В управлении был рабочий порядок. То, что воскресенье, никого не волновало, с началом войны выходные и отпуска отменили. Меня направили к нужному сотруднику. Тот стал составлять документы, направил к фотографу. Сейчас командирские удостоверения уже с фото идёт. Ателье через пять зданий от управления. Четыре часа просидел в ожидании, тут не только очередь для съёмки, но и ждал, когда распечатают и выдадут сухие и горячие снимки. Потом три часа в управлении, кушать ходил в городскую столовую, за свои платил. Зато получил новенькое удостоверение капитана Красной Армии, и выбил место в гостинице для командиров. Еле нашли свободное, все места заняты. Хотели в общежитие отправить, но оно на окраине, далеко. Посещать нужный кабинет, чтобы получить направление, я не стал, на завтра оставил, тем более время позднее уже было, пятый час пошёл. Меня ещё поклонники музыкального творчества задержали, много общались. Впрочем, на выходе меня тормознули и направили в нужный кабинет. Оказывается, мою такую идею раскусили и дежурному приказали меня задержать. Жаль, я хотел ещё немного в столице побыть. Ожидал меня целый полковник, помню его в той толпе, когда исполнял «Батька Махно», мол, новинка. Вот хитрец.
— Что капитан, решили сбежать? — улыбаясь, спросил тот.
Я только виновато опустил плечи. Ничего, пообщались, я получил направление, дорожные, продаттестат. Всё что полагается. Кстати, в кассе выбил зарплату за четыре месяца. То, что я под следствием был, не значит, что мне не нужно платить. Вот музыку исполняли, деньги капали, никто не запрещал исполнять моё творчество. С полчаса у полковника в кабинете пробыл, тот даже сам сопроводил меня до своей машины, шинели получали в гардеробе, и отвёз на вокзал. Через два часа проходит эшелон в нужную сторону, меня посадят на него, место уже заранее забронировано. Как меня быстро из столицы выпроваживают. Это кто так подсуетился? Жигарев? Не думаю. Я ему наоборот на блюдце раскрытое дело преподнёс. Надо выяснить кто это такой «благодетель» и отблагодарить. Полковник на эту тему молчал, только таинственно улыбался. Он лично посадил меня на эшелон и отправил на Липецк. К сожалению, была обычная теплушка с нарами, где размещались Бойцы, ничего лучше не нашлось. Да и в вагоне был штаб стрелового батальона, так что пообщался с командирами, я даже спел десяток песен, аккордеон со мной, как и чемоданчик, спасибо немецкому полковнику. Так и катили в сторону Липецка. Место мне выделили, устроился вполне с удобствами.
Всю ночь в пути, я в основном спал, хотя отвык от шума поездов в тихой камере, так что часто просыпался и с трудом засыпал. Не скажу, что я выспался.
Куда я еду было ясно, направление на штаб Первого танкового корпуса. Там определят. А кто им командует я уже в курсе, генерал-майор Катуков. К своим еду, это хорошо. На месте меня встретили, молодой командир, адъютант комкора, и машина была, вполне свежая «эмка», их ещё выпускают. В общем, встретили как дорогого и долгожданного гостя. Даже приятно. Оказалось, то, что я немцев задержал у того села, серьёзно на боевую обстановку повлияло, немцы резерв ко мне кинули, и сил им не хватило в другом месте, фронт встал. На два дня, но наши успели закрепиться. В курсе были кого благодарить. Так что генерал со мной приватно пообщался, я комбат, был им и буду, но пока в бригадах корпуса всё укомплектовано по штату. В общем, я пока в резерв, временно буду в оперативном отделе штаба, где потребуется заткнуть дыру в командном составе, используют меня. Как командир батальона я себя хорошо проявил, даже отлично, за моими действиями следили, та засада, считается эталоном боевого искусства. Поэтому Катуков терять меня и не хотел, старого знакомого в управлении попросил, как узнает, что обо мне, или я за направлением приду, направить к нему. Ясно чего тот полковник со мной до конца, просьбу выполнял. Я в принципе и не против. Между прочим, у меня немало боевого опыта образца сорок четвёртого и сорок пятых годов, а там военная наука у танкистов ушла далеко вперёд.
Самолёт затрясся от удара пуль с «мессера», как горохом сыпанул. Тот с рёвом мотора отвернул, проскочив мимо. Я видел, что пилот, он впереди сидел, несколько раз дёрнулся, и голова безвольно свесилась в бок. Наш «У-2» стал кренится и уходить в боковое пике. Мотор работал с перебоями, поддымливал. Задели. Сам я, ругаясь, говорил же, что опасно днём лететь, но меня срочно с бумагами затребовали в оперативный отдел штаба фронта, и при этом быстро достал жгут и накинул на ногу. Рана чуть выше колена. Мясо подрало, кость вроде не задета. При этом держа ручку штурвала, в этом самолёте управление дублировано, выправил полёт. Надо на посадку идти, и срочно, первые язычки огня появились. Быстро их раздувало. Высота небольшая, прыгать нельзя, но иначе сгорю. Что плохо, пока мы маневрировали, то ушли на территории противника. Нас сюда и загоняли, явно специально. Лётчик Саша решил прорваться, вот и получил по мотору, ну и ему досталось. Да уж, а ведь рутинный вылет, у меня таких раз пять было. Когда как летали, днём или ночью, но тут вот не повезло. Рация работала, я на связи со штабом своего корпуса, сообщил, что за неприятность случилась, машина повреждена, горит, лётчик погиб или ранен, и где примерно иду на посадку. Секретные бумаги твёрдо обещал сжечь. Что ранен в ногу также сообщил, информацию приняли, подтвердили. Да тут километров пятьдесят до них по прямой, хорошая слышимость.
