Домой Ревко вернулся в 18.30.
Супруга встретила его вопросом:
– Как все прошло, Клаус?
– Маргарита сегодня после обеда отпросилась в обкомовский магазин, подарок тебе ко дню рождения купить. Спрашивала у меня, подойдут ли тебе сережки с камушками. И духи французские. От меня.
– Клаус, ты плохо слышишь меня? Дело сделал?
– А?! – опомнился агент ЦРУ. – Да, за утренним кофе. Она выпила всю чашку, понесла мыть.
– Ампула?…
– Выбросил в унитаз.
– Ты уверен, что она выпила именно яд?
Ревко недоуменно посмотрел на жену.
– Ты что хочешь этим сказать?
– Не попутал ли ты? А то не Макаров станет вдовцом, а я – вдовой.
– Ну и шутки у тебя, Ева. Конечно, я проследил, в какую чашку вылил яд. Маргарита пила кофе как раз из нее.
– Расскажи, как все было.
– Может, сначала я разденусь? Хотя какой смысл? Мне все равно еще выходить в парк.
– Зачем?
– На встречу с Никифоровым. Хочу послать его к Герберу с докладом и за уточнением задачи. Военно-строительное подразделение в Верховске уже приступило к работе, а делает оно все быстро, это не гражданское СМУ. Недели через две все будет готово. Накрой стол. Я умоюсь и поужинаю.
– Хорошо, но потом расскажешь.
– Да, дорогая, расскажу. Боже, как я устал сегодня.
– Тебе вдруг стало жалко Маргариту?
– Нет, мне жалко, что она не успеет подарить тебе серьги, а я – настоящие французские духи.
– Да. – Ева вздохнула. – Это действительно жалко.
После ужина Ревко рассказал жене, как отравил Маргариту, встретился с Губаровым, определил задачу ему и его подельникам. О предстоящей встрече с Никифоровым Ева уже знала.
Она выслушала мужа и проговорила:
– Может быть, ты поторопился с этим Монголом?
– Я же говорил, строители начали работу. А что для роты соорудить подземное хранилище? Выкопать котлован недолго. У военных мощные экскаваторы. Потом надо будет вывезти грунт и мусор на свалку, забетонировать все, сделать шахты, проходы, проложить электрические кабели, наверху поставить небольшой цех по производству или проверке промышленных контрольно-измерительных приборов. Это максимум недели три работы. А если в две смены, то не более двух. Завоз зарядов – дело трех-четырех ночей. Днем русские вряд ли станут демонстрировать местным жителям специальную технику. И все. Двери наглухо закроют, шахты, вентиляцию замаскируют, не найдешь, а верхнее здание никому и даром не нужно.
– Слушай, а может, Рита будет хранить подарок во дворце культуры?
– Ты предлагаешь сразу же после ее смерти забрать его?
– Конечно. – Она притворно подняла свои холодные, безжалостные глаза к потолку. – Мне было бы приятно иметь такую дорогую память о ней.
Ревко прошел на аллею парка. Пенсионер сидел на лавке и беспокойно озирался по сторонам.
Ревко пристроился рядом с ним и спросил:
– Ты чего это так нервничаешь?
– Да недавно пацаны прошли. Четверо, пьяные. Один из них посмотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но они пошли дальше. Как бы не вернулись. Тут вечерами неспокойно. И куда только милиция смотрит? Вот на проспектах, центральных улицах, у ресторанов, гостиниц их полно. А тут никого. Хоть для порядка патруль бы иногда заезжал.
– Боишься, Иван Сергеевич?
– А как не бояться? В кармане три рубля. Так и за те ножом пырнут.
– Не бойся, я с тобой.
– А ты-то чего против стаи сделать сможешь?
– Разогнать. Но ведь никого нет. Ушли твои пацаны к девкам в общагу.
– Ну, дай-то бог.
– Слушай меня. Завтра опять поедешь в Москву к Соболеву. Все как всегда. Встретитесь, передашь ему вот это. – Ревко-Линге отдал пенсионеру конверт. – Дождешься, пока даст ответ. С ним в Переслав, и сразу звонок мне.
– Так моя «Победа» скоро загнется.
– Купишь «Москвич» новый, денег поди уж на три собрал.
– Ты мои деньги не считай. А «Москвич» вместо «Победы» мне и даром не нужен.
– Ну, значит, подлатаешь свою ласточку.
– Деньги.
Ревко передал ему двести рублей десятками.
Пенсионер отвернулся, пересчитал их и сказал:
– Добро. В шесть утра тронусь.
– Буду ждать звонка. Расходимся.
– Погоди, Ефим Макарович. Ты это, проводи меня из парка, а то налечу на бандюков малолетних и сгину ни за что.
– Ладно. Провожу, если ты такой боязливый.
Дома Ева смотрела телевизор.
– И что ты там увидела? – спросил Ревко.
– Да вот фильм заканчивается, «Зигзаг удачи», так себе комедия. В девять часов начнется программа «Время».
– Тебя интересуют вести с полей?
– Надо знать, Клаус, чем живет твой враг.
– А ты это воочию не видишь?
– В масштабе страны – нет.
– Ну, правды в масштабе страны ты и во «Времени» не узнаешь. Помнишь события в Новочеркасске Ростовской области, когда забастовку устроили рабочие электровозостроительного завода?
– По сводкам. Я тогда проходила стажировку в учебном центре ЦРУ.
