до наших. Всё же штурман я получше, чем лётчик. Не разбились и ладно. Вот и всё.
Три дня допросов, причём, это уже не Лубянка, хоть и один из отделов госбезопасности, другое здание. На Лубянке таких камер нет. Это точно, бывать приходилось в одной из жизней. Этот ещё ходит, маячит, ничего делать не даёт. Ну как тут успеешь прожевать свежий душистый хлеб с кружочком зельца? И чавкать от торопливости не хочется. Так что жевать приходилось быстро. Ничего, бутерброд съел. Вкуснятина. Кстати, надо будет пополнить, у меня зельца процентов двадцать осталось от закупленного объёма. Как и кондитерки. Надо сказать, меня в первый же день при допросе избили. Для начала переодели в старую ношеную красноармейскую форму, боты без шнурков, в них ходить осторожно нужно, точно не бегать, слетают. Ну и первый допрос, и с одной же оплеухи я со стула слетел. Побили, но я крутился, особо не навредили, потом подлечился лекарским амулетом, синяки только оставил. Что хорошо, в моей одиночной камере нет туалета, если захочешь, сообщаешь охраннику, что маячит по коридору, тут два десятка камер с двух сторон, он вызывает конвоира, и тот водит. В первую же ночь, ну как стемнело, я запросился, мол, по-маленькому после избиения часто хочется. Отвёл, нормальный туалет, зато в помещении окошко было, забранное решёткой. На уровне земли, мы в полуподвале находились. Выходил во внутренний дворик, но главное имел. Просунул руку между толстых прутьев решётки, и достал одного голема. Меня обратно в камеру, я же уснул, и одним потоком управлял големом, где перемахнув через высокую стену, пошёл на охоту.
Сначала отловил следака, как раз двинул домой, на тёмной улочке вырубил и переломал все до одной кости. Ну кроме тех, от повреждений которых он умрёт. Потом к бойцам. Их казарма была в трёхстах метрах. Под видом этого следака, а голем сменил внешний вид, навестил, приказав следовать за собой. Покинули казарму, и там переломал в кашу и их кости тоже, особенно опуская с силой опору ноги, крушил тонкие косточки пальцев. Мстить надо всегда. Что интересно, новый следователь, к физическим приёмам не переходил, был довольно вежлив, хотя и настойчив в опросах и допросах. Интересно, что же из моего прошлого его так заинтересовало? Потому как тот изучал всё моё прошлое, не акцентируя внимание на чём-то одном. Видимо специально, чтобы меня запутать. Удалось, я в недоумении. Вот так закончил с бутербродом, когда пришёл конвоир за мной. Я как раз цыкал зубом и заострённой спичкой чистил зубы, когда тот зашумел связкой ключей и замком моей камеры, буркнув:
— Подследственный, на выход с вещами.
Кстати да, тут по фамилиям не обращались к сидельцам, только как к «подследственным». И общаться запрещалось, за этим такие охранники следили. Могут приласкать дубинкой, если пасть откроешь. Это меня инструктировали до того, как впервые в камеру отвести. Да я и не общался, просто не о чем. А тут отвели в кабинет следователя, конвоир вышел, а лейтенант, что мной занимался, откинулся на спинку стула, явно чего-то ожидая, и с интересом меня рассматривая. Ожидали знакомого майора, это он меня вербовал в их ряды.
— Вот что, Райнов, ты нам не подходишь, — сходу сказал тот, проходя в кабинет.
— Это почему? — удивился я.
— Потому что ты не тот материал, с которым мы работаем. Ошибся я.
— Почему? — нахмурившись, уточнил я.
— Закрытая информация. Сейчас получишь документы, и в управление Красной Армии. Они тебя к себе обратно легко примут.
— Хорошо, — пожал я плечами.
Надо сказать, я был изрядно озадачен, но принял всё как есть. Мне в принципе всё равно. Хорошо и интересно провёл три месяца, чего печалится? Нет так нет, насильно мил не будешь. Мне выдали нужные документы, о переводе меня, с сохранением звания, обратно в рабоче-крестьянскую. Форму оставили ту же, что была на мне пока в камере сидел, и стоптанные сапоги. Возвращать вещи, мои личные, что хранились на базе, никто не собирался. А когда я об этом помянул, посмотрели, как на идиота. Чёрт-с два, у меня ещё раз секретное оружие получите. Вот так покинув это здание, показал им всем средний палец и двинул прочь. А на речку, искупаться и помыться хотел. Пока шёл, размышлял. Что делать с полевой кухней все мысли занимали. Раз в армию возвращаюсь, может пригодится самому? Поди знай куда назначат. Я ведь её сюда привёз для продажи или на обмен на что-то нужное мне, что важно. На фронте я себе ещё добуду, самолёт при мне, и пока в столице нахожусь, стоит продать эту дефицитную вещь. Да, продаю, решил. Место для техники нужно. Кстати, что по технике, был браслет с хранилищами в прошлом мире, я немало чем его пополнил. И кстати, не держал, а активно эксплуатировал. «Тигры», «Ми-24», я потерял в США, на её территории, когда наносил удары. Это был шок. Когда война и русские приходили в их дома, я на бронемашинах штурмовал небольшие города, в основном где военные заводы или производства, отстреливая всех на улицах, кто имел оружие и пускал его против меня и моих бойцов. А так как оружием во многих Штатах мог владеть любой, кроме тех, кто сидел, то жертв было много, да я там всю технику потерял, танк дольше всех продержался, его сожгли ракетой с вертолёта, но прошло всё неплохо. Да и заменил на аналоги американцев. Да и удары наносил больше тактикой диверсантов, а такие удары с бронетехникой, особенно российской, носили демонстративный характер. Для запугивания.
