группу, через час как мы вышли, включили в другую, куда больше, вели колонну в пять сотен пленных. Всех нас в этот барак, итак не пустой, и загнали. Френч я накинул ещё когда выходили, сейчас же шаря руками в темноте, дошёл до стены, старался найти свободное место, но везде занято и ругань шла. Наконец нашёл, и то сидячее. Прислонился к бревенчатой стене и меня сразу вырубило. Как же я устал.