– Вот, по сводкам. А в СМИ советских ничего об этих событиях не писалось, по радио не говорилось, по телевидению не показывалось. А ведь в Новочеркасске реально поднялся почти весь город. Это произошло в стране победившего социализма, где все исключительно для простых людей, рабочих, крестьян, интеллигенции. По нашим данным, в городе первого июня шестьдесят второго года погибли около сорока человек, по информации других источников – двадцать шесть, около ста получили ранения. Расстреляны семь так называемых зачинщиков. Новочеркасская тюрьмы была забита до отказа. Во второй день жертв было меньше, около десятка. По военнослужащим статистику мы так и не получили, но жертвы были и среди солдат и офицеров. Если бы СМИ осветили эти события, то, я уверен, во многих городах и районах поднялись бы люди. Это понимали в Президиуме ЦК, который тогда был вместо Политбюро, вот и решили засекретить информацию. О массовых волнениях в столице донского казачества в стране не узнали. Русские умело скрывают свои тайны. Так что выключи телевизор, надоела уже эта политическая агитация.
Во вторник Маргарита пришла на работу пешком, была вполне здоровой, даже радостной.
Она зашла к Ревко с коробками в руках.
– Доброе утро, Ефим Макарович.
– Доброе, Маргарита Аркадьевна.
– Оцените подарки. Мне кажется, Катя будет очень рада.
– А ну, давайте посмотрим.
Макарова открыла бархатную коробку.
В ней на красном атласе лежали золотые серьги с камнями, блестящими на свету.
– Ну и как, Ефим Макарович?
– Потрясающе, Рита, я такие еще никогда не видел.
– Кате понравится?
– Еще бы. Но серьги, наверное, очень дорогие, да?
– Это не важно. А вот ваши духи. «Шанель», французские. Аромат небесный.
– И сколько я вам должен?
– Сорок три рубля, но отдадите, когда захотите, мне не к спеху.
«Еще бы, – подумал Ревко. – Тебе и зарплата в сто рублей даром не нужна. Это так, на мелкие, карманные расходы. Секретарь обкома имеет тысячи, несмотря на официальную зарплату в четыреста рублей. Если добавить к ним премии, выплаты за секретность, допуск к государственной тайне и прочие доплаты, то выйдет весьма приличная сумма. Да еще Петр Тимофеевич не гнушается подарками разного рода. Получил он как-то простой письменный набор из двух ручек. Но под держателем, внешней оправой, была спрятана небольшая добавочка, всего-то десять сторублевых купюр. В общем, Маргарита Аркадьевна действительно ни в чем не нуждается. Вот только наслаждаться этой обеспеченной жизнью ей остается всего сутки».
– Я отдам с зарплаты, хорошо?
– Да не беспокойтесь вы, Ефим Макарович, отдадите.
– Где думаете держать подарки?
– Знаете, у меня сейф буквально забит бумагами. Может быть, у вас?
– Конечно, у меня верхняя полка свободна. – Он был доволен, открыл сейф, положил подарки внутрь, затворил дверцу и спросил:
– А вы, Маргарита Аркадьевна, говорили с мужем насчет дня рождения Кати? Я хочу заказать банкетный зал в ресторане человек на двадцать. Мы были бы рады видеть вас на этом празднике.
– Мы с Петром будем.
– Для вас отдельное приглашение сделаем.
– А какой ресторан выбрали?
– «Горку».
– Это ресторан «Варшава»?
– Да, извините. Называю так, как зовут в народе, он на холме. В прибрежной зоне недалеко от Кремля.
– Я знаю. А приглашение необязательно. Считайте, что я все уже передала и муж согласился.
– Это будет просто замечательно. Вы, такая пара – и у нас!
– В этом нет ничего особенного.
– Не скажите, далеко не к каждому обычному человеку в гости придет сам секретарь обкома.
– Петр не такой! Он не терпит, когда люди кичатся своим служебным положением.
«Ага, не такой! Знала бы ты, какой у тебя муж», – подумал Ревко, но сказал совсем другое:
– Да, согласен, Петр Тимофеевич в этом плане человек не заносчивый, как, впрочем, и во всех других отношениях.
Маргарита ушла работать.
Ревко закурил сигарету, подошел к окну.
«Завтра она должна умереть. Где-то в это время. Это произойдет здесь. Надо собраться, чтобы вести себя естественно. А может, Маргарита не успеет выйти из дома? Что гадать, как будет, так и будет, ничего уже не изменить. Она сама виновна в своей смерти».
Ревко закашлялся от дыма, затушил окурок в пепельнице, которую держал в руке, прошел к столу. Как же медленно сегодня тянулось время!
В 14.30, сразу после обеда, в кабинете директора ДК раздался звонок.
Ревко, только что вернувшийся из столовой, снял трубку.
– Да.
– Это Никифоров.
– Что у тебя?
– Я вернулся.
– Уже?
– Да. Стоматолог ждал меня, взял письмо, ушел, вскоре вернулся, передал мне конверт с ответом, и я поехал обратно. ГАИ нигде не останавливала, добрался без проблем. Звоню тебе с телефона-автомата.
Ревко спросил:
– Ты от парка далеко?
– На Московской улице.
– Письмо, что передал стоматолог, с собой?
– В кармане.
– Хорошо. Отправляйся домой. Я зайду к тебе.