Тут тоже было бы неплохо сделать свой запас. Например, я помню в одном белорусском озере, на глубине семь метров, утоплен в иле «Т-40» с двадцатимиллиметровой пушкой. Хорошая танкетка, я воевал на аналоге, «Т-60». А этот ещё и плавает. Однозначно брать надо. Будет место, заберу. Конечно аурное хранилище с браслетом не сравнить, но ничего, качается. Место будет, не сейчас, так после войны. А как показал опыт, танк, даже такая танкетка, в жизни всегда пригодится. Пять с половиной тонн, иметь боезапас, ещё полтонны, шесть тонн, больше полутора лет качать под место для этой бронемашины, но вряд ли пожалею если приберу её к рукам. Вон, у меня уже накачалось на данный момент, пять тонн восемьсот пятьдесят килограмм с мелочью. Сегодня одиннадцатое июня к слову, пятница. Если выгрузить всё что имею в хранилище, то как раз место для танка и немного для боезапаса. Это так, просто прикинул. Так что я добрался до речки, где стоял шум и гам, детишки купались, и немало. Она тут недалеко. До того, как выпущенного наружу голема деактивировал, тот осыпался кучкой земли, успел его сканером всё вокруг изучить. До реки метров четыреста. Вот уверенно до неё и дошёл, определив, что похоже за мной хвост. Не уверен, хорошо работают, поэтому достал в кустарнике второго голема и последнего у меня в запасе, тот принял вид прохожего, лысоватый с пузиком, на Хруща похожий, мне такой попался по пути, и стал прогуливаться в стороне. И меня охраняя, и контролируя округу. Точно есть слежка, пять топтунов и две машины. Серьёзно за меня взялись. Тут уже продажей полевой кухни не займёшься. Ладно, искупаюсь и в управление.
Я только сапоги снял и в форме в воду залез, заодно постираю, попахивал. С полчаса купался. Потом форму и исподнее на ветвях кустарника повесил, загорая, пока наружка истекала потом, наблюдая за мной со стороны, сегодня было особенно жарко, под плюс тридцать пять точно. Около часа на речке пробыл, и двинул в управлении. По пути патруль проверил, но придраться не к чему было. Нет, можно конечно, просто не стали. В управлении пока мне оформляли новые документы, я достал из хранилища свою армейскую полевую форму старшего лейтенанта, со всеми наградами, и переоделся. Я их не сдавал. Да и на базе осталась одна мелочёвка, поэтому сильно не настаивал вернуть. Наверняка уже по рукам разошлось. Тут собственности нет, блин, всё общее. В общем, к вечеру всё сделали, документы получил, и направление. А направление не в армейские части, а перевод в ГРУ. Разведка армейская. Завтра узнаю куда, хотя догадаться не сложно. Похоже армейцы в курсе о моей подготовке и таких претензий как госбезопасность ко мне не имеют. Я думаю использует в таком же качестве, командиры группы разведки и диверсантов. Завтра узнаю. А пока меня в командирском общежитие устроили. Не в гостинице. Кстати, я кажется догадываюсь, что так не понравилось во мне госбезопасности. А моя реакция на избиения. Помните бежал из плена, там особисты решили со мной с помощью кулаков поговорить? Их с грузом на дно речки. Тут схожая ситуация, но забили в ответ так, что стали инвалидами. Точно стали, гарантия, сплошной каркас из гипса. Лежат в ведомственной больнице. Вполне могли связать эти два случая. Хотя вряд ли, я оба раза под запором был, и не думаю, что это причина. Значит ещё что-то о чём я не знаю.
— Райнов! — окликнул меня знакомый командир-инструктор, что пробегал мимо, за ним как утята бежали новобранцы. — Тебя батя искал.
— Понял, сейчас дойду.
Отряхнувшись, а я купался в озере у нашей базы подготовки личного состава ГРУ. Да, сегодня шестое июля сорок четвёртого, я уже год как служу на этой базе. Было два мелких заброса на вражескую территории, на три дня — ликвидировать бургомистра целой области, и на семь — для уничтожения важного железнодорожного моста. Для получения личного опыта, а в основном именно в работе инструктора-подрывника меня держали. Кстати, сюда приказом перевели, и я в курсе что служба секретная и из неё не уходят, а я сразу сообщил, служба не интересует, после окончания войны считайте меня дезертиром, я исчезну, и плевать на последствия. До сих пор думают, что я шутил. Нет, конечно не сбегу, но те кто будет препятствовать, или пострадают от рук неизвестных или вообще исчезнут. Пока не отпустят, эта практика давления будет идти дальше. Мной итак недовольны тем, что стал известен на весь Союз. О да, тут интересные дела происходили за год. А я услышал вдруг на радио как исполняли мои песни, за авторством какого-то Чуркина. Быстро в редакцию, выяснил кто это, и пообщался, он как раз в городе был. А я исполнял на фронте песни своим бойцам, а тот там был в составе выездной агитбригады, записал и выдал за свои. Големы ему всё переломали, ещё живого сунули головой вперёд в яркий костёр, держали пока дёргаться не перестал, а тело прикопали. Даже не передать как я на него зол был. Ещё легко ушёл. В редакцию я сам пришёл, исполнил пять песен. И дальше исполнял раз в месяц по две-три. Уже пятьдесят штук выдал. На пластинках вышли, по радио часто звучат. Мне капает с этого процент. Ну и стал членом Союза Писателей, встал в очередь на квартиру. А известным стал под своим именем, родные очень довольны, вот начальство и было недовольно. Хотя на дни рождения, приглашать своего известного музыканта, не забывало.