Дальше жёсткая посадка. Место неудачное, снесло шасси и биплан вспарывая землю винтом, что его быстро согнуло, замер. Потрескивало, пожар было утихший, снова продолжился. Всё в дыму. Отстегнув ремни, я с трудом выбрался на поломанное крыло, и к переднему гнезду. Проверил пульс. Погиб парень, быстро забрал оружие, пистолет «ТТ» и два запасных магазина, документы. Бросил тому под ноги сумку, с документами она, сгорит с самолётом, и тризна будет лётчику, и хромая поспешил прочь. Пара «охотников», что нас сработала, ещё крутилась в небе, но визуально я никого вокруг не наблюдал. Впрочем, спрятаться можно, хоть и сложно, никаких лесов, тут степи, изрезанные оврагами. Вот к ближайшему и спешил. Скатившись на заднице вниз, я достал санитарную сумку, в запасе имел, дальше сняв жгут, и стянул синие командирские галифе с кальсонами, а я штабной командир, в полной форме хожу. Не в полевой, как на передовой. Ну и начал промывать и чистить рану с обеих сторон, потом шить, и засыпав стрептоцидом, бинтовать. Галифе пока в хранилище, как и френч с наградами, на себя накинул обычную гимнастёрку с красноармейскими шароварами. Знаков различия на гимнастёрке не было. Снова натянул сапоги, ремень застегнул и поспешил прочь. Пилотка на голове, а то жарит, конец июля всё же. Часто прикладываясь к фляжке, пить хотелось, и часто, хромая я уходил подальше.
Надо сказать, тем что случилось я не сильно огорчён был. Хотел побывать в тылу у немцев и добыть что желал, вот пожалуйста, получил что хотел. Сейчас двадцать восьмое июля, три часа дня. Я батальон так и не принял, мои знания и умения быстро оценили в оперативном отделе штаба корпуса. Много моих идей были претворены в жизнь. Да что это, к концу ноября, получив звание майора, я принял командование отделом. Прошлый начальник ушёл на повышение. Катуков старался тянуть своих людей наверх, а меня он считал своим командиром. Да и я не возражал, тут тоже работа, и надо сказать важная. Конечно не так опасно, как на передовой, но и мы случалось под бомбёжками бывали. Вообще летние бои для нашего фронта тяжело сложились, в основном из-за безграмотных действий командования и плохой разведки, немцы, обладая силами меньше чем у нас, походя били наши части. Однако наш корпус вполне неплохо воевал, сильных потерь не нёс. Это по службе, меня она устраивала и даже нравилась, старался держаться за неё обеими руками. Пока получалось. Теперь по мне. Служба шла, я подход к одному интенданту нашёл, это он мне эту красноармейскую форму организовал, сумку с комплектом материала санинструктора, полная всем необходимым, хотя вещь довольно дефицитная. В форме красноармейца я рыбачить ходил в редкое свободное время, люблю это дело, сумка тоже в запасе, и видите, пригодилась.
Хранилище имело свободного тонну двести пятьдесят килограмм, с учётом покупок на рынке. За эти три месяца ещё на девятьсот кило накачалось, особо не пополнял. А нечем, всё имею, просто копил. Так что вот эта случайность, или неприятность, мне играла на руку. А где я ещё бы смог добыть нужное, когда привязан к штабу, и как секретоноситель, был под присмотром? Так что я собирался использовать это время во всю. Если от немцев смогу уйти. Если нет, сдамся. Там дальше сбегу, может транспорт добуду? Увидим. Чёрт, как пить-то хочется. Это от потери крови обезвоживание. Достав крынку с малиновым морсом, выдул почти половину. Подумав, я решил всё же не бежать, а дождаться немцев. Они мне транспорт пригонят, чего бегать? Так что устроился на склоне, поглядывая на полыхающий самолёт, уже до хвоста горел. Хана сумке. Вскоре, где-то через полчаса, действительно появилась пыль на горизонте. Два грузовика, полных немцами, те покатались, объезжая овраги, и подкатили к самолёту, встав недалеко. Из открытых кузовов посыпались солдаты, залаяли команды унтеров, лениво покинул кабину офицер. Лаяло три овчарки. Я скривился.
— Эсэсовцы, да ещё явно из охраны тыла, раз с собаками. Этим в плен, даже ненадолго, лучше не попадать.
Впрочем, я не покинул место наблюдения, всё равно поймают, а с моей ногой, свалить сложно. Про велосипед, даже тот что с мотором, кстати, обкатал его, не уйти. Поначалу я раной занимался, да и забыл о нём, ну а потом стало поздно. Да и тряска для раны не то что нужно. Впрочем, шаровары я быстро стянул с сапогами. А гимнастёрку и пилотку убрал, оставшись в чёрных трусах и белой майке. А то рана есть, а пулевого отверстия в шароварах нет. Пусть ищут куда вещи спрятал. Да и нашли быстро, уже через пять минут под приближающийся азартный лай собак, те показались из-за поворота и увидели меня, сидевшего на выгоревшей траве с поднятыми рукам и окровавленными бинтами на ноге. Сочиться кровь понемногу. Походил и вот результат. Бить не стали, осмотрели, видно, что пустой, и повели к машинам. Те сблизились, офицер с интересом изучил, и спросил на ломанном русском: